Вилла «Белый конь» - Кристи Агата - Страница 12

Винаблз, словно угадав мои мысли, произнес:

– В своей статье вы подвергаете сомнению смысл понятия «величие». Вы сравниваете толкования этого понятия на Востоке и на Западе. А что мы сейчас в Англии подразумеваем под словами «выдающийся человек»?

– Разумеется, высокие помыслы и, безусловно, моральную силу, – ответил я.

У него заблестели глаза.

– Разве не бывает скверных людей, которых можно назвать великими? – спросил он.

– Конечно, бывают такие люди! – воскликнула Роуда. – Наполеон, Гитлер и много других. Все они были великими.

– Лишь потому, что оставили о себе неизгладимую память? – усомнился Деспард. – Но вряд ли при личном знакомстве они производили сильное впечатление.

Джинджер наклонилась и провела рукой по своим ярко-рыжим волосам.

– Интересная мысль, – заметила она. – Вполне возможно, это были неприметные малорослые людишки. Позеры. Надувались, компенсируя невзрачность, из кожи лезли вон, доказывали, что они не только не хуже остальных, но им присуще особое величие, и они готовы были ради этого все стереть с лица земли.

– О нет, – с горячностью возразила Роуда. – Они не смогли бы содеять столько зла, будь они просто честолюбцами.

– Как знать, – заметила миссис Оливер. – В конце концов, самый несмышленый ребенок легко может устроить пожар в доме.

– Бросьте, бросьте, – вмешался Винаблз. – Я не приемлю этой современной трактовки зла – будто бы его вообще не существует. Существует. И обладает огромной силой. Порой оно могущественнее добра. Зло живет среди нас. Его следует распознавать и бороться с ним. Иначе... – Он развел руками. – Иначе мы погрузимся в кромешную тьму.

– Конечно, мне в детстве внушали, что дьявол существует и от него все беды, – виновато призналась миссис Оливер. – И я верила. Только он мне всегда представлялся глуповатым – копыта, хвост и все такое. Прыгает, кривляется, как скверный актер. Безусловно, в моих романах часто действует преступник-злодей, это читающей публике нравится, но, по правде говоря, его все труднее изображать. Пока читателю неизвестно, кто именно этот персонаж, мне удается представить его в должном свете. Но когда все выясняется, он теряет свою значительность. Наступает разочарование. Гораздо проще взять какого-нибудь банковского менеджера, растратившего деньги. Или мужа, мечтающего избавиться от жены и жениться на гувернантке своих детей. Видите ли, это гораздо правдивее и естественнее.

Все засмеялись, а миссис Оливер проговорила извиняющимся тоном:

– Я толком не сумела объяснить, но вы, наверное, поняли, что я имела в виду?

Мы все подтвердили, что нам ее мысль ясна.

Глава 6

РАССКАЗЫВАЕТ МАРК ИСТЕРБРУК

Был уже пятый час, когда мы распрощались с Винаблзом. Он превосходно нас угостил, а потом показал свой дом, настоящую сокровищницу.

– У него, должно быть, куча денег, – сказал я, когда мы покинули Прайорз-Корт. – Изумительный нефрит и африканская скульптура, я уж не говорю о мейсенском фарфоре. Вам повезло с соседом.

– А мы это знаем, – ответила Роуда. – Здесь все люди милые, но скучноватые, он по сравнению с ними – сама экзотика.

– Откуда у него такое богатство? – спросила миссис Оливер. – Наследственное состояние?

Деспард заметил мрачно, что в наши дни фамильных состояний не существует. Налоги и поборы сделали свое дело.

– Мне говорили, – добавил полковник, – будто он начинал жизнь грузчиком, но вряд ли. Он никогда не рассказывает о своем детстве, о семье. Вот тема для вас. – Деспард обратился к миссис Оливер. – «Таинственная личность».

Миссис Оливер возразила, что вечно ей предлагают совершенно ненужные темы.

И тут мы подъехали к «Белому коню». Дом был деревянный, не просто обшитый тесом, а из бревен, и стоял несколько поодаль от деревенской улицы. За ним находился обнесенный изгородью сад, дышавший стариной.

Я был разочарован и не стал этого скрывать.

– Ничего зловещего, – пожаловался я. – Никакой особенной атмосферы.

– Подождите, пока увидите, что внутри, – сказала Джинджер.

Мы вышли из машины и направились к двери, которая открылась при нашем приближении.

Мисс Тирза Грей стояла на пороге, высокая, слегка мужеподобная, в твидовом костюме. У нее были густые и жесткие седые волосы, высокий лоб, орлиный нос и проницательные голубые глаза.

– Вот и вы наконец, – сказала она приветливым басом. – Я уж думала, что вы заблудились.

За ее плечом в темноте холла виднелось чье-то лицо. Странное, бесформенное лицо, словно вылепленное ребенком, который забрался поиграть в мастерскую скульптора. Такие лица, подумал я, иногда встречаешь на картинах итальянских или фламандских примитивистов.

Роуда представила нас и объяснила, что мы были у мистера Винаблза.

– Ага! – сказала мисс Грей. – Тогда понятно. Любовались сокровищами. И отдали должное его кухарке-итальянке! Бедняга, надо ему хоть чем-то развлекаться. Да заходите же, заходите. Мы очень гордимся своим домиком. Пятнадцатый век, а часть – даже четырнадцатый.

Холл был невысокий и темный, винтовая лестница вела наверх в комнаты, над большим камином висела картина в раме.

– Вывеска старой гостиницы, – объяснила мисс Грей, заметив мой взгляд. – В темноте плохо видно. Белый конь.

– Давайте я вам ее отмою, – сказала Джинджер. – Я ведь обещала, вы прямо удивитесь, как все преобразится.

– А вдруг испортите? – грубовато спросила Тирза.

– Как это испорчу! – возмутилась Джинджер. – Это моя работа. Я реставрирую картины в лондонских галереях, – пояснила она мне. – Удивительно интересное дело.

– К современному методу реставрации надо привыкнуть, – заметила Тирза Грей и добавила без обиняков: – Когда я теперь бываю в Национальной галерее, у меня глаза на лоб лезут: картины словно промыты новейшим стиральным порошком.

– А по-вашему, лучше, когда полотна темные и ничего не разберешь? – рассердилась Джинджер. Она пристально вглядывалась в белого коня. – Тут могут оказаться еще детали. И даже, вероятно, всадник.

Мы с ней вместе стали рассматривать бывшую вывеску. Картина не отличалась никакими художественными достоинствами и привлекала разве только своим почтенным возрастом. Светлый силуэт коня вырисовывался на темном фоне.

– Эй, Сибил! – громко позвала Тирза. – Гости выискивают недостатки у нашего коня. Какое, черт побери, нахальство!

В холле появилась мисс Сибил Стамфордис. Это была высокая, сутуловатая женщина с темными волосами, плаксивым выражением лица и рыбьим ртом. Она была одета в изумрудного цвета сари, которое отнюдь не улучшало ее наружность. Голос у нее был слабый, дрожащий.

– Наш милый, милый конь, – сказала она. – Мы влюбились в эту вывеску с первого взгляда. По-моему, она-то и заставила нас купить дом. Правда, Тирза? Но входите же, входите.

Нас провели в маленькую комнату. Когда-то, видно, там помещался бар, теперь она служила дамской гостиной, обставлена была мебелью в стиле чиппендейл[24], на столах красовались вазы с хризантемами. Потом мы осмотрели сад (я сразу понял, что летом он, должно быть, чудесен) и вернулись в дом. Стол уже был накрыт к чаю, на блюдах лежали домашние сладкие пироги и сандвичи. Когда мы сели, старуха, замеченная мною еще в холле, принесла большой серебряный чайник. На ней было простое темно-зеленое платье, какие носят горничные. Первое впечатление, что голова у нее будто вылеплена из пластилина неумелыми детскими руками, подтвердилось при ближайшем рассмотрении. Глупое, тупое лицо, но почему-то – я и сам не знал почему – оно производило зловещее впечатление.

Внезапно я разозлился на себя: выдумываю невесть что, а тут всего-навсего перестроенная гостиница и три пожилые женщины!

– Спасибо, Белла, – сказала Тирза.

– Ничего больше не нужно? – спросила служанка.

– Нет, спасибо.

Белла пошла к двери. Она ни на кого не посмотрела, лишь на меня, выходя, бросила быстрый взгляд. Что-то в нем было настораживающее, хотя трудно объяснить, что именно. Пожалуй, затаенная злоба. И еще: казалось, что она легко читает твои мысли.