Хоббит, или Туда и обратно - Толкин Джон Рональд Руэл - Страница 37

Прежде чем приступить к поискам потайной двери, на которую возлагались все надежды гномов, Торин отправил разведчиков на юг, к Парадным Вратам. Пошли Балин, Фили, Кили и, разумеется, Бильбо.

Оставив за спиной тоскливые серые скалы, поднялись к подножию Враньего Пика и вновь увидели реку. Огибая широкой дугой горную долину, Бегущая поворачивала на юг и, бурля и пенясь среди множества валунов, устремлялась к Долгому озеру. С крутого скалистого берега, поросшего кустарником, виднелась в тени Горы широкая долина с развалинами древних башен, домов и крепостных стен.

— Вот и все, что осталось от славного Дола, — проговорил Балин. — А ведь когда-то в нем звонили колокола, склоны Горы покрывал зеленый лес и все вокруг цвело и радовалось солнцу. — Взгляд гнома был печален и суров: должно быть, Балину вспомнилось, как они с Торином в бессильной ярости взирали на учиненное драконом побоище.

Идти до ворот по берегу не осмелились. Вместо этого добрались до конца южного отрога, укрылись за валуном и стали разглядывать черный зев пещеры в каменной стене между отрогами Горы. Из пещеры вырывались воды Бегущей, там курился черный дым и клубился пар. Гора затаилась в грозной неподвижности, лишь бежала вода, вился дым да пролетали изредка над рекой зловещие вороны. Их хриплый крик да клекот воды — вот и все, что было слышно.

— Пошли обратно, — сказал Балин, поеживаясь. — Тут у нас ничего не получится. Да еще эти птички — уж больно они похожи на соглядатаев. Того и гляди донесут на нас Смогу.

— Дракон-то жив, — проговорил хоббит. — Лежит себе небось в своем логове, на сокровищах. Вон сколько от него дыму!

— Пожалуй, ты прав, — отозвался Балин, — но не будем торопиться с выводами. Он вполне мог куда-нибудь улететь или залечь в засаде на склоне. А дым — что дым? Ныне там, под Горой, дыма полным-полно — надышал, проклятый червяк!

Преследуемые хриплым карканьем, одолеваемые мрачными мыслями, разведчики вернулись к своим товарищам. Подумать только, еще в июне они отдыхали в Последней Приветной Обители, у щедрого и великодушного Элронда! Казалось, это было давным-давно, хотя прошло всего несколько месяцев. Компания очутилась в незавидном положении. Цели путешествия достигли, но до исполнения заветных желаний по-прежнему было ох как далеко! На помощь рассчитывать не приходилось, оставалось полагаться лишь на собственные силы — а те уже почти иссякли.

Как это ни удивительно, лучше других чувствовал себя господин Торбинс. Он даже попросил у Торина карту и придирчиво ее изучал, гадая, как правильно истолковать загадочную надпись лунными рунами на пергаменте. Именно Бильбо своими беспрестанными понуканиями вынудил гномов приняться за поиски потайной дверцы.

Лагерь перенесли в узкий распадок севернее ворот. С обеих сторон возвышались нижние отроги Горы; два из них длинными и крутобокими скалистыми гребнями протянулись на запад к равнине. На западных склонах этих отрогов следов драконьего лиходейства было поменьше, росла трава — значит, было чем кормить гюни. Разбившись по двое-по трое, путники день за днем, с утра и до заката, когда солнце начинало клониться к далекому Лихолесью, обшаривали склоны, разыскивая обозначенный на карте потайной ход. И день за днем возвращались в лагерь несолоно хлебавши.

Им повезло, когда они уже утратили всякую надежду. Фили, Кили и хоббит забрели однажды на каменную осыпь в южном конце распадка. Около полудня Бильбо забрался за громадный валун, торчавший, точно указующий перст, и наткнулся на что-то вроде вырубленных в скале ступенек, уводивших вверх. Все трое поспешно поднялись по лесенке и обнаружили узкую извилистую дорожку, едва различимую — так давно по ней никто не ходил; дорожка привела сначала на вершину южного отрога, а дальше — на неширокий скалистый карниз, тянувшийся вдоль северного склона Горы. Под карнизом, на дне распадка, раскинулся их собственный лагерь!

Никто не проронил ни слова. Опираясь о скалу справа, миновали гуськом карниз, и вдруг скалы словно разошлись и взглядам открылась уютная, поросшая травой лощина. Снизу этот проход заметен не был из-за карниза; издалека же казался всего лишь одной из многочисленных расщелин. Лощина упиралась в каменную стену, поверхность которой у самой земли была столь гладкой, будто ее долго и любовно обтесывали, — гладкой и ровной, ни щелки, ни тебе трещинки.

В стене не было ничего такого, по чему можно отличить дверь — ни косяка, ни засова, ни замочной скважины. Но все трое были уверены, что наконец-то отыскали потайной ход.

Они стучали по стене кулаками, пинали ее ногами, нажимали и толкали, читали все обрывки древних заклинаний, какие только приходили на память. Но стена не поддавалась. В конце концов решили бросить это дело и попытать счастья в другой раз, уже всей компанией. Передохнули на травке и под вечер вернулись в лагерь.

Лагерь бурлил едва ли не ночь напролет. Всех снедало нетерпение. Утром все было готово к выступлению. Бофур и Бомбур остались охранять лагерь и приглядывать за пони, а прочие прихватили с собой по мотку доброй веревки, поднялись по лесенке в скале и вскоре достигли каменного карниза. По нему прошли цепочкой, бросая боязливые взгляды под обрыв — до земли было футов сто пятьдесят; вдобавок внизу торчали острые камни. Но обошлось без неприятностей, до травянистой лощины добрались целыми и невредимыми.

Там разбили верхний лагерь и мало-помалу подняли в него на веревках свое снаряжение. Порой какой-нибудь покладистый гном — к примеру, Кили — спускался вниз, чтобы узнать новости или подменить Бофура. Что касается Бомбура, тот наотрез отказался подниматься — ни на веревке, ни пешком.

— Пузо у меня не то, чтобы по кручам лазить, — объяснил толстяк. — Вот закружится у меня голова, наступлю я себя на бороду и упаду в пропасть, и останется вас тринадцать. А веревки — да какая веревка выдержит этакую тумбу?

Скажу вам по секрету: очень скоро Бомбуру доказали, что он ошибался.

Гномы обследовали карниз и выяснили, что он ведет мимо лощины куда-то вверх, но подняться по нему не отважились и вообще старались далеко от лагеря не уходить (впрочем, куда уходить, коли дверь — вот она, совсем рядом). Наверху было тихо, не слышалось даже вороньего грая, лишь посвистывал в расщелинах ветер. Говорили вполголоса, а песен не пели вовсе — чудилось, будто за каждым валуном притаилась неведомая опасность.

Дверь упорно не желала открываться. Гномы прихватили с собой из Эсгарота множество самых разных инструментов, но толку от них было чуть. Деревянные ручки раскалывались и ломались, оставляя в ладонях занозы, а стальные насадки слетали или гнулись, будто свинцовые. К тому же от ударов начинало гулять по лощине эхо, и гномы испуганно втягивали головы в плечи, ожидая, что из-за гребня вот-вот вымахнет дракон. Хотели было подкопать стену, но вовремя сообразили, что заклятие, наложенное на дверь, не позволит зарыться сколько-нибудь глубоко. Им так не терпелось проникнуть в потайной ход, что они начисто забыли о надписи на карте и о сроке, который назначили лунные руны.

Бильбо изрядно утомляло это бесцельное «сидение на пороге» — на самом-то деле, конечно, никакого порога не было и в помине, так, узкая полоска травы между каменной стеной и горловиной лощины; гномы же прозвали ее порогом потому, что кто-то вспомнил давнишние слова хоббита, сказанные на вечеринке в его норе: «Нужно просто посидеть на пороге, пораскинуть мозгами». Вот они теперь и раскидывали, когда не пытались открыть дверь или не бродили бесцельно по лагерю, день ото дня становясь все угрюмее.

Впрочем, гномы опускать руки не собирались. Но хоббит уже утратил всякую надежду. Целыми днями он сидел, прислонившись спиной к скале, и глядел на запад — за отроги Одинокой горы, за черное Лихолесье; и ему казалось, будто он смутно различает вдалеке очертания Мглистых гор. Когда же гномы спрашивали, чем он занимается, Бильбо отвечал: