Фронт[РИСУНКИ К. ШВЕЦА] - Офин Эмиль Михайлович - Страница 48

Майор вышел вперед и вежливо приподнял шляпу.

«Мы от Анатолия Сергеевича к вашей Верочке с поручением, а ее фотокарточку он дал, чтобы нам вроде как бы доверие с вашей стороны было, потому что дело наше очень важное».

Майор внимательно смотрел на женщину, но на ее лице не отразилось ни страха, ни даже растерянности.

«Мы близкие знакомые Анатолия, — продолжал майор, — и очень хотели бы с вами познакомиться. Это вот Петя, а я — Василий Иванович, — он протянул руку. — А вас как звать-величать прикажете?»

«Баринова Валентина Михайловна, — без особой радости ответила женщина. — Только извините, у меня руки грязные».

«Это не беда, руки не совесть — отмыть можно! — усмехнулся майор. — Петя, что ж ты стоишь, цветы-то Валентине Михайловне отдать приказано».

Женщина поджала губы, но цветы взяла.

«Так, — вздохнула она, — стало быть, уже до сватовства дошло. Ну, что ж поделаешь? Пойдемте на квартиру».

«Квартирой» оказались две полуподвальные комнатки с входом из-под лестницы. Валентина Михайловна усадила гостей на скрипучий, с выпирающими пружинами диван и сказала:

«Извините, угощать особенно нечем. Сейчас чаек вскипячу».

Майор быстро вынул деньги.

«А ну-ка, Петя… — он толкнул под бок лейтенанта, который как завороженный смотрел на стоящий в углу желтый кожаный чемодан. — Слетай-ка в магазин!»

«Не нужно никуда ходить, — хмуро сказала хозяйка. — С чего это вдруг днем вино пить? — Она сняла с гвоздя косынку. — Отдыхайте, а я дочку позову; она в соседнем корпусе по хозяйству в прачечной занята».

«Не стоит Веру от дела отрывать», — быстро сказал майор.

Он взял хозяйку за руки и усадил между собой и Петей на жалобно скрипнувший диван.

«Давайте лучше, как говорится, посидим рядком, поговорим ладком. Курить здесь разрешается?»

«Курите, коли курящий…»

Майор внимательно посмотрел на ее тонкие, плотно сжатые губы и, каким только мог, задушевным голосом сказал:

«Вот что, Валентина Михайловна, мы с вами в таком возрасте, что и жизнь знаем и людей видели. Сдается мне, чем-то вы недовольны. Так давайте не будем ходить вокруг да около, а попросту скажем, что у кого на сердце».

Хозяйка насупилась, вытерла зачем-то руки о фартук и вдруг заговорила:

«Ну куда это годится, посудите сами? Девчонка вот уже два месяца, как совсем от рук отбилась, словно подменили ее. Сегодня — танцулька, завтра — кино. Теперь чулки с пяткой ей подавай! Ну разве это дело для трудовой-то девушки? У нее по химии тройка, а она все лето по танцам шлёндрает, туфлишки протирает. А все ваш Анатолий! Ему что, заморочит голову и уедет, а ей потом всю жизнь маяться…»

Хозяйка говорила быстро и сердито, и по всему было видно, что горечь давно уже накопилась в ее душе.

Майор сочувственно покачал головой.

«Это, конечно, нехорошо. Только, наверно, ваша Вера не такая уж ветреная, как вам от огорчения кажется. Молодость, она своего требует… — Тут он вздохнул. — Вы не сомневайтесь, Валентина Михайловна, я вас пойму, потому что и у меня есть дочка, вроде вашей, невеста. Говорите откровенно, чем вас Анатолий смущает?»

Женщина развела руками.

«Да я и сама не знаю, Василий Иванович. Плохого я от него не видела, вежливый он. Только вот зачем деньгами швыряется? — Она помолчала и махнула рукой. — Ну, это бог с ним; у него отец профессор, для сына, видно, ничего не жалеет; главное в том, что рано Верочке замуж: пусть кончит техникум сперва, а Анатолий если любит, подождать может. А то мало ли, он с ней сколько-то поживет, а потом бросит… Куда она тогда без специальности?»

Слова женщины очень пришлись по душе майору, дорогие товарищи, но он помнил, почему не обратился ни в отдел кадров, ни в домоуправление, а решил найти девушку сам, и поэтому сказал:

«Вы не должны забывать, Валентина Михайловна, что здесь главную роль играют чувства не ваши, а вашей дочери. Вы с ней делились?»

Женщина закивала:

«Как же, как же, Василий Иванович! Уж я спрашивала, любит ли его. Говорит: «Любить не люблю, а уважаю: он воспитанный». — «Ну, а как замуж позовет, пойдешь?»— спрашиваю. «Не знаю, — говорит, — скорее всего, пойду». А я свое: «Тебе остается один год, чтоб техникум кончить, что же, ты зря училась?..» — Валентина Михайловна вдруг замолчала. — Вы уж, Василий Иванович, пожалуйста, будьте добры, не говорите Верочке, что все вам открыла».

«Не беспокойтесь, Валентина Михайловна, не выдам. А мысли у вас правильные… — И вдруг майор, сам себе удивляясь, твердо сказал: — И знаете даже что, вот познакомлюсь с Верой и попробую ее уговорить подождать этот годок. А уж Анатолия-то я сумею попридержать. В этом не сомневайтесь!»

Валентина Михайловна сразу расцвела, заулыбалась, и оказалось вдруг, что она совсем еще не старая женщина.

«Ну спасибо, гости дорогие, словно камень с души прочь! — она встала и засуетилась. — А чайку я все-таки согрею, и угощение найдется — баранки свежие…»

Валентина Михайловна открыла дверку маленького покосившегося шкафа с подложенной под одну сторону вместо ножки толстой старой книгой и достала чайник; заметив, что майор смотрит на книгу, виновато сказала:

«Починить-то некому: мужчины в доме нет».

Майор покосился на висящий в простенке окон увеличенный портрет.

«Простите за нескромность, Валентина Михайловна, ведь это, наверно, ваш муж? Где он сейчас?»

«На чужой стороне остался. Есть такая река — Одер. Там и погиб…» — тихо ответила хозяйка и отвернулась.

Петя укоризненно посмотрел на майора и вдруг выпалил:

«Есть у вас пила и кусок доски? Давайте, я починю — тут же на пять минут дела!»

«Спасибо, сынок, не стоит затрудняться, — благодарно улыбнулась Валентина Михайловна. — Сидите, а я чайник поставлю и заодно Верочку кликну».

Майор быстро встал.

«Знаете что, Валентина Михайловна, вы дочку пришлите, а сами лучше где-либо у соседей побудьте; вопрос уж больно деликатный, нам без вас поспособней будет Верочку уговаривать».

Едва хозяйка, гремя чайником, скрылась за дверью, как Петя горячим шепотом спросил:

«Неужели вы ее арестуете, товарищ майор?»

«Кого?»

«Ну, эту Веру?»

«Не только Веру, но и мамашу тоже. Вы что же, товарищ младший лейтенант, не знаете, что за хранение краденого судят так же, как за воровство? — Майор внимательно посмотрел на вспотевшего от волнения Петю и усмехнулся — Ты же сам возмущался: к чему этот маскарад, надо действовать по инструкции. Вот я и решил тебя послушать».

«Василий Иваныч, да ведь женщина-то понятия не имеет, что этот тип вор! Неоспоримый факт!»

«Допустим, — строго сказал майор. — А за дочку ты можешь поручиться? Ведь узелок — это она!»

Дверь открылась, и на пороге с корзиной белья на плече появилась девушка.

Она была такая же, как на фотографии, только волосы заплетены, чтоб не мешали стирать, в одну закрученную вокруг головы косу.

«Здравствуйте… извините, я сейчас…»

Она поставила корзину у двери и быстро принялась приводить в порядок комнату: постелила заштопанную чистую скатерть, подобрала с пола обрывки газеты. Мочки ее маленьких ушей стали совсем красными.

«Вы уж извините за беспорядок… не думала, что кто-нибудь придет… — Девушка смущенно разглядывала неожиданных гостей. — И Толя хорош, не предупредил даже… Я полминутки, сейчас переоденусь…» — Она подхватила с пола корзину с бельем и, прежде чем Петя и майор успели что-либо сказать, скрылась за дверью второй комнатки.

Петя закрутил шеей — было похоже, что тугой галстук окончательно его донял, — и с ненавистью посмотрел на желтый чемодан. Майор хмурился и молчал.

«Ну вот я и готова! — раздался голос девушки. — Простите, если задержала. — Она стояла посреди комнаты, худенькая и стройная, и смущенно теребила комсомольский значок, приколотый к простенькой маркизетовой кофточке. И майор и Петя, должно быть, одновременно заметили на ее пальце серебряное колечко с красным камушком. — Мне мама уже сказала, что вы пришли от него…»