Последний тайник - Гамбоа Фернандо - Страница 6

Однако все эти сомнения терзали меня недолго – ровно столько времени, сколько мне понадобилось на то, чтобы открыть дверь.

Я увидел перед собой хорошо знакомую фигуру старого друга моего, ныне уже покойного, отца. Несмотря на то, что теперь профессор Кастильо показался мне не таким высоченным, как раньше, а волосы на его голове стали совершенно седыми, во всем остальном он был таким же, каким я видел его в последний раз много лет назад: небольшая бородка, добродушная улыбка и огромные голубые глаза за стеклами очков в роговой оправе. Я даже не сомневался, что под его неизменной широкой клетчатой рубашкой и пиджаком в крапинку, как и прежде, скрывались крепкие мускулы, которыми профессор мог похвастаться.

– Улисс! Как я рад снова видеть тебя! – воскликнул Кастильо, вовлекая меня в свои медвежьи объятия.

– Я тоже, проф, – еле выдавил я из себя. – Но если вы не прекратите так сильно меня сжимать, эта встреча может стать для меня последней.

Он от души рассмеялся, однако подержал меня в своих лапах еще несколько секунд, а затем слегка отстранил от себя и окинул мою фигуру пронзительным взглядом.

– Или ты сильно подрос, или я усох, – сказал он. – Ты уже не такой коротышка, каким был раньше!

– А что стало с вашими волосами, проф? Вы покрасили их, придав им платиновый оттенок, чтобы выглядеть более респектабельно? Если да, то должен вам сообщить, что ваши усилия были напрасными.

– Кто бы говорил! Ты, наверное, чтобы стать таким загорелым, потратил кучу денег на солярий и теперь сидишь на хлебе и воде, – парировал Кастильо.

Мы оба от души рассмеялись, радуясь тому, что снова встретились и что продолжаем отпускать в адрес друг друга язвительные шуточки, как будто со времени нашей последней встречи, после похорон моего отца, не прошло целых десяти лет.

Мы разместились в гостиной и затем более часа рассказывали друг другу о своем житье-бытье. Я узнал от профессора, что ему надоело заниматься преподаванием, а потому он вышел на пенсию и теперь попеременно тешит себя занятиями в спортзале и работает, как он выразился, над «мудреным сочиненьицем», посвященным экономической экспансии королевства Арагон в четырнадцатом веке. Он не очень-то надеялся, что ему удастся опубликовать этот научный труд, но работал над ним с удовольствием.

Я поведал профессору о многочисленных местах, в которых мне довелось побывать, а также о том, чем я занимался в каждом из них. Когда дошла очередь до моего пребывания на Утиле, я вкратце рассказал о своей таинственной находке.

– Это то, что лежит у тебя на столе? – спросил Кастильо, махнув рукой в сторону округлого предмета, накрытого красным полотенцем.

Я кивнул.

– Ну и любишь же ты устраивать театр! – воскликнул профессор, насмешливо глядя на меня. – Что ж, давай посмотрим, что тут у нас есть, – добавил он. Однако стоило ему приподнять полотенце, как его лицо застыло от изумления.

– Ну, что скажете? – спросил я, выдержав паузу в целую минуту, но так и не дождавшись от Кастильо какой-либо реакции.

– Это колокол.

– Как замечательно, что вы наконец-то открыли мне глаза! А я-то думал, что это кларнет!

– Это колокол, – повторил профессор, не обращая внимания на мой выпад. – Бронзовый колокол.

– Тогда возникает вопрос, каким образом бронзовый колокол мог оказаться на дне Карибского моря. Мне, признаться, никогда не доводилось слышать, чтобы на коралловых рифах строили колокольни.

– А колокольни тут вообще ни при чем, – спокойно заметил Кастильо. – Это корабельный колокол.

– С каких это пор на кораблях стали использовать колокола? – удивился я.

– В наше время их уже почти не используют, а вот в старину на каждом судне на мостике имелся колокол.

Помолчав, профессор провел кончиками пальцев по зеленоватой поверхности моей находки и добавил:

– А этот колокол, судя по его форме и степени окисления, был отлит очень-очень давно. Хотелось бы установить, когда именно, однако сделать это будет весьма затруднительно.

– Может, следует оттолкнуться от надписи?

– Какой надписи? – встрепенулся Кастильо.

– Я имею в виду надпись на колоколе. Если бы вы не были таким близоруким, то увидели бы ее здесь, между этими двумя полосами. – Я показал пальцем на едва различимые полустертые буквы.

– И в самом деле! Если ты разрешишь мне взять колокол в университет, я смогу расшифровать эту надпись в течение нескольких дней, – взволнованно произнес профессор, хватая меня за руку.

– В этом нет необходимости.

– Как это нет необходимости? Это самый лучший способ узнать, откуда взялся этот колокол.

– Я хотел сказать, что нет необходимости тащить колокол в университет, потому что я уже снял копию с этой надписи.

– Каким образом? Тут ведь почти ничего не видно.

– А очень просто, – ответил я, забавляясь замешательством профессора, – с помощью карандаша и бумаги. – После этого я достал из своей сумки листок бумаги и протянул его профессору. На этом листке, полностью закрашенном обычным карандашом, были отчетливо видны два слова на латыни.

– Ты что, меня разыгрываешь? – перешел на шепот профессор, впившись глазами в листок.

– Вовсе нет, проф. Я сделал эту копию с надписи сегодня утром, однако я не понимаю, что означают эти два слова. Вы же знаете, что я не силен в латыни.

Профессор Кастильо заерзал на стуле, а затем посмотрел на меня поверх своих очков. Его взгляд показался мне слишком уж пристальным.

– Улисс, ты можешь мне поклясться, что это все не шутка?

Теперь уже я уставился на профессора, удивляясь его недоверчивости. По лбу Кастильо медленно стекала капелька пота, а его губы слегка подрагивали. Я еще никогда не видел его таким взволнованным.

– Улисс, на этом колоколе написано «MILITES TEMPLI».[5]

– Ну и что?

– Но ведь это невозможно!

– Как это невозможно, если на нем четко написаны именно эти слова?

– А ты уверен, что нашел его на коралловом рифе у берегов Гондураса?

– Ну конечно! – Меня уже начали раздражать сомнения профессора. – Доказательство лежит прямо перед вами, не так ли? – нервно спросил я, указывая обеими руками на колокол. – На нем до сих пор еще видны остатки коралла!

– Неужели ты не понимаешь, что это значит, Улисс?

– Нет, не понимаю. А еще мне непонятен ваш скептицизм. В тех местах когда-то очень давно затонуло судно, и я нашел его колокол. Там, на дне Карибского моря, лежат десятки затонувших кораблей. Вполне вероятно, что в том месте на дне можно найти гораздо более ценные предметы, и если я первый их обнаружу, то мне, пожалуй, удастся наконец распрощаться со своей бедностью.

– Улисс, дело не только в этом. Ты, я думаю, натолкнулся на нечто гораздо более важное и, возможно, сделал одно из самых значительных открытий в истории.

Слова профессора заставили меня надолго замолчать.

– Что вы имеете в виду, проф? – после паузы спросил я.

– А то, что «MILITES TEMPLI» являлось простонародным наименованием ордена бедных рыцарей Христа. Этот орден называли также орденом Храма Соломона, однако наиболее широко он известен как орден тамплиеров.

– Тогда получается, что затонувшее судно принадлежало тамплиерам. Ну и что из этого?

– То есть как это «что из этого»?! – возмущенно воскликнул профессор. – Ты что, совсем не знаешь истории?

– Я прекрасно знаю, кто такие тамплиеры! – насупившись, обиженно произнес я. – Однако мне непонятно, что невероятного может быть в том, что тамплиеры являлись хозяевами этого затонувшего судна.

– Невероятность заключается не в том, кто, а в том, когда.

Тут я совершенно растерялся и, ничегошеньки не понимая, молча уставился на профессора.

– Улисс, орден Храма был создан в 1118 году с целью защиты паломников, прибывающих в Святую землю, и…

– Простите, а нельзя ли короче?… – перебил я профессора, подняв, словно студент на лекции, руку.