«На суше и на море» - 66. Фантастика - Чижевский Герман Михайлович - Страница 34

Гел молча и тяжело переживал смерть Эмо, виня себя не столько в жестокости — ее продиктовала суровая необходимость, — сколько в невнимании и недосмотре. Приглядись он к Эмо получше и вовремя, могло бы ничего и не случиться.

Пагубное влияние Зора было бы легко нейтрализовать, а тоску и разочарование Эмо постепенно, умело излечить.

Не остался прежним и Зор. Его сокровенные замыслы пошли прахом, разбившись о несгибаемую волю нома, однако он никак не мог настроиться на вражду. Напротив, помимо воли его тянуло к нему, и, будь Гел немного помягче, возможно все как-нибудь бы и уладилось. Слишком далеко отошел мир Фемы, и через бездну таоса многое изменило окраску. Зор понимал, что в одиночку не привести «Элон» к Феме. А может быть, и Ган мечтает о том же? Да, последней, шаткой надеждой оставался Ган.

Известных астролетчиков в Феминории очень баловали, носили едва не на руках. Самолюбивый, смелый и удачливый Ган был одним из кумиров. Привыкший к поклонению и первенству, он болезненно переносил явное превосходство командира. После истории с вывихнутой рукой прибавилось еще и чувство неловкости. Ему казалось, что Гел затаил обиду, из-за этого Ган пребывал в состоянии болезненной неуверенности, взыскательно обдумывая каждое слово нома. В однообразной и напряженной обстановке полета, без притока свежих впечатлений извне его мнительность незаметно переросла в своеобразную манию обидчивой подозрительности.

Зор давно подметил душевное состояние Гана, но откладывал действия до того момента, когда какой-либо случай подорвет веру астролетчика в командира и всю затею. Для этого, не полагаясь на судьбу, он намеревался кое-что предпринять, но осторожно. Он заметил, как внимательно наблюдает за ним Пэй, и уж, конечно, не по врачебному долгу, а по приказу нома.

Диафрагма астрокомплекса разомкнулась, и Гел заявил с порога:

— Я пришел за окончательной рекомендацией. Откладывать дальше нельзя.

— Пожалуйста! Спрашивай, у меня все готово, — выпрямился Зор.

— Рассказывай лучше сам, но только основное, наиболее существенное.

Слова и тон дышали недоверием, в них прозвучало и предупреждение. Зор понял, но не подал и виду.

— Хорошо, я начну с того, что внешние планеты Антара велики, с ядовитой атмосферой и мощной гравитацией. Это сумрачные, холодные, абсолютно безжизненные миры. Они, безусловно, отпадают. Ближайшая к светилу планета раскалена едва не докрасна. Следующая за ней переживает пору ранней юности. На ее поверхности лишь кипящие воды океана и ни клочка суши. Третья, голубая планета несколько дальше от Антара и старше. У нее должен быть сравнительно умеренный климат, обнаружена азотнокислородная атмосфера и вода. Растительность зеленого цвета, обильная и…

— А как гравитация?

— Несколько выше нормы.

— Дальше.

— Четвертая планета светится красноватым отблеском, я назвал ее Арсой. Она значительно дальше от светила, чем третья. У нее суровый климат, крайне разреженная атмосфера и мало воды. Это старый, дряхлеющий мир. Гравитация близка к норме.

— Итак, насколько я понял, ты стоишь за одну из двух — голубую или красную.

— Да, на мой взгляд, они более или менее подходят, но ручаться не могу. Как ты понимаешь, выводы не могут претендовать на непогрешимость.

— Отлично! Даю на окончательную проверку еще сутки, а завтра соберемся и примем решение. — Сухо кивнув, Гел вышел.

Ударение на слове «проверка» не понравилось Зору. Он долго смотрел на захлопнувшуюся дверь и, наморщив лоб, усиленно размышлял. Потом упрямо тряхнул лобастой головой и пробормотал под нос:

— Проверка не помешает, но и проверка не гарантия от ошибки.

По длинной пологой кривой, плавно гася скорость, Гел осторожно подводил звездолет к тяжелой планете. Траектория полета все больше приближалась к касательной, и наступил момент, когда центробежная сила уравняла тяготение и «Элон» соскользнул на инерциальный эллипс. По экрану медленно поползли темные контуры материков, пятна морей, складки гор и извилистые линии рек.

— Какой чудесный мир! Мир желтой ликующей звезды, зеленой планеты и голубых вод. Как ты встретишь нас?… — задумчиво сказала Айма.

— Или проводишь, — скептически буркнул Пэй. Вынырнув из конуса тени, «Элон» начал второй виток облета. Пришли донесения разведочного автомата, и Гел помрачнел.

— Почти все вдвое, — вздохнул он. — Атмосферное давление, и температура, и влажность.

— Кроме гравитации, — вставил Зор. — Она должна быть в переносимых пределах.

— Если бы так, — сомнительно покачал головой Гел, — но плотная атмосфера — признак мощной гравитации.

— Или молодости планеты, — возразил Зор.

— Зачем гадать? — вмешалась Иола. — Отправим на разведку «Нир».

— «Нир»?… Швырнуть в неизвестность «Нир», эту хрупкую малютку без лучевой защиты и антигравитации. Ну знаешь ли… — вздернул брови Гел.

Иола стушевалась.

— Ничего страшного, — примирительно сказала Зея. — Антигравитация «Элона» с таким запасом, что я могу гарантировать вам нормальную тяжесть в любом случае. А «Нир», конечно, лучше поберечь.

— Все это так, мой прекрасный гравиинженер. Зато вне корабля мы прилипнем, как мухи, — проворчал Пэй.

— Хватит, все равно посадка неизбежна, — отрезал Гел. — Нельзя пренебрегать одним шансом из двух. По местам!..

Гел полулежал в мягчайших объятиях посадочной капсулы, перед ним матово светился посадочный пульт. Рядом в такой же капсуле лежал дублер Ган Бор. Гел волновался: беспокоил не исход посадки, в нем он не сомневался, а сам факт первого соприкосновения с неведомым миром. У него сохли губы и ныли концы пальцев.

Для посадки избрали обширную зеленую равнину. «Элон» сядет точно и плавно, об этом позаботятся неусыпные автоматы, но в такие ответственные моменты люди предпочитали быть не только наблюдателями, а и непосредственными участниками событий. Вдруг оскалит зубы непредвиденное?

…Свисток сигнала, щелчок — и рукоять управления пошла вправо, заработали боковые тормозные двигатели. Они погасили орбитальную скорость, и «Элон» устремился вниз. Падающий звездолет подхватили мягкие объятия антигравитации.

Пальцы Гела легли на регулятор скорости спуска, но вмешательства не потребовалось: автоматы сами подобрали режим и повели плавный спуск.

Высота таяла, с каждой минутой приближался долгожданный миг, трепетный и неповторимый. Гел отсчитывал вслух показания высотомера: «Сто… пятьдесят… двадцать…» Секунду подумав, он умерил нетерпение и чуть подвинул регулятор, замедлив спуск. Приборы послушно отозвались. «Элон» нырнул в облака. Еще немного — и наступит несравненный миг встречи. У него часто и гулко забилось сердце, в голову ударила пьянящая волна, и он во весь голос крикнул в контакт:

— Друзья! Сейчас сядем…

Надрывный вой аварийного сигнала вдребезги разнес радость. Скрутил, смял все мысли и чувства в комок слепого ужаса. Могучим усилием воли он отбросил его и овладел собой. Почти тотчас Гел понял: исчезло антигравитационное поле. «Элон» падал камнем. До сокрушительного удара оставались немногие секунды. Теперь все зависело от него, его находчивости, сообразительности, интуиции…

Наступило время тягчайшей единоличной ответственности — гордость и проклятие командира звездолета. Он лежал неподвижно. Время растянулось многократно, скупые доли секунд воспринимались как минуты. Нервы напряглись до отказа, время истекало, а громада «Элона», с ревом рассекая воздух, неудержимо падала…

Гед избрал единственный выход, ненадежный и опасный, но иного не существовало. Взлет на люм-излучателях с такой незначительной высоты исключался: сокрушительный взрыв почвы уничтожил бы звездолет. Удар о поверхность тоже сулил гибель. Но если его невозможно предотвратить, то можно попытаться ослабить, смягчить единичной такцией люм-излучения. Такцией достаточно мощной и очень короткой, чтобы она погасила скорость, не породив взрыва. Гелу предстояло взять на клавиатуре пульта одну-единственную ноту. Взять виртуозно, идеально правильно. Ценителем выступала сама судьба.