Тайны готических соборов - Фулканелли - Страница 18

Мы приводим фрагмент этого текста, который может быть полезен при условии, однако, что он будет прочитан с осторожностью и понят с мудростью. Мы здесь повторим правило, почитаемое всеми Адептами: дух оживляет, но слово убивает.

Теперь перед нами очень сложный символ: Лев. Сложный, потому что нас не может удовлетворить какое-то одно объяснение. Мудрецы ставили перед этим символом разные задачи; то изображать аспекты субстанций. с которыми они работают; то обозначать их специальные и решающие качества. В эмблеме Грифона (восьмой сюжет) мы видели, что Лев, царь земных животных, изображал неподвижную, основную часть состава, которая теряла в контрасте с летучестью свою лучшую часть, определявшую ее форму, т. е. на языке иероглифов, голову. В этот раз мы будем изучать Льва в одиночестве, не принимая во внимание предыдущего значения. В общем, Лев — это знак золота, столь же алхимический, сколь и природный; он передает также физико-химические свойства этого вещества. Но тексты называют его как воспринимающую материю для Всемирного Разума, тайного огня в изготовлении растворителя. В обоих случаях отмечается могущество, неподверженность порче, совершенство этого короля алхимического бестиария, который изображается еще Витязем с поднятым мечем или Рыцарем в панцыре (ил. ХV).

Первый магнитный агент, служащий для приготовления растворителя, который многие называют Alkaest, также называют зеленым Львом, не столько оттого, что он обладает зеленой окраской, но больше потому, что никогда не приобретает минеральных свойств, которые отличают взрослое состояние от новорожденного. Это зеленый и терпкий плод в сравнении с красным и зрелым. Это юность металла, над которой еще на работала Эволюция, но которая содержит в себе источник действительной энергии, которая будет использована впоследствии. Это Мышьяк и Свинец по отношению к Серебру и Золоту. Это временное несовершенство, откуда в будущем получается наивысшее совершенство; начало нашего эмбриона, эмбрион нашего камня, камень нашего Эликсира. Некоторые Адепты, среди них и Базиль Валентин, назвали его зеленым Купоросом (Vitriol vert), чтобы обозначить его горячую, жгучую и соляную природу; другие — Изумрудом философов, Майской Розой, Сатурнианской Травой, Растительным камнем и т. д. "Наша вода несет листья деревьев, сами деревья, все, что имеет зеленый цвет, — чтобы обмануть безумцев", — говорит мэтр Арнольд из Виллановы.

Что же касается Красного Льва, то философы утверждают, что это та же самая материя, или Зеленого Льва, разными способами доведенная до специального состояния, которое характеризует герметическое золото или Красного Льва.

Именно это побудило Базиля Валентина дать следующий совет: "Растворяй и питай истинного Льва кровью Зеленого Льва, поскольку кровь связывает Красного Льва, и делает летучей кровь Зеленого поскольку они обе одной природы"

Какая же из этих двух интерпретаций правильна? Мы признаемся, что не можем разрешить этот вопрос. Вне всякого сомнения, символический лев был или окрашенным или золоченым. Какой-нибудь след киновари, малахита или металла вывел бы нас из затруднения. Но там только посеревший и стершийся известняк. Каменный лев хранит свою тайну!

Излечение негорящей красной Серы символизируется фигурой чудовища, похожего на Петуха и Лису. Это тот же символ, которым пользуется Василий Валентин в третьем из своих "Двенадцати ключей". "Это великолепная мантия, в которой "Соль Звезд, — пишет Адепт, — она защищена от порчи; и когда будет нужно, заставит их взлететь птицей, и Петух сожрет Лису, прыгнет в воду и утонет, а потом, обретая жизнь с помощью огня, будет разорван Лисой". (ил. ХVI)

За Петухом-Лисой следует Телец. (ил. XVII).

Изображенный как Зодиакальный Знак, это второй месяц подготовительных операций в первом делании, и первый режим элементарного огня во втором. Как практический образ Телец и Бык, будучи посвящены Солнцу, также как Корова-Луне, изображает Серу, мужской принцип, ибо, как сказано Гермесом, Солнце — отец Камня. Бык и Корова, Солнце и Луна, Сера и Меркурий — это все, следовательно, идентичные символы, изображающие первичные полярные природы до их объединения, которые Алхимия извлекает из несовершенных составов.

Раздел III

Амьен

Подобно Парижу Амьен дарит нам замечательный ансамбль герметических барельефов. Интересный факт, который необходимо отметить, — это то, что центральный вход в Нотр-Дам д'Амьен — вход Спасителя — предельно точно воспроизводит не только сюжеты Парижского портала, но и их последовательность. Не совпадают лишь незначительные детали; на парижских барельефах персонажи держат диски, здесь — щиты; эмблема Меркурия представлена в Амьене женщиной, а в Париже — мужчиной. На обоих сооружениях те же символы, те же атрибуты, сходные позы и костюмы. Никакого сомнения в том, что герметическое творение Гийома Парижского оказало реальное влияние на декодирование главного входа Амьенского собора.

Впрочем, пикардийский шедевр, один из прекраснейших сам по себе является важнейшим документом, оставленным нам средневековыми мастерами. К тому же его состояние позволяет реставраторам сохранить большую часть сюжетов; поэтому прекрасный храм, возведенный гением Робера де Люзарша, Тома и Рено де Кормон, остается в первозданном виде.

Среди аллегорий, присущих амьенскому стилю, мы в первую очередь выделим изобразительное истолкование огня колеса. Философ, сидящий и облокотившийся на правое колено, о чем-то размышляет или наблюдает за чем-то (ил. XXXIII).

Это четырехлистник подробно рассмотрен нами, но некоторые авторы склоняются к совершенно другой интерпретации. Журден и Дюваль,[73] Рескин (The Bible о f Amiens), аббат Роз и, впоследствии, Жорж Дюран обнаружили смысл изображения в пророчестве Иезекиеля, который, как пишет Ж. Дюран, "увидел четырех крылатых животных, как впоследствии и святой Иоанн, а затем колеса, расположенные одно в другом. Это видение колес фигурирует также и здесь. Наивно воспринимая текст буквально, художник передает видение в своем чрезвычайно простом выражении. Пророк сидит на камне и опирается на правое колено. Перед ним появляется два колеса, и это все".

Эта версия содержит две ошибки. Первая исходит от неполного изучения традиционной техники, формул, используемых latomi[74] в изображениях своих символов. Вторая, более серьезная, исходит из недостаточной наблюдательности.

В самом деле, наши художники имели привычку скрывать или очень неясно подчеркивать свои сверхъестественные атрибуты. С другой стороны, у нашего персонажа открыты глаза; следовательно, он никак не спит, но бодрствует, пока перед ним происходит медленное действие огня колеса. Кроме того, общеизвестно, что во всех готических сюжетах, изображающих видения, провидец повернут лицом к феномену; его поза, его выражение неизменно проявляют изумление и экстаз. В нашем сюжете всего этого нет. Два колеса, следовательно, являются всего лишь образом, имеющим неясное значение для профана, намеренно помещенным здесь, чтобы скрыть очень известную вещь, тем более для посвященного, которым и является наш персонаж. Он нисколько не увлечен происходящим перед ним. Он бодрствует, но у него усталый вид. Усилия геркулесовых трудов завершены, его работа подошла к ludus puerorum[75] текстов, то есть к поддержанию огня, что может делать даже женщина, работающая за веретеном.