Революционное самоубийство - Ньютон Хьюи Перси - Страница 18

У Ричарда Торна была своя теория об отношениях между мужчиной и женщиной. Не обремененную узами брака любовь он рассматривал как единственно возможную чистую любовь, а официально скрепленный союз был для Ричарда насмешкой над настоящими чувствами. Свободная любовь не порабощает и не принуждает человека. Ричард критиковал то, что он называл «буржуазными отношениями», а также сам институт брака вместе с требованиями, которые вступающие в брак предъявляют друг другу (в это ряду стоят обязательство заниматься сексом с единственным партнером, ревность, ограничение свободы перемещения, распределение ролей в семье по половому признаку). Ричард чутко чувствовал, что люди вовсе не подобны машинам или домам, т. е. бездушной собственности. Ни одна жена не должна принадлежать своему мужу, точно так же и муж не должен принадлежать жене, ибо любое владение основано на контроле, ограждениях, барьерах, принуждении и психологической тирании. Свободная любовь держится на совместном опыте и дружбе. Она сродни той любви, которую мы питаем по отношению к собственному телу, к большому пальцу руки или к нашей ноге. Мы любим себя, свое тело, но мы нисколько не хотим порабощать хотя бы какую-нибудь частичку самих себя.

Между мной и Ричардом случались жаркие споры. Иногда мы застревали у него дома на несколько дней, со стаканчиком вина обсуждая общую ситуацию в стране, за все проклиная белых. Когда я подуставал от этих посиделок, я возвращался назад, в свой квартал, чтобы вновь присоединиться к своим отличным уличным братьям.

В ту пору я был злым парнем. Этот парень баловался вином, распускал кулаки в квартале, взламывал дома в Беверли-Хиллз, а также посещал Оклендский городской колледж. Я отдалился от семьи и ушел из церкви, которые дарили мне так много спокойствия в прежнее время. Я искал нечто новое. Роившиеся в моей голове вопросы были настолько мучительны и назойливы, что я вел себя откровенно грубо, чтобы только избавиться от них. Я хотел найти что-нибудь с ясными очертаниями, то, с чем я мог себя идентифицировать. Всю свою сумятицу я воспринимал через призму расизма, эксплуатации и очевидных различий между имущими и неимущими. Я пытался выяснить, как не сломаться в этой жизни и не потерять самоуважение, как удержаться от дружеских объятий с угнетателем, искалечившим мою семью и общину.

В дискуссиях, возникавших в студенческом братстве «Фи Бета Сигма»,[23] к которому я ненадолго присоединился, я излил свой гнев. Мои выступления были направлены против американской модели общественного устройства и белого расизма. Мне сказали, что я выступал прямо как парень по имени Дональд Уорден. Обычно он превозносил достоинства чернокожих. Его можно было услышать в кампусе Беркли при Калифорнийском университете. Уорден возглавлял Ассоциацию афро-американцев.

Я отправился в Беркли, чтобы отыскать Уордена и послушать, что он говорит. Впрочем, первым, кого я встретил в Ассоциации, был не сам Уорден, а один из близких его единомышленников — Морис Доусон. Он сразу вызвал у меня неприязнь своим высокомерием. Я пришел, потому что я находился в процессе поиска, а он высмеял меня, ибо я сам не очень хорошо понимал, что именно я ищу. До меня никак не доходили его рассуждения об «афро-американцах». Это слово было мне незнакомо. Доусон просто унизил меня своими расспросами.

— Тебе известно, кто такой афро-кубинец?

— Да.

— А кто такой афро-бразилец?

— Тоже знаю.

— Так почему же ты не знаешь, кто такой афро-американец?!

Возможно, ответ на этот вопрос был очевиден для него, но не для меня. Но интереса к Ассоциации я не утратил даже после такого хамского обращения.

Морис преподал мне урок. Тот же самый урок я стараюсь объяснить сегодня «Черным пантерам». Я убеждаю членов нашей партии в том, что не следует оскорблять людей, которые чего-то не понимают. Пусть даже человек будет совсем далек от нашего дела и на вид покажется сущим буржуа, все равно отвечать на его вопросы необходимо вежливо. Все нужно объяснять как можно подробнее. Мне дали от ворот поворот. Я наткнулся на человека, который не захотел возиться со мной, поскольку в его глазах я мало что значил. Морис мечтал проповедовать обращенным, тем, кто уже был с ним согласен. Я же пытаюсь оказывать всем людям теплый прием, потому что именно так можно завоевать их расположение и доверие. Нельзя расположить к себе человека, проводя строгую разграничительную линию между ним и собой, чтобы он остался по ту, а ты по эту сторону. Такое поведение показывает, что ты что-то недопонял. После создания партии «Черная пантера» я чуть было не совершил подобную ошибку. Я просто не мог понять, почему люди не видели того, что я видел так отчетливо. Потом я осознал, что их понимание необходимо расширять.

Я начал посещать собрания Ассоциации. Цель этой организации состояла, главным образом, в том, чтобы развивать у чернокожих чувство гордости за их наследие, историю и вклад в культуру и в общественную жизнь. Идейным вдохновителем Ассоциации был Дональд Уорден. Он получил юридическое образование в Калифорнийском университете. Большая часть собраний была посвящена обсуждению книг, и этому я был особенно рад, потому что таким образом я все больше приобщался к чтению. Я начал читать книги о чернокожих. Каждую пятницу мы просиживали полночи, обсуждая очередную книгу. Так мы прочли «Души черного народа» В. Е. Б. Дюбуа, «Человека-невидимку» Ральфа Эллисона, «Вырываясь из рабства» Букера Т. Вашингтона и «В следующий раз» Джеймса Болдуина.[24]

Я был среди тех первых десяти, кто присоединился к Ассоциации. По субботам во второй половине дня мы шли в негритянскую общину Окленда или Сан-Франциско и устраивали выступление прямо на углу улицы, обличая расовую систему. Люди приходили нас послушать из-за скуки и желания как-то развлечься, а вовсе не потому, что речь Уордена имела непосредственное отношение к их жизни.

Я стала приводить в Ассоциацию побольше бедных, неграмотных братьев из квартала. Добрую половину Ассоциации составляли студенты колледжа. У них были замашки настоящих буржуа, тогда как мои друзья были из бедного квартала. Некоторые из них даже не умели читать, зато в них накопилась злость, и они искали способ выплеснуть свои эмоции. Уордену нравилось иметь рядом с собой чернокожих братьев из люмпенских слоев. Ему требовались люди с крепкими кулаками, которые просто следовали бы его инструкциям, не задавая никаких вопросов. Вместе с другими братьями я входил в личную охрану Уордена. Порой наши уличные выступления заканчивались мордобоем. Дело в том, что поблизости всегда бродили белые парни, искавшие неприятностей на свою голову. Тогда благодаря Уордену началось мое прозрение.

Моя семья считала, что мои отношения с Уорденом ни к чему хорошему не приведут, так что мои близкие очень расстроились, узнав о том, что я связался с Уорденом. Родные говорили мне, что Уорден был заинтересован исключительно в налаживании собственной юридической практики. Они оказались правы, но я должен был осознать это сам.

Пелена с моих глаз начала спадать, когда я понял, что Уорден не может выстоять до конца в драке. Однажды мы организовали митинг в Сан-Франциско. Какие-то белые парни закричали на нас из окна, а потом вышли из дома и устроили драку. Я ограждал Уордена руками, как мог, а когда я поднял глаза, то увидел, что он сбежал, оставив нас выпутываться собственными силами.

Решение покинуть Ассоциацию по-настоящему созрело во мне после того, как я понаблюдал за поведением Уордена в конфликтной ситуации. Казалось, с его умениями и навыками преимущество было на его стороне. Оклендская газета «Трибьюн» опубликовала статью, где говорилось о том, что в городском управлении в адрес Ассоциации афро-американцев были высказаны унизительные комментарии. Уорден написал в мэрию и попросил внести наш вопрос в повестку следующего заседания городских властей. Мы пошли с Уорденом в мэрию. Нас собралось человек двадцать, и мы были уверены в том, что Уорден их всех как следует проучит. В повестке наш вопрос стоял под восьмым пунктом, и уже подошла наша очередь, но тут мэр Джон Хулихан (позже его посадят за растрату) сказал нам, что мы не сможем выступить, потому что в мэрию пришли важные люди из Пьемонта. Пьемонт, к сведению, — это особая территория в пределах города, где проживают исключительно белые, причем верхушка общества. Хулихан посоветовал нам ждать до последнего, хотя очередь выступать перед городскими властями была наша. Мне казалось, что Уорден будет возражать против такого обращения с нами, но он лишь кивнул головой в ответ мэру. И я отметил про себя, что только что собственными глазами увидел, как Уорден поколебался.