В стране монстров - Влодавец Леонид Игоревич - Страница 12

— И никакое снадобье не подействует? И лук со стрелами? — встревожился Толька.

— Нет, — помотала седыми космами старуха, — они подейштвуют, но орков не две дюжины, как штрел в твоем колчане, а гораждо больше. Конечно, ты можешь шпаштишь бегштвом, но тогда шюда, на опушку прибежит уже не человек, а орк!

— Но ведь Трундакс говорил мне, что если я убью Короля Орков, то они мне больше не встретятся! — воскликнул Толька.

— Трундакш — обманщик, — прошептала старуха, опасливо косясь на дверь кухни, где возился Хлюпс. — Он нарочно жаманивает молодых рычарей, которые желают шпашти принчешшу Аштру. Наш король штар, а принчешша его единштвенная нашледнича, и ешли король прештавитша, то нашим королем штанет Черный Дракон…

Толька хотел еще кое-что спросить, но в это время появился Хлюпс, который принес деревянную миску чечевичной похлебки и два ломтя черного хлеба.

— Мне то же самое, — сказал Толька, — и кружку клюквенного морса.

— И все?! — поросячьи глазки Хлюпса аж округлились, как медные пятачки, да еще и выпучились. — Разве это обед для воина? А поросенок с хреном и гречневой кашей? А холодец? А гороховый суп с грудинкой? А пиво?

— Чечевичную похлебку, хлеб и морс! — с непреклонностью в голосе потребовал Толька и сделал вид, что хватается за лук.

— Сию минуту, высокородный господин! — съежился Хлюпс и побежал обратно в кухню.

Нищенка опять зашептала:

— Прежде чем ешть похлебку, дай ее мне понюхать! В ней может быть швиной бульон! Хлюпш — верный подручный Трундакша!

А сама быстро-быстро принялась есть свою похлебку.

Когда вернулся Хлюпс, нищенка уже успела съесть всю миску и сжевать весь хлебный мякиш, оставив только корки.

Конечно, Хлюпс принес похлебку не в деревянной миске, а в расписной глиняной, и ложку дал не деревянную, а оловянную. И кружка с морсом была тоже явно не для простонародья.

— Приятного аппетита, доблестный рыцарь! — произнес он довольно кислым тоном и, вздыхая, удалился, даже не забрав талер, который остался лежать на столе.

Толька, недолго думая, пододвинул миску старухе. Та хищно вдохнула носом, да как чихнет!

— Это швиная, швиная похлебка! — торопливо вскричала нищенка и стала торопливо наворачивать варево, к которому Толька сразу потерял всякий интерес. Теперь, однако, у него закралась мысль: а не набрехала ли эта старушенция? Может, всю эту сказочку насчет свинины она специально сочинила, чтоб две порции похлебки съесть на халяву?

Тем не менее рисковать Лаптев не стал. Стал есть хлеб и запивать прохладным морсом, стараясь поменьше смотреть на нищенку, ибо ее вид аппетита не прибавлял. Она уж очень поспешала при еде и к тому же все время швыркала носом. Даже если не смотреть, все равно неприятно.

Однако когда Толька все-таки повернул голову в сторону старухи, то тут же раскрыл рот от удивления.

Нищенка исчезла!

Лаптев мог бы поклясться, что бабка не могла бесшумно вылезти из-за стола, пройти по скрипучему полу до двери, отворить эту дверь, висевшую на несмазанных, скрежещущих петлях и, наконец, без шлепанья ногами, спуститься с крыльца.

Но исчезла не только старуха. Со стола будто испарились обе миски, глиняная и деревянная, обе ложки, деревянная и оловянная, и — о, ужас! — серебряный талер, который так и не получил Хлюпс.

«Украла!» — эта мысль заставила Тольку аж застонать от досады. Вот те и «спасибо» за милосердие и благотворительность! Даже уши загорелись от сознания собственной глупости. Ведь слышал же от мамы, что нищим верить нельзя. «Да они больше на этом подаянии зарабатывают, чем мы с папой, вместе взятые!» — сказала мама как-то раз, когда Толька попросил у нее рубль, чтоб бросить в шапку какому-то дядьке в подземном переходе. А в другой раз папа-прочел в одной газете, что какой-то корреспондент будто бы сам видел, как нищий, отстояв «смену» на церковной паперти, сменил свое рубище на фирменный прикид и уехал на «трехсотом» «Мерседесе».

Не успел Толька как следует осознать, что произошло, как из кухни вышел господин Хлюпс, который выглядел совсем не так любезно, как прежде. В одной руке у него был огромный кухонный нож, больше похожий на меч, а в другой — огромная поварешка, вполне способная заменить палицу.

— Меня ограбили, благородный рыцарь! — произнес он скорее зловеще, чем вежливо. — Это вы пригласили в мое заведение нищенку и воровку! Кто заплатит мне за обед и пропавшие вещи? Десять грошей за две порции чечевичной похлебки, четыре за кружку морса, четыре за хлеб — итого, восемнадцать только за еду. Теперь вещи: десять грошей за деревянную миску, двадцать за глиняную, пять за деревянную ложку и десять за оловянную — сорок пять грошей. Всего с вас — шестьдесят три гроша.

— Она у меня самого талер украла! — возмущенно завопил Толька. — Мне нечем платить!

— А мне плевать на это! — завизжал трактирщик уже совсем неучтиво и перешел на «ты»: — Отдашь мне свой лук и стрелы! Иначе ты не выйдешь отсюда живым!

— Да при чем здесь я?! — воскликнул Лаптев. — Разве я знал, что она воровка?! К тому же две стрелы из моего колчана больше стоят, чем все ваши миски-похлебки!

— Лук и стрелы! — взревел Хлюпс уже совсем не своим голосом. И угрожающе замахнулся кухонным ножом.

Вот тут произошло вовсе неожиданное. Воздух вокруг Хлюпса заколебался, будто над печной трубой, его контуры стали расплываться, и через несколько секунд трактирщик превратился в какое-то бурое, клубящееся облако, вытянутое по вертикали. Толька почему-то надеялся, что это облако развеется, но не угадал.

Бурое облако не только не рассеялось, а совсем наоборот, стало сгущаться. Через какие-то мгновения Тольке стало ясно, что вместо невысоко гопузатенького трактирщика возникает какая-то огромная, неясных очертаний фигура. Толька выскочил из-за стола, метнулся к двери, которая оставалась открытой, и уже собирался выбежать накрыльцо, как вдруг невесть откуда взявшийся порыв ветра захлопнул дверь. Лаптев толкнул ее плечом — безрезультатно! Казалось, будто дверь заперта на замок снаружи. Тогда Толька повернулся и попытался нажать на дверь спиной. Ничего из этого не вышло, но зато он увидел, во что превратилось бурое облако…

Батюшки-светы! Клыкастая, щетинистая морда с кабаньим пятачком! Круглая, как у кота, и со светящимися красными глазами! Пятипалые передние лапы, с огромными, как у гориллы, бицепсами и огромными медвежьими когтями на пальцах! Лошадиный зад и ноги с копытами! Наконец, хвост голый и облезлый, как у крысы! Добренький трактирщик превратился в орка! Но не такого несчастного и затюканного, как тот, что сидел в клетке у Трундакса, а в свирепого, беспощадного, издающего дикий рев, от которого мороз по коже проходил.

Сперва Толька здорово напугался. Бежать некуда, а врукопашную с таким чудищем не справиться. Между тем орк, угрожающе виляя своим крысиным хвостом — он вполне мог бы сбить имТольку на пол, если б хлестнул по ногам! — стал неуклюже приближаться к мальчику. И копыта еготяжко грохали по доскам. Все! Сшибет хвостом, растопчет копытами, раздерет когтями и клыками…

Орк был всего в паре метров от Тольки, когда Лаптев вспомнил про лук и стрелы, смазанные снадобьем против орков. Правда, лук казался слишком маленьким, а стрела — слишком тонкой, чтоб нанести чудовищу хоть какой-то урон. Не верилось и в снадобье, но иного способа защищаться не было.

Толька выдернул стрелу, поспешно наложил прорезь в ее хвостовике на тетиву, оттянул… Орк издал громовой рев и бросился на Тольку, но тот уже пустил стрелу. Вж-жик! Промахнуться было невозможно…

Как и куда попала стрела, Толька даже заметить не успел.

Сверкнула яркая вспышка, а затем — ша-ра-ра-рах! — будто гром ударил. Вспышка ослепила, гром оглушил — возможно, что Лаптев на какое-то время даже сознание потерял…