Мелхиседек. Книга 2. Человек - Нюхтилин Виктор Артурович - Страница 68

Многие виды искусства просто пережили собственную смерть, и держатся в этом мире на престиже, который обусловливается только тем, что наиболее богатой группе людей хочется иметь свое собственное поле игры в наслаждение прекрасным, куда не входили бы представители других слоев. Для этого финансово поддерживаются через государственные программы и частное меценатство такие жанры, как опера и балет, куда обывателя и в качестве наказания не затянешь, но куда с тоской в душе, но с негою во внешнем облике ходит элита общества, чтобы на фоне разворачивающихся событий на сцене показать себя как можно с более выгодной стороны в зале и в вестибюле. Опера, которая когда-то была подлинно народным искусством, превратилась в цирковое состязание вокальных данных, где каждый одновременно и клоун по общей картине зрелища, и эквилибрист по профессиональной сложности партии. Балет, который когда-то был, несомненно, волнующе эротичным зрелищем со своими понятиями красоты, теперь превратился в невинное по намерениям участвующих, но срамное по антуражу их сценических нарядов и устаревшее по форме, напыщенно-костюмированное представление. Если бы, скажем, кино было так же престижно, как балет и опера, то и его постигла бы та же судьба - до сих пор верхние слои общества многозначительно ходили бы смотреть на фильмы, где актеры играли бы в манере Мэри Пикфорд и братьев Маркс, а смеяться над их наивными ужимками считалось бы признаком низкой культуры. Слава Богу, кино не прибрали к рукам сильные мира сего, и оно продолжает идти в ногу со временем, то есть вырождается с каждым годом, благодаря вырожденцам-извращенцам режиссерам.

Однако и кино превратилось в наборы штампов, которые можно проглатывать без разжевывания, где злодеи узнаются по первым кадрам, герои действуют по одной и той же схеме, полицейские теряют напарников, самых любимых людей берут в заложники, самые преданные супруги оступаются, самые ревнивые прощают, самые честолюбивые смиряются, дети учат родителей чистому взгляду на жизнь, а родители учат детей не сдаваться, убитый враг обязательно вскочит для еще одной пули, плохие хотят взорвать корабль, хорошие все время стреляют в сторону плохих, средние помогают хорошим, безвольные становятся плохими, армия делает настоящими людьми, тюрьма для того, чтобы из нее бежать, телефон для того, чтобы по нему угрожать или сообщать неожиданные пренеприятные известия, собаки говорят о тонкой душе хозяев, с утра надо не забыть спасти мир, а с 25-ти граммов виски можно напиться в усмерть и наделать много глупостей, во время которых тебя спасут случайно вовлеченные в твои неприятности спутники, а потом воспользуются этим и склонят тебя к свадьбе. Увидеть что-либо подобное тому, что было у Чаплина, где все так непредсказуемо и так трагически смешно, сегодня вряд ли кому удастся. Хотя, Чаплин - это и не кино. Это - клоунские репризы высочайшего мастера клоунады, получившие технические возможности кинематографа. Отдельные удачи, такие, как, например, "Иди и смотри" Климова, где язык истинно киношный и честный, погоды не делают.

А что касается литературы, то здесь и говорить не о чем. Лучшие ее времена давно уже прошли. Мы сейчас просто впишем в две колонки названия стран и напротив их литературных гениев, которые давно ушли из жизни. Пусть любой попробует вписать рядом с этими именами хоть кого-либо одно из современных. Для этого потребуется много смелости. Но окончательно воспользоваться этой смелостью поможет позволить только наглость. Потому что поставить рядом некого.

Иран - Заратустра

Индия - "Бхагавадгита и Махабхарата"

Греция - Гомер

Россия - Пушкин

Грузия - Шота Руставели

Англия - Шекспир

Таджики - Омар Хайям

Израиль - Екклесиаст

Испания - Сервантес

Италия - Данте

Арабы - "1000 и одна ночь"

Финляндия - "Калевала"

Бельгия - Шарль де Костер ("Легенда о Тиле")

Китай - Конфуций

Франция - Дюма и Жюль Верн

Армения - "Сасунци Давид"

Чехия - Ярослав Гашек

Япония - Акутагава Рюноскэ

Польша - Прус и Мицкевич

Узбеки - Навои

Мексика - "Пополь вух"

Корея - Кёсан ("Повести о Хон Гиль Доне")

Туркмены - "Шасенем и Гариб"

Это, так сказать, личностная составляющая двух уровней сравнения. А есть и техническая: древнейшие произведения литературы писались в стихах. И так продолжалось еще долго после этого. И только в 18-19 веках эти две области сравнились между собой по значению. Согласимся, что писать в стихах гораздо сложнее, чем в прозе. Попробуйте написать так и этак простую записку о том, что деньги на картошку на телефонном столике, а светлые брюки не одевай, потому что на улице дождь: тротуары в машинном масле и брюк потом не достираешься. Что потребует большего мастерства? То-то же! А ведь то, что написано прозой, вполне может излагаться стихом, а вот, чтобы наоборот - далеко не всегда! Попробуйте "Мцыри" Лермонтова рассказать словами - не о чем будет вообще говорить. А стихи дают возможность рассказать об этом же в тоне красивой, зажигающей трагедии. А что касается литературного авангарда, то здесь вообще клониться к низу дальше некуда, потому что если литература отказывается от связного содержания, то чем она принципиально отличается от бессвязного бреда?

Кроме того, говоря о литературе, как о виде искусства, аккумулирующем в себе и сам смыл, и саму возможность содержания, надо признать здесь, что ее содержание никуда не уходит от содержания нашей жизни, которое, как мы уже отметили для себя, имеет совершенно однообразное для истории значение. Отсюда и вечные сюжеты, и вечные персонажи, и вечные темы, и вечные завязки с развязками, и одна и та же фабула. Никаким новым содержанием литература также не наполняется, как и содержание самой нашей жизни. А если и наполняется, то только вслед за самой жизнью, которая в свою очередь ничем новым не наполняется. Меняется время описываемых событий и исторические условия. А события одни и те же, несмотря на то, что пиратов заменила братва, кавалеров частные детективы, придворных дам юные адвокатши, дуэли сменились драками в баре, ночные разговоры под балконами телефонными перезвонами, героические подвиги выполнением государственных заданий и т.д. Так что, в своем самом основном смысле литература также не исторична. Например, ее основная фабула - история об испытаниях, выпавших на долю двух любящих сердец, - вполне подходит и к истории Лейли и Меджнун и к истории Саши и Кати из "Двух капитанов" Каверина. Все это про одно и то же по своему основному смыслу. Как и все остальные сюжеты. Литература - не тот объект в истории, который мы пытаемся для себя определить как искомый. Наверное, к счастью. Но мы говорили об общей деградации искусства. Закончим эту тему театром.

Что мы здесь видим? Театр, там, где он сохраняет традиции, еще держится. Но, столкнувшись с его новыми формами, где герои ходят на ходулях, одеваются в одинаковые простыни или юбки (все повально!), совершают постоянные непереводимые пантомимы, вылезают из немотивированных содержанием бочек, передвигаются ползком, поочередно намеренно шарахаются спиной о жестяную пластины в центре сцены, монологи проговаривают лежа, а также совершают прочие безобразия, хочется, чтобы кто-либо властный и нормальный ткнул носом этих новаторов и как Белолобому (неразумному щенку, из какого-то детского произведения о животных) повторил несколько раз: "Ходи в дверь! Ходи в дверь! А не в окно!". Но даже если и предоставить театральных экспериментаторов самим себе без всякого воспитующего действия на них со стороны, то и обычный театр, не падая низко, никуда и не растет. Тоже все вершины уже достигнуты, остается только достойно повторять нажитое предшественниками.