Деревенские девчонки - О'Брайен Эдна - Страница 15

Мы притормозили у тротуара неподалёку от центра Лимерика, я поблагодарила его и вышла из машины. Он в это время закрывал и запирал дверцы. Мне страшно не хотелось расставаться с ним. Я чувствовала в нём что-то такое, что заставляло меня тянуться к нему. Он окликнул меня:

– Может быть, пообедаем вместе, Кэтлин?

Я рассчитывала перехватить в городе чашку чаю со сдобными булочками, но не стала говорить ему об этом.

– Ну так как, встретимся попозже?

Я сказала, что с удовольствием встречусь. Его взгляд остался по-прежнему печален, но в моей душе всё пело от восторга.

– Но ты не забудешь об этом, не правда ли?

– Ни в коем случае, мистер Джентльмен, я не забуду. И я отправилась по магазинам.

Прежде всего я зашла в самый большой универмаг на главной улице. Мама всегда делала здесь основные покупки. Я спросила у уборщицы, которая тёрла пол, стоя на коленях, где я могу купить форменное гимназическое платье.

– На четвёртом этаже, милая, Ты можешь подняться на лифте.

Когда она улыбнулась мне, стало заметно, что у неё недостаёт зубов. Я протянула ей шиллинг. На автобусном билете я сэкономила три шиллинга и могла позволить себе быть щедрой.

Я вошла в кабину лифта. Им управлял подросток в курточке, застёгнутой на все пуговицы.

– Я хочу купить гимназическую форму, – сказала я.

Он не обратил на мои слова никакого внимания.

Я уселась на стул в углу кабины, потому что это была моя первая в жизни поездка на лифте, и у меня уже заранее кружилась голова. Кабина, постукивая, миновала три этажа, затем остановилась, и лифтёр открыл мне дверь. Отдел гимназической формы оказался как раз напротив лифта, я подошла к нему.

Купив форму, я взвесилась на напольных весах в туалетной комнате и обнаружила, что мне не хватает семи фунтов до моего нормального веса. Рядом с весами была укреплена табличка, на которой указывались значения нормального веса в зависимости от роста.

Вниз я спускалась по лестнице. Коврик, покрывавший её, кое-где протёрся, но мягко пружинил под ногами. В цокольном этаже я купила всем подарки. Шарф для отца, перочинный нож для Хикки, флакончик духов в виде лодочки для Бэйбы и розовый лак для ногтей для Марты. Потом я вышла на улицу и загляделась на витрину ювелирного магазина. Там было выставлено множество часов, которые мне очень понравились. На углу я зашла в большую церковь, чтобы исполнились три моих желания. Нам говорили, что если помолиться в новой для тебя церкви, то три твоих желания обязательно исполнятся. Святая вода была здесь не в купели, как в нашей церкви, но капала с узкой каменной полоски; я омочила в ней пальцы и перекрестилась. Я попросила у Бога, чтобы мама вознеслась на небеса, чтобы мой отец больше не пил и чтобы мистер Джентльмен не забыл встретиться со мной в час дня.

К гостинице я пришла за полчаса до назначенного срока, чтобы не заставлять его ждать меня, но побоялась войти в вестибюль – швейцар мог посчитать, что у меня нет права болтаться там.

За это время мистер Джентльмен успел подстричься в парикмахерской, и, когда он спускался по ступеням лестницы, его лицо показалось мне более тонким, у него стали видны верхушки ушей. До этого они скрывались под начёсом красивых седоватых волос. Он улыбнулся мне. Сердце моё снова затрепетало, и я с трудом смогла что-то пролепетать.

– Ты знаешь, мужчины предпочитают целоваться с молодыми девушками, которые не красят губы, – заметил он.

Он имел в виду две тонкие полоски розовой помады, которой я слегка подвела губы. Тюбик этой помады я купила в магазине Вулворта и прямо перед зеркалом у прилавка, увеличившим все поры моей кожи, подкрасила губы.

– Я и не думала целоваться. Я никогда ещё никого не целовала, – ответила я.

– Неужели никогда? – поддразнил он меня. Я поняла это по тому, как он улыбнулся.

– Нет. Никого. Только Хикки.

– И больше никого?

Я покачала головой, а он взял меня под руку и ввёл в ресторан гостиницы. Руки мои показались мне ужасно тонкими и белыми, и я застеснялась их.

В первый раз в жизни я вошла в ресторан, пусть даже и гостиничный. Я решила про себя, что попрошу заказать себе только самые дешёвые блюда из меню.

– Я буду есть тушёную баранину с луком, – сказала я.

– Нет, ты не будешь её есть, – сурово ответил он. Он держался со мной строго, но это была напускная строгость. Он заказал официанту для нас обоих жареных цыплят. Другой официант принёс высокую, с длинным горлышком бутылку вина. На столе между нами стояла ваза с цветами, но они не пахли.

Он налил немного вина в свой бокал, попробовал его и улыбнулся. Потом наполнил мой бокал. В день конфирмации я дала зарок воздержания от спиртных напитков, но я не решилась сказать ему об этом. Он всё время улыбался мне. И хотя улыбка его была очень печальной, она мне нравилась.

– Расскажи мне, как ты провела день.

– Купила школьную форму, а потом бродила по улицам. Вот и всё.

Вино было горьковатым. Я бы предпочла ему лимонад. После обеда я попросила мороженого, а мистер Джентльмен заказал себе белый сыр с зелёными прожилками плесени в нём. Он пах, совсем как носки Хикки, но не новые носки, которые я для него купила, а те старые, которые он хранил под своим матрацем.

– Всё было чудесно, – сказала я, отставляя свою тарелку на край стола, где официанту было бы её удобнее взять.

– Точно, – согласился он.

Я не понимала, был ли мистер Джентльмен чересчур застенчивым, или ему просто не хотелось говорить. Во всяком случае, застольной беседы у нас не получилось.

– Надо нам будет как-нибудь ещё пообедать вместе, – сказал он.

– Я уезжаю на следующей неделе, – ответила я.

– Уезжаешь в Америку? Паршиво, мы тогда никогда больше не увидимся.

Мне показалось, он думал, что это звучит забавно. Он выпил ещё вина; его глаза были очень большими и очень, очень печальными. Мы смотрели друг другу в глаза, пока я смогла это выдержать.

– Так ты говоришь, тебя ещё никто не целовал? – снова спросил он меня.

Он пристально рассматривал меня, но мне не было стыдно под его взглядом. Его взор то устремлялся мне прямо в глаза, то скользил по моему лицу и останавливался на моей шее. Моя шея. Она была снежно-белой, и её хорошо подчеркивало надетое на мне шёлковое платье с небольшим декольте. Платье было нежно-голубого цвета, по ткани были разбросаны узоры в виде то ли лепестков яблонь, то ли падающих снежинок. Во всяком случае, смотрелось оно на мне неплохо, особенно вместе с юбкой, украшенной множеством мелких блёсток, сверкавших во время ходьбы.

– Когда мы в следующий раз будем обедать, не крась губы, – попросил он. – Мне ты больше нравишься без косметики.

Кофе горчил. Я положила в него четыре кусочка сахара. Мы вышли из ресторана и пошли в кино. Перед сеансом он купил мне коробку шоколадных конфет, перевязанную ленточкой.

В кино я немного поплакала, потому что фильм оказался довольно грустным – история парня, оставившего свою девушку, так как ему надо было идти на войну. Он усмехнулся, увидев мои слёзы, и шёпотом предложил уйти из зала. Пробираясь передо мной по тёмному проходу, он взял меня за руку, а в вестибюле вытер мне слёзы и велел улыбнуться.

Когда мы возвращались домой, солнце ещё не село. Но дальние холмы уже заволокла синеватая дымка, а деревья у подножия холмов тонули в сиреневом тумане. Крестьяне собирали на лугах сено, а ребята валялись на только что поставленных копнах, грызли яблоки и швыряли друг в друга огрызки. Запах свежего сена, пряный и кружащий голову, заполнил машину.

Женщина в высоких сапогах вела домой коров на вечернюю дойку. Мы притормозили, чтобы дать ей перейти дорогу; и в этот момент я поймала брошенный им на меня взгляд. Мы улыбнулись друг другу, он снял одну руку с рулевого колеса и опустил её на складку моего голубого платья. Там её уже поджидала моя рука. Наши пальцы переплелись, всю оставшуюся дорогу мы так и ехали, отрываясь друг от друга только на крутых поворотах. Его рука, узкая и тонкая, была очень нежной. Волосы на ней не росли.