В порыве страсти - Майлз Розалин - Страница 59

Но пришел человек.

Из трепещущих растущих теней, крадучись, вышел отряд воинов, самый рослый мужчина в пантомиме выслеживал кенгуру и охотился на них. Юноши-загонщики преследовали животных, убивали их копьями, и танцоры, лежа на земле, так отчаянно содрогались в предсмертных судорогах, что трудно было поверить, что убийство происходит не на самом деле.

Женщины, ведомые Джиной, радостно встречали возвращающихся воинов и готовили праздничную трапезу. Юный вождь вышел вперед, поприветствовал женщин и принес в жертву кенгуру, чтобы накормить племя мясом. Это же Тимбо, с удивлением подумал Джон. Он не сводил глаз с Джины – королевы женщин, которая приняла жертву вождя и пригласила воинов присоединиться к ним.

Каждый воин выбрал себе женщину, и танцоры, обнявшись, пара за парой растворились в сумерках, оставив юную королеву и вождя наедине. Джина и Тимбо раскланялись, переглянулись и, описав круг, начали робко сближаться, шаг за шагом, их тела тянулись друг к другу, страсть пронизывала их до дрожащих кончиков пальцев, музыка зазвучала на регистр выше, имитируя сердцебиение, символизируя любовь и жизнь. В пантомиме-ухаживании юноша завоевал девушку и, взяв за руку, назвал своей. Джон заметил, что Бен с явным неудовольствием ерзает на стуле. Значит, ему тоже не нравится пародийная свадьба? Глаза Джона застлал багровый туман ревности, он был готов убить Тимбо, ему хотелось разорвать удачливого поклонника «королевы» Джины на куски и скормить собакам.

Вдруг музыка стала мрачной, застонали, зарыдали диковинные инструменты, похожие на голоса животных.

Появились Кёниги! Вот, оказывается, кому здесь принадлежит единственная диссонирующая нота, язвительно подумал Джон.

Стайка танцоров-кенгуру ускакала в опустившуюся тьму, их обратила в бегство группа медленно шагающих танцоров-коров, они надвигались, опустив головы и подняв руки, как грозные рога. На заднем плане женщины и юноши, которых не пускали к источнику, изображали голод и медленную смерть. Воины собрались вокруг юного вождя Тимбо, и он поклялся перед молодой невестой-Джиной, что спасет племя. Внезапный набег принес людям племени двух коров. Но по пятам за ними шли великаны, раскрашенные пепельной краской и оттого белеющие в сумерках, как приведения – то были Кёниги, белые люди, жаждавшие отомстить.

Почти стемнело, но с начала представления никто не шелохнулся. Чарльз, стоявший слева от Джона, сосредоточенно застыл, стиснув зубы, его мрачное лицо побледнело. Бен все так же ерзал, покачивался, его, казалось, захватил всепоглощающий ритм музыки, звук нарастал, обвиняя, нагнетая напряжение, разрядить которое мог лишь отчаянный крик боли. Алекс смотрел на сцену застывшим взглядом, он едва владел собой, Триша рядом с ним дышала неестественно тяжело, ее грудь поднималась и опускалась, выдавая волнение. Вдруг она начала всхлипывать. Что ж, горько подумал Джон, не очень приятная история! Настроение ночи, казалось, не действует лишь на миссис Мацуда, она смотрела представление с живым интересом, по не теряя бесстрастия.

Кёниги с белыми лицами, с нарисованными на телах ремнями амуниции, жестами изображая пистолеты и тяжелые ружья, выступали с бичами против боевых палок и копий аборигенов. Они пронеслись через деревню, стреляя и уничтожая всех на своем пути. Вождь Тимбо собрал соплеменников на последний героический бой. По одну сторону сцены рыдали женщины, по другую мужчины строились в ряды. Вождь прощался с королевой – две тонкие выразительные фигурки, расставаясь, дрожали от горя, не надеясь встретиться вновь.

Музыка уже предсказывала исход сражения. Пока женщины и дети в ужасе толпились позади, вождь вел своих воинов на Кёнигов, а те косили их одного за другим кнутами и залпами из ружей, оттесняя отставших к роковому краю скалы из песчаника, нависшей над источником. Зрители, оторопев, смотрели, как несчастные балансировали над обрывом, тщетно сопротивляясь ужасной участи, и падали, падали, кружась, как осенние листья, пока не достигали дна. Элен на всю жизнь запомнит трагизм этой сцены, горы искореженных тел, шевелящихся и стонущих от боли, последние вздохи погибающих и рыдающие звуки прощальной песни диджериду.

Время было рассчитано идеально, кульминация наступила, когда солнце окончательно скрылось за горами и танцевальная площадка погрузилась во мрак. Танцоры один за другим исчезали позади сцены и растворялись в ночи, окутавшей место действия.

В темноте, как мотылек, порхала легкая фигурка, бежала к зрителям, то припадая к земле, то сворачивая в сторону, спасалась от невидимой погони. Когда она достигла переднего края сцены, факел в ее руке вспыхнул и погас, осветив на мгновение искаженное горем лицо молодой женщины. Джина? Кто же еще! Но ужас и страх, сквозившие в стремительном беге, в отчаянных взглядах через плечо, в развевающихся волосах, делали ее неузнаваемой.

В темноте стали различимы очертания преследователя, огромная мужская фигура угрожающе надвигалась из мрака. Девушка металась туда и сюда, но преследователь неумолимо настигал ее, оставаясь вне поля ее зрения. В темноте прозвучал громкий женский всхлип. Триша? Элен? Да любая из них могла зарыдать, понял Джон. Этот кошмар мучает каждую женщину – незнакомец, крадущийся во тьме, ночной преследователь. Неудивительно, что они так испугались!

Исход был предрешен, как и в эпизоде с уничтожением племени. Медленно, но с тошнотворной неизбежностью преследователь настигал жертву. Круги, описываемые им, все суживались. Девушка стояла лицом к зрителям, дрожа всем телом и готовясь принять неизбежное. В тусклом свете вырисовалась огромная сильная фигура набросившегося на нее сзади врага. Одна громадная рука широкой дугой охватила ее талию, другая сжала горло, музыка умолкла. Снова вспыхнул факел, озаряя финальную сцену.

Две фигуры, выхваченные из темноты короткой вспышкой света, олицетворяли вековечную жестокость мужского господства. Девушка повисла в руках завоевателя, как тряпичная кукла, не касаясь ногами земли, ее тело казалось неживым, голова болталась. Лицо завоевателя, торжествующе глядящее на добычу сверху вниз, было лицом Филиппа Кёнига.

– А-аа-аа-аа-а! А-аа-аа-а! А-аа-аа-аа-аа-а! Вопли рассекли воздух. Таким последним криком кричит женщина, когда видит свою судьбу и сопротивляется ей. Но Джина не шелохнулась. Крик исходил из публики. То истерически визжала Триша.

– А-аа-аа! А-аа-а! А-аа-аа-аа-а! Это она! Та женщина! Это она! А-аа! А-аа-аа! А-аа-аа!

Так кричат люди за мгновение до гибели, люди, спасающиеся от чудовища на край земли. От группы зрителей отделилась, шатаясь, какая-то фигура, и, со всех ног бросившись прочь, скрылась в темноте. Но это была не Триша – это был Бен Николс.

31

– Аа-а-а-а! А-а-а-а-а-а-а! Это она! Она! Такой она и была тогда, в ту ночь, когда умерла! Алекс, опередив всех, вскочил на ноги. – Огня! Огня! – хрипло крикнул он. – Зажгите керосиновые лампы, все, осветите сцену! – Потом принялся утихомиривать Тришу.

– Да нет же, это не Элли! – шептал он ей на ухо, зажимая рукой рот. – Триша, она умерла! Это Джина! И все это лишь представление, танец, только и всего, она не мертва, посмотри!

Ошеломленная Джина выскользнула из рук партнера и, встревожено подняв голову, широко раскрытыми от страха глазами вглядывалась в темноту, туда, откуда доносились крики. Алекс силой заставил Тришу замолчать, она сжалась, как проколотый воздушный шарик, и разразилась истерическими слезами.

– Не покидай меня, – рыдала она. – Не оставляй меня с ней!

Алекс грубо швырнул ее в ближайшее кресло.

– Эй, вы, двое! – крикнул он, взмахом руки подзывая Джорджа и Роско. – Пошли со мной, скорее, мы его поймаем!

Трое мужчин помчались в ночь, к припаркованному неподалеку полицейскому вездеходу. Тимбо обежал вокруг сцены с факелом, зажигая одну за другой керосиновые лампы, и в темноте стали различимы искаженные ужасом лица.

Джина метнулась к зрителям, столпившимся вокруг кресел, и схватила первую попавшуюся руку.