Зелёная пиала - Александрова Анна Николаевна - Страница 20

Так он сказал, и шах согласился.

Прошёл год, и мудрый зодчий начертил план дворца, достойного стать жилищем царевны.

Наступил второй, и он созвал пять тысяч мастеров-землекопов. Вдали от городов и аулов, вдали от проезжих дорог он приказал им вырыть огромный котлован и заполнить его на один локоть гончарной глиной, и на этой мягкой подушке приказал пяти тысячам каменщиков класть фундамент из обожжённого кирпича. Никто и нигде не видывал ещё такой кладки. Сперва зодчий приказал положить на глину один только кирпич, на него положили два, на два — четыре, на четыре — восемь, на восемь — шестнадцать… Так фундамент все расширялся и расширялся вверх, подобно пирамиде, опрокинутой вершиною вниз — в котлован, наполненный упругой глиной. Искусный зодчий знал, что при подземных толчках такой фундамент не разрушится: стоя на одной точке, он будет только покачиваться, как волчок на своём острие, и вместе с фундаментом, плавно и медленно, будет покачиваться весь огромный дворец, но ни один его камень не сдвинется с места.

Годы шли за годами, и многие тысячи кирпичей один за другим ложились в кладку. Громкая весть о хитроумном строителе облетела все соседние страны, и зодчие со всех концов земли стали съезжаться на стройку Пери-Кала, чтобы познакомиться с необычайным искусством туркменского мастера. Они вели записи и снимали планы; они спорили между собой и на все лады восхваляли премудрого Мухаммеда. Но старый зодчий уже с трудом бродил по стройке, опираясь на самшитовую палку, потому что чрезмерное напряжение ума и воли подорвало его силы, а тяжёлый труд иссушил сердце. Дни его были сочтены. Тогда Мухаммед-ага призвал к себе своего сына Мурата и сказал ему тихим голосом:

— Я умираю слишком рано, потому что стены Пери-Кала ещё не поднялись над песками, но все мои знания и все мои планы я оставляю тебе, о сын мой. Ты уже мужественен и зрел годами, — постарайся же трудом и знанием преумножить наследство, которое я тебе оставляю.

Вскоре Мухаммед-ага умер, и за дело взялся его сын Мурат-зодчий.

Мурат-зодчий приказал пяти тысячам рабов отправиться на берег большой реки, нарубить там как можно больше камыша и привезти его к краю песков, где строился замок Пери.

Не только днём, при свете солнца, но и ночью, при свете факелов — на верблюдах и на волах, на ишаках и на собственных спинах — возили рабы камыш и складывали его в кучи во дворе замка. Когда эта работа была закончена, Мурат-зодчий приказал им обрезaть стебли по ширине стен и укладывать их на верхний ряд кладки фундамента, уже выведенного на поверхность земли. Когда же и эта работа пришла к концу, Мурат-зодчий призвал каменщиков и велел им покрыть камыш раствором из смеси ганча с песком, и только поверх этого слоя разрешил укладывать ряды кирпичей. Началась кладка стен.

Все работы искусный зодчий вёл в глубокой тайне, но у старого шаха везде были свои люди, и глаз его проникал повсюду. Узнав о том, что зодчий строит стены из камыша, он разгневался и призвал к себе Мурата. Он сказал:

— Я приказал тебе возвести дворец, способный простоять века, а ты вместо камней кладёшь в стены жалкий камыш, который сгниёт, прежде чем в твоей бороде появится седой волос!

Ты не прав, о великий шах! — спокойно возразил зодчий: — Пройдут годы, но камыш не сгниёт никогда. Он осядет, сожмётся под тяжестью стен, но его стебли останутся целы, потому что «камышовый пояс» я уложил на два локтя выше земли: горячий ветер степей будет обдувать и сушить его, но никогда не коснётся его дождевая влага. Но в тот грозный час, когда задрожит земля и удары из самых её глубин захотят вытолкнуть фундамент из-под здания, мой «камышовый пояс» ослабит силу ударов, и стены, только слегка качнувшись на упругой камышовой подушке, останутся целы.

Шах отпустил Мурата, и зодчий с новым усердием принялся за работу. Он оставил свой дом и семью, дни и ночи он проводил на стройке, потеряв счёт месяцам и годам.

Однажды, окружённый старшинами цехов каменщиков и плотников, Мурат-ага проверял сделанную за день работу, и вдруг к нему подошёл красивый мальчик в шитой золотом тюбетейке. Мальчик почтительно поклонился зодчему.

— Кто ты? — спросил его зодчий.

— Я ваш сын, Алты, — отвечал мальчик: — Вчера мне исполнилось двенадцать лет, и мать приказала мне, как старшему из ваших детей, отправиться к вам в учение.

Мурат-ага рассмеялся. Он не заметил, как в трудах пролетели двенадцать лет, и очень обрадовался, что у него такой стройный и такой учтивый сын. Он расцеловал мальчика и оставил его при себе. И вскоре же все строители полюбили Алты-джана, потому что он был и вежлив, и сметлив, и постоянно весел.

Прошло десять лет, и Алты многому научился у своего отца. Как опытный зодчий, разбирался он в чертежах и планах, как учёный, познал математику; он изучил трактат великого Мухаммеда-ибн-Муса под названием «Ал-джебр», от которого на века пошло название науки — «алгебра». Юноша безошибочно выбирал для постройки нужные материалы; он умел многое предвидеть и предусмотреть и, как испытанный мастер, направлял труд десятков тысяч рабов и рабочих, возводивших гигантский зaмок.

С отцовской гордостью любовался Мурат-ага, как вместе со стенами дворца рос и мужал его юный сын. Он не мог нахвалиться юношей и поручал ему наблюдение за самыми ответственными работами. Годы шли, и ничто не омрачало его счастья.

Но беда пришла, когда её вовсе не ждали. Она пришла в весёлый солнечный день. Как всегда, в этот день дымили десятки печей, обжигая глину, сотни ишаков и верблюдов тянулись вереницею к стройке, подвозя лес, кирпич и мешки с водой; тысячи плотников строгали и пилили дерево; каменщики, взобравшись на крутые стены, ряд за рядом укладывали кирпичи и распевали протяжные песни; и стены Пери-Кала поднимались всё выше и выше.

День не был жарким, и работа спорилась весело. И вдруг снизу, из-под земли, раздался протяжный гул, похожий на раскаты отдалённого грома. Ишаки заревели, закричали верблюды, а кони, сломав коновязи, помчались в пески. Земля качнулась, и люди попaдали. Осыпаемые градом кирпичей, они взывали к аллаху, думая, что пришёл их последний час. А земля гудела и содрогалась, и страшные подземные удары, словно торопясь, следовали один за другим. Но могучий фундамент дворца выдержал все двадцать ударов подземных сил, и стены дворца остались целы, потому что упругий «камышовый пояс» ослабил силу подземных толчков. Только верхняя кладка восточной башни не выдержала, могучий карниз её рухнул и под своими обломками похоронил зодчего Мурата.

Предела не было горю Алты. Он горько плакал, а вокруг раздавались громкие похвалы великому искусству его отца и деда, сумевших заложить здание, не имеющее себе равных по прочности.

Сам великий шах прислал молодому зодчему в подарок почётный халат и милостивый приказ: он назначал юношу главным строителем замка Пери и главным зодчим великих шахов.

Но юного зодчего не радовало ничто. У него было не одно горе, у него было два горя. Во-первых, он потерял отца, а во-вторых, увидел, что вяжущий раствор в кладке восточной башни, раствор, составленный им самим, оказался недостаточно прочным и не мог удержать кирпичи во время землетрясения. Но зодчий не отступил; он принялся составлять новые и новые смеси из алебастра и извести, чтобы добиться такого прочного раствора, который связал бы стены дворца на века.

Напрасно звала его к себе мать, чтобы разделить с сыном горе утраты; напрасно ждала его красавица невеста, — Алты-зодчий оставался на стройке и продолжал свои опыты. Наконец, похудевший и обросший не по годам бородою, он предстал перед шахом и потребовал, чтобы на строительство замка привезли молоко от трёх тысяч дойных верблюдиц.

Молодой шах, сменивший на троне отца, внук старого шаха, положившего начало стройке, засмеялся в ответ и сказал зодчему:

— Уж не потерял ли ты разум, о Алты! Или ты собираешься купать стены дворца в молоке?