Лжедмитрий Второй, настоящий - Успенский Эдуард Николаевич - Страница 49

Решали вопрос: слать войска против самозванца или не слать, и если слать, то как серьезно.

Сын Годунова Федор сидел рядом с отцом и делал заметки в большой царской кожаной книге.

Федор Иванович Мстиславский предлагал отнестись к противнику со всей опаской.

– Надо и стрельцов посылать, и ополчение готовить, – говорил он. – Много войска потребуется.

– А не дорого ли будет? Не слишком ли большая честь вору? – спросил Шуйский. – Можно и малыми силами обойтись. Нечего страну будоражить. И так казна пуста.

– За казну не беспокойся, – вмешался Борис.

– Я не верю в малую войну, – сказал Мстиславский. – Малые войны всегда большой бедой оборачиваются.

– А я верю, если с умом провести, – возразил Шуйский. – Надо послать малый отряд, но самый крепкий, с хорошим вооружением, скорый. Он захватит вора и привезет сюда в клетке.

– А если этот малый отряд разобьют или в крепости от него закроются? – спорил полководец Мстиславский. – Время-то против нас идет.

«Не против тебя, дурака, а против Бориса, – думал про себя Шуйский. – Молчал бы, не лез».

Спор шел между двумя старшими боярами: стратилатом и политиком. Другие члены совета помалкивали.

– Мы вот как сделаем, – решил Борис. – Брата твоего Дмитрия, Василий Иванович, с малым отрядом вперед вышлем. Пусть он в битву не втягивается. Пусть у тамошних воевод войско берет. Пусть соседние гарнизоны вместе соединяет.

Дежурный дьяк записывал распоряжения царя.

– А ты, Федор Иванович, – продолжил Борис, – при Москве большое ополчение собирай. Как оно готово будет, тоже выступишь. Ясно?

– Ясно, – оживились и прояснели бояре. Как легко стало дышать, когда решение принято.

– А раньше всех, с двумя тысячами конных и с припасами, следует выслать к границе Петра Басманова. Пусть Новгород-Северский укрепит. Это главный город в тех краях. Пока он стоит, все остальные стоять будут.

Когда совет был закончен, Борис вернул Мстиславского и сказал ему, не глядя в глаза:

– Ты, Федор Иванович, молодец, свое данное слово хорошо держишь. Я за тобой внимательно смотрю все эти годы.

– Чего там, Борис Федорович.

– Я тебе жениться запрещал, прости. Как вернешься, женись. Я за тебя даже готов дочь свою отдать, Ксению. Знаю, она тебе нравится.

И, не поднимая глаз, Борис ушел в свой кабинет. За ним вошел Федор.

– Государь, – сказал он, – хитрит Шуйский. Я тоже не верю в малую войну.

– Молодец, – коротко ответил Борис, не желая развивать разговор. – Астролога привезли, о котором я просил?

– Привезли. Здесь он, дожидается.

– Давай его сюда. И сам со мной побудь.

Четвертого ноября казачьи войска Дмитрия подступили к Чернигову.

– Сдавайтесь! А то от царевича пощады не будет.

В ответ на них со стен посыпались стрелы и стали стрелять пушки. Воевода Иван Татев не собирался сдавать город.

Тогда черниговцы решили сдать воеводу. Вооруженные горожане толпами стали окружать защитников, оттаскивать их от пушек и тащить их с городских стен.

Татев протрубил общий сбор и, сняв отряды со стен, занял городскую крепость. Пушки стали бить по казакам оттуда. И хорошо бить.

Возмущенные этим, казаки развернулись и повернули коней в пригород. Также они ринулись в город на улицы, непростреливаемые гарнизоном. Начался грабеж.

– Вот как вы относитесь к нашему государю! – кричали казаки, вытаскивая из богатых домов все ценное: ковры, оружие, дорогую одежду.

Как правило, пара дюжих казаков выволакивала из дома богатый хозяйский сундук, и все другие расхватывали кому что попадется. Если кто пытался возражать, поднималась сабля или плеть.

Из Чернигова к Дмитрию поскакали гонцы с жалобой на казаков. Дмитрий выслал отряд Скотницкого, нескольких атаманов и сотню поляков с угрозами и увещеваниями. Грабеж прекратился.

Основная армия Дмитрия срочно двинулась к городу, потому что ситуация с грабежом очень обеспокоила царевича.

Посовещавшись с Мнишеком, Жулицким и Дворжецким, Дмитрий еще в дороге продиктовал и выслал к казакам царский приказ вернуть награбленное, говоря, что, если это не будет сделано, он с польским войском придет и сам накажет грабителей.

Впервые профессиональное польское войско противопоставлялось русским частям. Последствия могли быть самые неприятные.

Приказ возымел действие. Наиболее дорогие и заметные вещи были жителям возвращены.

Это в свою очередь расположило в пользу Дмитрия гарнизон крепости во главе с Татевым. Отряд вышел из ворот и положил знамена к ногам Дмитрия.

– Прости нас, государь, и помилуй!

Опять звонили колокола. Опять навстречу царевичу шел ход священнослужителей с иконами и пением. Митрополит благословил Дмитрия.

– Взошло солнце наше жданное!

И вновь поскакали гонцы в Польшу.

И в Москву тоже скакали гонцы.

На пути лежал важнейший город Новгород-Северский.

«Город Гоша.

Ясновельможному пану Казимиру Меховецкому.

28 декабря 5-го года

Высокочтимый пан Казимир. Точно по договоренности с Вами описываю для Вас дела, происходящие в войске императора московского Дмитрия.

Очень много событий прошло за это время.

Пользуясь тем, что наши войска находятся в передышке недалеко от русского города Путивля, я не торопясь расскажу Вам все.

В Чернигове молодой государь с большим трудом сумел получить десять тысяч злотых из казенных денег и расплатился с частью войска. Но этого было недостаточно для полной выплаты, и другая, большая часть рыцарства, захватив одно из знамен, стала строиться, чтобы маршевым порядком возвращаться в Польшу.

Молодой император был в отчаянии. Со слезами на глазах он уговаривал рыцарство не покидать его. Ему грубили и обзывали вором. Если бы не два святых отца, отец Андрей Лавицкий и отец Николай Чижевский, войско бы ушло. К радости императора, отцам капелланам удалось уговорить лучшую его часть вернуться.

От Чернигова мы двинулись к Новгороду-Северскому. Первыми пришли туда казаки. Но они не стали брать город, опасаясь гнева императора, как это случилось в Чернигове. За это время начальник города князь Никита Трубецкой и присланный воевода Петр Басманов сожгли многие дома на подступах к крепости и заперлись в ее стенах.

Когда казаки и наши подошли близко к городу, из крепости стали кричать: „Ага, явились, б-дины дети, на наши деньги!“ – и очень успешно начали стрелять по нашим из пушек, и нанесли большой урон.

Мы стали рыть вблизи крепости шанцы и плести корзины. Ночью мы сделали деревянные башни на санях и утром стали двигать их перед собою. При этом триста человек несли солому и хворост, чтобы сбросить в ров и поджечь вокруг крепости. Русские заметили это и стали стрелять по нашим ядрами и дробом.

Наши, видя, что без сильных пушек, которыми можно было бы пробить стену, нет никакой возможности взять крепость, отступили с немалою потерей.

Царевич был очень опечален. Он почти падал в обморок. Он говорил: „Я имел о поляках лучшее мнение. А теперь вижу, что они такие же люди, как другие“.

Лучшие люди из рыцарства кричали царевичу: „Не порочь нашей доброй славы. Потому что все народы знают, что нам не диковина брать штурмом крепости. И хотя мы не обязаны ходить на приступ, мы не отказываемся, прикажи только пробить дыру в стене, увидишь тогда польскую доблесть“.

(Малое время спустя царевич истинно убедился в правоте слов рыцарства и увеличил к нему свое искреннее уважение.)

На следующий день, благодаря Всевышнему Богу, пришло приятное известие, что царевичу сдаются Рыльск, Камарницкая волость с городом Севском, Курск и Кромы. Царевич и все рыцарство были этим немало обрадованы.

После этого привезли из Путивля 5 осадных орудий и 5 меньших, ввели их в шанцы и стали из них стрелять. И в первый день убили ими в крепости до 60 человек.

Тут к нам подошло известие, что идет на нас царское войско числом 200 000.