Адвокат черной королевы - Борохова Наталья Евгеньевна - Страница 12

– Ну, так как дела с арбитражем? – спрашивал он только для того, чтобы не молчать. Не стоять же истуканами!

– Все хорошо, – отвечала она. Не могла же она потратить последние бесценные минуты на обсуждение недостойного поведения противной стороны.

– Я буду тобой гордиться, – пообещал он. Но ей хотелось слышать совсем иные слова.

Объявили посадку.

– Мне надо идти, – сказал он и потрепал ее по щеке, поцеловал в нос.

Так обращаются либо с неразумным ребенком, либо с собакой. Если бы на месте Лизы оказалась Павловская, он сжал бы ее в объятиях и целовал долго, по-настоящему. А потом они бы стояли рука в руке, не стыдясь влажных от слез глаз, пока женщина за стойкой, смущенно покашливая, не решилась бы прервать затянувшееся прощание.

Лиза так отчетливо представила себе эту картину, что на несколько секунд даже прикрыла глаза. Ей стало больно…

– Ну, пока! – улыбнулся он, собираясь уходить.

– Нет, постой! – очнулась она от забытья. – Я должна тебя спросить…

– Спрашивай, – позволил он, но взглянул на часы.

– Тот разговор по телефону, – быстро начала она. – Ты имел в виду…

Эта странная фраза-вопрос звучала, должно быть, сумбурно, потому что Мерцалов сначала нахмурился, ничего не понимая, потом его лицо прояснилось. Видно, он догадался, о чем идет речь.

– Забудь. Это все ерунда, не более того.

– Но ты говорил мне это все так серьезно. Ты сердился на меня!

– Разве? – удивился он. – А я и забыл.

– Но что случилось?

– Ничего. Ты какая-то странная в последнее время. Точно у тебя появились какие-то секреты…

И это он говорит про нее!

– До встречи, дорогая.

Дорогая, но не любимая!

Дубровская смотрела ему вслед, уже не сдерживая слез. Она знала, что больше его никогда не увидит. Над ней уже сгустились грозовые тучи…

– А вы – премиленькая, – заявил Елизавете маленький тщедушный человечек. Он осмотрел девушку, как племенную кобылу, и остался доволен. – Признаться, я боялся увидеть чудище морское. Примерно так вас описал мне Иван Васильевич.

Дубровская наконец поняла, чем она обязана столь пристальному вниманию незнакомого мужчины. Они встретились в коридоре суда, и Елизавета поначалу никак не могла взять в толк, почему вместо Плешака рядом с кабинетом судьи топчется нечто напоминающее хорька.

– Вы, должно быть, представитель ответчика? – догадалась она.

– Так точно, – заявил мужчина. – Я – юрист. Афонин Петр Никанорович. Ваш старший коллега, между прочим.

Мужчина не сказал Лизе ничего особенного, но она уже чувствовала по отношению к нему неприязнь. Слишком плотоядно посматривал он на нее, слишком приторная улыбка играла на его тонких губах. Должно быть, сам он считал себя этаким плейбоем, но его наружность вызывала у дам скорее смех, чем сколько-нибудь серьезное отношение. Он был крохотного роста, с чахлой грудью и маленькими острыми глазками. Костюм, по всей видимости, на два размера больше, чем следовало, болтался на нем, как мешок на пугале. Редкая растительность едва прикрывала голову. Но все это ничуть не влияло на его самомнение. Он чувствовал себя привлекательным самцом, которого представительницы слабого пола готовы растащить на части.

– Мы с вами сработаемся, – подмигнул он Дубровской. – Как насчет рандеву?

– Простите? – захлопала глазами Лиза.

– Вы не находите, что тесное общение двух юристов может принести взаимную выгоду обеим сторонам?

Девушка еще надеялась, что витиеватая речь Афонина скрывает за собой вполне безобидную суть. Не его вина в том, что из-за неурядиц на личном фронте Дубровская совсем утратила чувство юмора.

– Ну, так как? Пересечемся? – Он придвинулся к ней вплотную.

Лиза автоматически сделала шаг назад.

– У нас будет еще время обсудить мое предложение, – самодовольно заявил коротышка, восприняв молчание девушки как поощрение. – А сейчас я хотел бы выяснить одно: как вы отнеслись к инициативе Плешака?

Дубровская совсем перестала соображать:

– Вы имеете в виду мировое соглашение?

Пришел черед удивляться Афонину.

– Мировое соглашение? Что за ерунда!

– Тогда о какой инициативе идет речь?

– Вы собираетесь отказываться от своих требований?

Да он ополоумел! Телефонный звонок Плешака, когда тот заплетающимся языком нес какую-то чушь, был, оказывается, не лепетом запойного алкоголика, а предложением по урегулированию юридического спора! Самому Ивану Васильевичу, положим, мог помочь только нарколог, но с какой радости его юрист повторяет весь этот бред, Елизавета понять не могла.

– Вы шутите? – вырвалось у нее. – Почему я должна отказываться от иска, если это дело для меня выигрышное на все сто процентов?

– Так уж на сто? – забавлялся человечек.

– Разумеется. Вы что, не читали документы, приобщенные к делу?

– Читал. Но вот что я скажу тебе, милашка. Я никогда не проигрывал и теперь не собираюсь. – Он хитро улыбнулся Дубровской. – Сказать честно, ты меня чертовски завела!

– …Я прошу назначить по делу экспертизу с целью определения подлинности подписи Данилкина на представленной истцом доверенности…

Афонин говорил много и нудно. Елизавета не понимала ничего. Вернее, интуиция подсказывала ей, что творится что-то неладное. Если бы этот похожий на хорька человечек нес несусветную чушь, судья остановила бы его в два счета. Но она почему-то хмурилась, изредка бросая пристальные взгляды на сжавшуюся в комок Дубровскую.

– …оплату экспертизы гарантируем. Полагаем, что решение экспертизы будет иметь значение для определения возможности уголовно-правового преследования представителя истца.

Словно луч забрезжил в темном царстве! Последняя фраза звучала как выстрел. Кажется, кого-то этот смешной человек в нелепом пиджаке хочет обвинить в преступлении. Вот только кого? Этого Елизавета, как ни старалась, понять не могла…

Ходатайство представителя ответчика было удовлетворено. Судья назначила экспертизу. В деле был объявлен перерыв.

Оглушенная Елизавета вышла в коридор.

– Ну, что скажете? – зацепился за нее Афонин. Он просто раздувался от гордости и, по всей видимости, не собирался отпускать Дубровскую так просто.

– Я не совсем поняла, – призналась она. – В чем вы собираетесь обвинить Данилкина? Он что-то сделал?

Неизвестно, что смешного нашел Афонин в ее немудреном вопросе, но он буквально согнулся от истерического хохота. Он веселился от души: притоптывал ногами по полу, держался за живот. Отведя душу, он уставился на Лизу с любопытством натуралиста, встретившего редкое насекомое.

– Вы что, совсем ничего не поняли?

Дубровская замотала головой.

– Данилкин здесь совершенно ни при чем, – улыбаясь сообщил он. – Все дело в вас!

– Во мне?!

– Ну, конечно! Это вы совершили преступление! Это вы будете отвечать по закону!

В какой-то кошмарный момент Лизе показалось, что Афонин просто сошел с ума и сейчас появятся санитары, которые увезут его в царство белых халатов и смирительных рубашек. Шло время, но ничего не менялось. Жизнерадостный юрист по-прежнему скалился. Она все так же стояла перед ним, дрожа, как осиновый лист на ветру.

– Но что я сделала? – решилась она на вопрос.

– А то сами не знаете, – недоверчиво хихикнул Афонин. – Вы подделали подпись Данилкина на доверенности. Никакого Данилкина в природе не существует. Он умер пару месяцев назад.

Они сидели в маленьком кафе, куда ее совсем недавно на чашечку кофе приглашал Плешак. Лиза напоминала тряпичную куклу. Вялая, апатичная, она обмякла в кресле за дальним столиком. Рядом с ней искрился жизнелюбием Афонин. Он уплетал за обе щеки пломбир и вел с девушкой поучительную беседу. Хотя правильнее было бы назвать это лекцией на тему морали. Юрист не сомневался, что Елизавета его слушает, поэтому тон выбрал снисходительный и даже фамильярный.