Последняя Империя - Сартинов Евгений Петрович - Страница 33

"Если убрать с тех тягачей дурацкие стрелы и приладить эти трубы, то что получается? Получается зенитно-ракетный комплекс С-300, а может и даже С-400. Это сенсация! Начальство в Лэнгли просто взвоет от радости. Есть повод окончательно прижать всех этих Ивановичей. Но надо все точно выяснить. Тягачей было десять, этот ящик пятый. К тому же, должны быть еще и ракеты."

Забыв обо всем на свете, Чарльз вытащил портсигар и закурил свой любимый «Винстон», при этом не прикрыв огонек ладонью.

Минутная слабость простительна женщине, но никак не профессиональному разведчику. В угольной темноте ночи огонек сигареты виден на добрый километр, это хорошо знают снайперы и прошедшие фронт солдаты.

Генерал Милкович еще не закончил разнос своих подчиненных, как к нему подбежал солдат оцепления и, презрев все формальности, доложил кратко и ясно:

— Господин генерал, я видел вспышку света.

— Где, покажи мне?

— Вон там, на северном склоне…

Солдат хотел было показать направление рукой, но второй генерал, контрразведчик Радович, подхватил его под руку и увлек со света в черноту ближайшей тени.

— Теперь показывай, — велел он.

— Вон там.

— Старые блокгаузы, — заметил Радович. Он персонально отвечал за секретность всей операции. После этого он поднес к губам портативную рации и коротко приказал:

— Седьмой и шестой квадрат, план два. Подстраховка четыре. И на всякий случай план пять.

Маккормик к этому времени уже спустился вниз, ему надо было добраться до машины и проследить, куда же увезут эти интересные ящики югославские военные. Пробравшись вдоль длинной стены склада, он свернул за угол, и в тот же миг в глаза ему ударил луч мощного фонарика. Чарльз зажмурился, но многолетние тренировки сделали свое дело, и рука словно сама вскинула пистолет. Выстрел был точен, кто-то вскрикнул, фонарик упал и откатился в сторону. Сбоку раздались какие-то крики, Маккормик дважды выстрелил на звук голосов. Перебежав к другому складу, он поднырнул под сваи, поддерживающие край старинного сооружения, нависшего над склоном горы, и затаился. Он слышал, как совсем рядом топали сапоги солдат, возбужденные голоса раздавались прямо над ним. Маккормик боялся собак, отдаленный их лай он слышал уже давно, однако дождь и осенняя сырость не дали им возможности взять след. Примерно через час все стихло, и разведчик долго пробирался между старых осклизлых от времени свай, затем еще дольше вслушивался в ветреную тишину ночи, но ничто не указывало на опасность.

Маккормик глянул на часы — четыре часа утра, дожидаться рассвета для него было подобно самоубийству. Он знал, что этот район оцеплен, и темнота была его единственным союзником. Чарльз снял вязаную шапочку и натянул на голову очки ночного видения. Пригнувшись, он проскочил вдоль торца склада, затем упал на траву и пополз к ограждению. Сетка рабица быстро подалась клацающим челюстям кусачек, еще пятьдесят метров он прополз, а потом начались дома, старые, каменные, приземистые. Тогда Маккормик встал, снял очки и медленно пошел вдоль улицы, уже ничем не отличаясь по внешнему виду от портовых рабочих, возвращающихся с ночной смены домой. Короткая куртка, джинсы, черная вязаная шапочка, висячие усы делали его похожим на самого обычного местного жителя.

Разведчика удивляло, что он так просто выбрался из порта, но ничего не указывало на опасность. На старинных брусчатых улицах навстречу ему попались лишь сумасшедшие влюбленные, да две компании германских туристов, засидевшихся в работающих всю ночь портовых кабачках. Открыв дверь своей машины, Маккормик со вздохом облегчения опустился на сиденье, и в ту же секунду хлопок приглушенного выстрела разнес висок американца. Тело Чарльза завалилось набок, грубые руки перетащили его на соседнее сиденье, и те же самые руки повели машину по улицам города-памятника.

Его вычислили, применив оригинальный метод. Поняв, что в темноте среди нагромождений складов, кранов, контейнеров и подсобных мастерских лазутчика найти не удастся, подчиненные Радовича всю полосу вдоль забора посыпали порошкообразной люминесцентной краской, видимой лишь в приборах ночного видения. До поры его держали на расстоянии и лишь у машины привели негласный приговор в исполнение.

— Все в порядке, — доложил Радович своему коллеге из генштаба. — Наблюдателя ликвидировали. По паспорту гражданин ФРГ.

— Проблем не будет? Они могут поднять шум?

— Пусть поднимают, не успеют, — отмахнулся контрразведчик. — Но кто-то же его навел? Надо выяснить.

Два дня спустя под большегрузный автомобиль попал один из крановщиков. Сдал его хитроумный мобильник Маккормика. На несчастье он зачем-то записывал номера последних пяти телефонных звонков, такую функцию заложили в нем создатели.

Через неделю скрытые пружины балканской мышеловки распрямились. За месяц до этого албанское правительство Косова объявило о присоединении своего края к Албании. Это вызвало возмущение всего сербского народа. Договором девяносто девятого года предусматривалось сохранение Косова в составе Югославии. Главы натовских стран сделали вид, что не произошло ничего особенного. Просто: "Народ Косова сам выбрал, в каком государстве ему следует жить, и мы выражаем уважение самоопределению населения Косова", — так витиевато заявила за всех них Кэтрин Джонс. Югославы пробовали жаловаться в ООН, в международный суд в Гааге, но их обращения тонули, как звук в вате. И тогда генералы свергли прозападное гражданское правительство. Той же ночью стремительным маршем танковые колонны вторглись в Косово.

Но началось все не с этого. За три часа до переворота на побережье Италии, в районе города Брундизи, на берег из двух надувных «Зодиаков» высадилась диверсионная группа Славомира Ранковича, прозванного спецслужбами Запада Ночным Шакалом. Этот мастер диверсий и шпионажа давно уже был приговорен к смертной казни различными судами Европейского союза. Ранкович прошел все войны балканского ужаса, и ни ему, ни остальным девятнадцати членам группы терять было нечего. Уже трижды они уходили от групп захвата спецназа сил НАТО, и эта подготовленная ими диверсия должна была стать последним уроком высокомерным янки.

Оставив лодки на берегу, группа марш-броском преодолела последние пять километров и залегла в пределах видимости военно-воздушной базы сил НАТО. Как раз в это время с аэродрома с тяжелым гулом в воздух поднялся самолет радиолокационной разведки «Праулер». Глянув на часы, Ранкович показал два пальца и взмахом руки разослал две группы по пять человек в разные стороны. Все было заранее отработано до мельчайших деталей. Ровно в два часа ночи где-то в отдалении рванул приглушенный взрыв, и в ту же секунду на всем аэродроме погас свет. Югославам он не требовался, все они уже были в угловатых очках ночного видения. Коротко свистнула стрела спецарбалета, и часовой на угловой вышке выронил винтовку и, захрипев, сполз на пол своего скворечника. В темноте было слышно только клацанье кусачек. Оказавшись за проволокой, группа разделилась еще на две части, пять человек побежали в сторону пункта управления полетами, сам же Ночной Шакал начал пробираться к самолетной стоянке. Он уже видел темные махины семьсот шестьдесят седьмых «Боингов» с уродливыми тарелками радиолокационных антенн, когда над аэродромом снова вспыхнул свет. Службы обеспечения успели быстро переключиться на автономное питание. Удар света по глазам был болезненным. Вскрикнув, Ранкович сорвал прибор ночного видения, зажал ладонью глаза и метнулся в сторону огромного бензозаправщика. Остальные четверо его друзей не смогли столь быстро сориентироваться на местности и побежали в другую сторону. Прошли секунды, и сразу началась густая, истеричная стрельба, грохнули два сильных взрыва. Одна из диверсионных групп добралась до центра управления полетами, перестреляла персонал и взорвала саму Башню. Не менее успешно шли дела и у третьей группы — со стороны стоянки истребителей и штурмовиков взрывы следовали один за другим. Лишь группа самого Ранковича оказалась зажата со всех сторон за небольшим зданием метеоцентра и не могла сделать ни шага в сторону своей цели. Четверых боевиков Шакала обстреливали не менее полусотни морских пехотинцев США и с десяток итальянских солдат.