Коробка конфет - Кристи Агата - Страница 4

«Хорошо, что я послала за вами. Видимо, Господу было угодно, чтобы Вирджиния рассказала мне о том, что она сделала, прежде чем удалиться в монастырь. Послушайте, месье Пуаро. Мой сын был дурным человеком. Он преследовал церковь. Он погряз в грехах. Погубив собственную душу, он продолжал развращать близких ему людей. Но хуже всего другое. Однажды, выйдя из своей комнаты, я увидела на лестнице мою невестку. Она читала письмо. Я видела, как мой сын подкрался к ней сзади. Один резкий толчок, и бедняжка, покатившись вниз, разбила голову о мраморные ступени. Когда ее подняли, она была уже мертва. Мой сын был убийцей, и только я, его мать, знала об этом. – Она на мгновение закрыла глаза. – Вы не можете понять, месье, мои мучения, мое отчаяние. Что я могла сделать? Донести на него в полицию? Я не смогла заставить себя поступить так. Это был мой долг, но, как говорится, дух крепок, да плоть немощна. Кроме того, кто поверил бы мне? Мое зрение давно испортилось… они могли бы сказать, что я просто ошиблась. И я промолчала. Но совесть не давала мне покоя. Храня молчание, я тоже становилась убийцей. Мой сын унаследовал состояние своей жены. И вот ему уже предложили портфель министра. Его борьба с церковью стала бы более эффективной. А еще была Вирджиния. Бедное дитя, прекрасное, искреннее и добродетельное, – она была очарована им. Он обладал удивительной и огромной властью над женщинами. Я видела, к чему идет дело. И была не в силах предотвратить новое несчастье. Естественно, он не собирался жениться на ней. Настало время, когда она уже была готова на все ради него.

Тогда я отчетливо поняла, что мне следует сделать. Он был моим сыном. Я дала ему жизнь. Я несу ответственность за него. Он убил одну женщину и теперь собирался погубить душу другой! Я зашла в комнату мистера Уилсона и взяла пузырек с таблетками. Как-то раз он со смехом заметил, что их там достаточно, чтобы убить человека. Потом я пошла в кабинет и открыла большую коробку шоколадных конфет, которая всегда стояла на столике. Сначала я по ошибке открыла новую коробку. А старая также лежала на столе. В ней оставалась только одна конфета. Это упрощало дело. Никто не ел эти конфеты, кроме моего сына и Вирджинии. Но ее в тот вечер я увела с собой. Все вышло так, как я задумала… – Она помолчала немного, закрыв глаза, затем добавила: – Месье Пуаро, я в ваших руках. Врачи говорят, что мне осталось недолго жить. Я охотно отвечу за свои действия перед милосердным Богом. Должна ли я также ответить за них на земле?»

Я пребывал в сомнении.

«Но, мадам, я нашел пустой пузырек, – возразил я, чтобы выиграть время. – Как он мог попасть в дом месье де Сент-Алара?»

«Когда он зашел проститься со мной, месье, я незаметно сунула пузырек ему в карман. Я просто не представляла, как мне избавиться от него. Я так ослабела, что почти не могу передвигаться без посторонней помощи, а если бы пустой пузырек нашли в моей комнате, то это могло бы вызвать ненужные подозрения. Вы же понимаете, – она гордо выпрямилась в кресле, – что у меня не было ни малейшего желания подставить под удар месье де Сент-Алара! Я и помыслить об этом не могла. Просто я подумала, что его слуга обнаружит в его кармане пустой пузырек и выбросит его».

Я опустил голову.

«Я понимаю вас, мадам», – сказал я.

«И каково ваше решение, месье?»

Ее решительный голос не дрогнул, она сидела, как обычно, с высоко поднятой головой.

Я встал с кресла.

«Мадам, – сказал я, – позвольте мне пожелать вам всего наилучшего. Я провел расследование… но ничего не обнаружил! Дело закрыто».

Пуаро немного помолчал, затем тихо добавил:

– Она умерла через неделю. Мадемуазель Вирджиния выдержала испытания послушничества и постриглась в монахини. Вот, мой друг, и вся история. Должен признать, что я сыграл в ней не лучшую роль.

– Но едва ли это можно назвать провалом, – запротестовал я. – Что еще вы могли подумать при данных обстоятельствах?

– Ah, sacre, mon ami![6] – воскликнул Пуаро, внезапно оживляясь. – Неужели вы не понимаете? Ведь я вел себя как троекратный болван! Мои серые клеточки – они просто не работали! Доказательства все время были в моем распоряжении.

– Какие доказательства?

– Коробка конфет! Разве вы не понимаете? Мог ли человек с нормальным зрением допустить такую ошибку? Я знал, что мадам Дерулар страдала от катаракты… об этом мне поведали капли атропина. Она была единственным человеком во всем доме, который по слепоте своей мог перепутать крышки у коробок. Ведь изначально именно коробка конфет навела меня на след, однако в итоге я не сумел сделать правильные выводы.

Мой психологический расчет был также ошибочен. Если бы месье де Сент-Алар был преступником, то он первым делом должен был выкинуть обличающий его пузырек. Обнаружив его, я мог бы сразу сделать вывод о невиновности де Сент-Алара, ведь я уже узнал от мадемуазель Вирджинии, что он был рассеянным человеком. В общем и целом я рассказал вам о своем самом неудачном деле. Только с вами я и могу поделиться этой историей. Вы понимаете, что я выглядел тогда не в лучшем свете. Старая леди на редкость просто и ловко совершает преступление, а я, Эркюль Пуаро, пребываю в полнейшем заблуждении. Sapristi![7] Мне невыносимо даже думать об этом! Забудьте эту историю. Или нет… лучше запомните ее, и если вам покажется в какой-то момент, что я чересчур самодоволен… хотя это маловероятно, но все-таки возможно…

Я спрятал улыбку.

– …Хорошо, мой друг, вы скажете мне: «Коробка конфет». Договорились?

– Ладно, идет!

– В конце концов, – задумчиво сказал Пуаро, – это был некий полезный опыт! И я, кто, безусловно, обладает острейшим в Европе умом, могу позволить себе быть великодушным.

– Коробка конфет, – тихо пробормотал я.

– Pardon, mon ami?[8]

Подавшись вперед, Пуаро заинтересованно смотрел на меня, и мое сердце растаяло при виде его невиннейшего лица. Мне не раз приходилось страдать от его замечаний, но я тоже, хотя и не претендуя на звание острейшего ума Европы, мог позволить себе быть великодушным!

– Ничего, – решительно сказал я и, пряча улыбку, раскурил очередную трубку.