Хикори-дикори - Кристи Агата - Страница 14

– Поняла! – победоносно воскликнула она. – Доброе утро, месье Пуаро. Инспектор, я поняла! Меня вдруг озарило. Знаете, почему записка мне казалась странной? Селия не могла ее написать, никак не могла!

– Но почему, миссис Хаббард?

– Потому что она написана обычными синими чернилами. А Селия заправила ручку зелеными, вон теми. – Миссис Хаббард кивком указала на полку. – Это было вчера утром, во время завтрака.

Преобразившийся на глазах инспектор Шарп быстро вскочил и вышел из гостиной. Через мгновение он появился вновь.

– Вы правы, – сказал он. – Я проверил, и действительно – единственная ручка, которую нашли в комнате девушки, та, что лежала возле кровати, заправлена зелеными чернилами. А они…

Миссис Хаббард продемонстрировала ему почти пустой пузырек. А потом четко и ясно рассказала о том, что произошло тогда в столовой.

– Я уверена, – закончила она, – что клочок бумаги, который считали запиской, был вырван из письма. Того, что Селия написала мне вчера, а я его так и не прочла.

– А что она с ним сделала? Вы не помните?

Миссис Хаббард покачала головой:

– Я оставила ее одну и ушла, у меня было много дел. Должно быть, она положила письмо в столовой и забыла о нем.

– А кто-то нашел и прочитал… кто-то… – Инспектор осекся. – Вы понимаете, что это значит? – спросил он. – У меня никак не шел из головы этот обрывок. Ведь в комнате было полно бумаги, и гораздо естественнее было бы написать предсмертную записку на целом листе. Значит, кто-то счел возможным использовать клочок письма, чтобы внушить всем мысль о самоубийстве девушки. – Он помолчал и медленно продолжил: – А это значит, что произошло…

– Убийство, – сказал Эркюль Пуаро.

Глава 8

Хотя Пуаро и не одобрял английский обычай пить чай в пять часов дня, считая, что это нарушает правильный режим питания, но для гостей он все-таки чай устраивал.

Запасливый Джордж извлек по торжественному случаю большие чашки, коробку лучшего индийского чая, а также водрузил на стол тарелку с горячими маслеными пышками, хлеб, джем и большой кусок воздушного ароматного кекса.

Все это было подано для услады инспектора Шарпа, который с довольным видом откинулся на спинку стула, попивая третью чашку чаю.

– Вы не сердитесь на меня за то, что я свалился вам как снег на голову, месье Пуаро? Студенты начнут возвращаться в общежитие через час, и я решил пока что заскочить к вам. Мне нужно будет всех допросить, а, честно говоря, меня это мало привлекает. Вы с ними общались тогда, вечером, вот я и подумал: может, вы кое-что мне расскажете, хотя бы про иностранцев?

– Вы считаете, что я хорошо разбираюсь в иностранцах? Но, мой дорогой, среди них не было ни одного бельгийца!

– Бельгийца? Ах да, конечно! Вы хотите сказать, что раз вы – бельгиец, то все прочие для вас такие же иностранцы, как и для меня. Но, думаю, вы не совсем правы. Наверное, вы все-таки лучше меня разбираетесь в европейцах, хотя индусы и африканцы для вас, возможно, тоже загадка.

– Вы бы лучше обратились к миссис Хаббард. Она несколько месяцев тесно общалась с ребятами, а она-то прекрасно разбирается в людях.

– Да, она очень умна и проницательна. На нее можно положиться. Еще мне предстоит побеседовать с хозяйкой пансионата. Утром ее не было. Ей принадлежит несколько таких пансионатов и студенческих клубов. Похоже, она не пользуется особой любовью студентов.

Пуаро немного помолчал, а потом спросил:

– Вы ходили в больницу Святой Екатерины?

– Ходил. Главный фармацевт вел себя весьма любезно. Он был потрясен и расстроен, узнав про Селию.

– Что он о ней говорил?

– Она проработала там без малого год, и ее очень любили. Он сказал, что девушка была медлительной, но к работе относилась добросовестно. – Помолчав, инспектор добавил: – Как мы и подозревали, морфий попал в пансионат из больницы.

– Правда? Это интересно… и довольно странно.

– Это был тартрат морфия. Хранили его в фармакологическом отделении, в шкафчике с ядами, на верхней полке – среди редко употребляющихся лекарств. Сейчас больше в ходу инъекции, и поэтому гидрохлорид морфия более популярен, чем тартрат. Похоже, на лекарства существует такая же мода, как и на все остальное. Доктора в этом смысле как стадо баранов. Стоит одному объявить какое-нибудь лекарство панацеей, как остальные ни о чем другом и слышать не хотят. Конечно, заведующий мне этого не говорил, я сам так считаю. Там же, на верхней полке, хранятся лекарства, которые пользовались когда-то большим спросом, а теперь уже давно не прописывают.

– Значит, исчезновение маленького пыльного флакончика заметили бы не сразу?

– Совершенно верно. Переучет проводится нечасто, в последнее время тартрат морфия лежит без дела. Пузырька не хватились бы до очередной ревизии, если бы, конечно, он не понадобился раньше. У всех трех фармацевтов есть ключи от шкафа с ядами и от шкафа, где хранятся особо опасные лекарства. Когда им нужно лекарство, они отпирают шкаф, а в напряженные дни (то есть практически ежедневно) лекарства требуются постоянно, и поэтому шкафы не запираются до самого конца рабочего дня.

– Кто, кроме Селии, имел к ним доступ?

– Еще две женщины-фармацевта, однако они не имеют никакого отношения к Хикори-роуд. Одна из них работает в больнице уже четыре года; вторая пришла несколько недель назад, раньше работала в Девоне, тоже в больнице, послужной список у нее хороший. Кроме того, есть три старших провизора, проработавших в больнице Святой Екатерины много лет. Все они имеют, так сказать, законный доступ к лекарствам. Есть еще старуха поломойка. Она убирает в аптеке с девяти до десяти часов утра и могла бы стащить флакончик из шкафа, улучив момент, когда девушки отпускали лекарства покупателям или готовили препараты для стационарных больных. Но она в больнице уже давно, и вряд ли это ее рук дело. Санитар тоже заходит за лекарствами, и, конечно же, он мог потихоньку взять флакончик, но это тоже маловероятно.

– А кто из посторонних бывает в отделении?

– Тьма народу. В кабинет главного провизора надо идти через аптеку; торговые агенты крупных аптек, отпускающих лекарства оптом, тоже идут через фармакологию в подсобные помещения. И конечно, к служащим заходят друзья, нечасто, но все равно заходят.

– Это уже обнадеживает. Кто в последнее время заходил к Селии Остин?

Шарп заглянул в записную книжку:

– В прошлый вторник заходила девушка, Патрисия Лейн. Она договорилась с Селией пойти в кино после работы.

– Патрисия Лейн, – задумчиво повторил Пуаро.

– Она пробыла там всего пять минут и не подходила к шкафу с ядами, стояла возле окошечка, разговаривая с Селией и ее сослуживицей. Да, еще приходила темнокожая девушка, недели две назад, очень грамотная, по мнению сослуживиц Селии. Она интересовалась их работой, задавала вопросы и записывала ответы. Прекрасно говорила по-английски.

– Наверное, это Элизабет Джонстон. Она, вы говорите, интересовалась работой фармацевтов?

– Это был день открытых дверей для Уэлферской клиники. Она интересовалась, как проходят подобные мероприятия, и спрашивала, что прописывают детям при диарее и кожных инфекциях.

Пуаро кивнул:

– Кто еще?

– Больше они никого не вспомнили.

– А врачи заходят в аптеку?

Шарп ухмыльнулся:

– Постоянно. По делу и просто так. Иногда приходят уточнить какую-нибудь формулу или посмотреть, что есть на полках.

– Ага, посмотреть?

– Я уже об этом думал. Бывает, они советуются, чем можно заменить препарат, вызывающий у пациентов аллергию или плохо действующий на пищеварение. Порой врач просто забегает поболтать, когда выдается свободная минутка. А бывает, придет с похмелья попросить аспирин или вегенин, а то и просто зайдет пофлиртовать с девушкой, если та не против. Ничто человеческое им не чуждо. Так что мы с вами, похоже, ищем иголку в стоге сена.

Пуаро сказал: