Хоббит, или Туда и обратно - Толкин Джон Рональд Руэл - Страница 26

Гэндальф стал прощаться. Бильбо сел на землю, чувствуя себя брошенным на произвол судьбы. Как ему хотелось оставить гномов и уехать вместе с магом! После скудного завтрака он уже успел заглянуть в лес и убедился, что там темно и страшно.

— Как будто кто-то наблюдает за тобой, — поделился хоббит сам с собой своими наблюдениями.

— Прощай! — сказал Гэндальф Торину. — Прощайте все! Ваш путь лежит прямо через лес. Не сходите с тропы! Если сойдете, то — тысяча против одного — больше на нее уже не выберетесь и никогда не выйдете из Лихолесья. А мне бы хотелось с вами встретиться снова.

— Ну почему мы должны идти через этот лес? — простонал хоббит. — Ну почему?

— Потому что другой дороги нет, — отозвался маг. — Или проходите насквозь, или возвращаетесь домой. Стыдитесь, господин Торбинс! Сейчас не время праздновать труса! Между прочим, Бильбо, ты, именно ты отвечаешь за гномов, понял?

— Понял, — уныло ответил хоббит. — А разве нет какой-нибудь кружной дороги?

— Есть, как не быть. Дихолесье можно объехать с севера — это крюк миль в двести, или с юга — так получится еще дольше. Но опасностей везде хватает. В здешних краях попросту нет безопасных дорог. Ты же в Глухоманье, а тут может случиться всякое. На севере высятся Серые горы, они кишат гоблинами, хобгоблинами и жуткими орками. На юге лежат владения Некроманта. Сдается мне, мой милый Бильбо, даже ты кое-что о нем слыхал. Если дорожишь своей жизнью, не суйся в те места, которые он озирает из черной башни Дол-Гулдура. Держись лесной тропы, не падай духом, надейся на лучшее — и, если тебе очень повезет, ты выйдешь из леса и увидишь перед собой Долгие болота, а за ними, на востоке, пик Одинокой горы, под которой залег старина Смог. Хотелось бы верить, что он вас не ждет.

— Твоими бы устами да мед пить, — буркнул Торин. — Прощай, чародей. Если ты и вправду решил ехать, так езжай, нечего разговоры разговаривать.

— Прощайте! Прощайте! — воскликнул Гэндальф, поворотил лошадь и поскакал на запад. Но от искушения дать последнее наставление он не удержался. Отъехав на такое расстояние, с которого его еще могли услышать, маг обернулся, приложил руки ко рту и крикнул:

— Прощайте! Удачи вам! Будьте осторожны — и не сходите с тропы! Вскоре он исчез из виду.

— Скатертью дорога, — проворчал кто-то из гномов. Они были в растерянности и оттого злились на весь белый свет.

Впрочем, деваться было некуда. Каждый взвалил на плечи по тяжелому мешку и по бурдюку с водой, и гномы с господином Торбинсом вступили под сень Лихолесья.

ГЛАВА 8

ПАУКИ И МУХИ

Двигались гуськом. Лесные ворота напоминали арку у входа в темную пещеру — два древних, опирающихся друг на друга дерева, увитых плющом и поросших лишайником. От ворот начиналась узкая извилистая тропа. Было так тихо, что шаги отдавались громом в ушах; мнилось, будто деревья Лихолесья чутко прислушиваются.

Когда глаза привыкли к сумраку, путники заметили, что тропу омывает слабое зеленоватое свечение. Порой, подобно золотистой струйке, мерцал солнечный лучик, чудом пробившийся сквозь плотное покрывало листвы и не заплутавший в чудовищном переплетении сучьев. Но чем глубже в лес они заходили, тем темнее становилось.

В Лихолесье обитали черные белки; остроглазый Бильбо раза два углядел юрких зверьков, сновавших по могучим стволам. Хоббит вертел головой, стараясь рассмотреть, кто там шуршит и возится в палой листве под деревьями, но так ничего и не увидел. Больше всего путникам не понравилась паутина — черные тенета, протянувшиеся от дерева к дереву. Хорошо хоть, на тропу эти тенета не покушались — ее словно хранили некие чары. Прошло совсем немного времени, а путники уже возненавидели лес ничуть не меньше, чем подземелья гоблинов (пожалуй, Лихолесье было мрачнее гоблиновых пещер). Ни солнца, ни кусочка неба, ни дуновения ветерка… Под пологом леса царили вечный мрак, покой и духота. Страдали даже гномы, привычные к долгому пребыванию в темноте; что уж говорить о хоббите! Он тосковал по свету и чувствовал, что потихоньку начинает задыхаться.

Ночами было хуже всего. Становилось темно, как в яме — в буквальном смысле слова. Не видно ни зги, темнота хоть глаз выколи. Бильбо как-то для проверки взмахнул рукой у себя перед лицом — и не различил ровным счетом ничего. Спали, прижавшись друг к дружке — вовсе не потому, что замерзали; просто по ночам приходили гости. На дозоре хоббит сполна испытал сомнительное дружелюбие лесных жителей. Красные и желтые огоньки глаз окружали лагерь со всех сторон: вспыхивали, тускнели, исчезали, чтобы тут же появиться вновь, порой — прямо над головами путников, на ветке какого-нибудь дерева. Больше всего хоббита напугали бледно-зеленые глаза-луковицы. «Это глаза насекомого, — сказал он себе. — Ну и здоровенный, должно быть, жучище!»

Поначалу разводили костер, но быстро поняли, что делать этого не стоит — пламя привлекало сотни лесных тварей (правда, все они предпочитали держаться вне круга света). Вдобавок на огонь слеталась тьма назойливо жужжащих мошек (некоторые были толщиной в руку) и целые стаи громадных летучих мышей. Поэтому о кострах решили забыть до лучших времен.

Хоббиту чудилось, будто поход через лес продолжается уже сотню лет. День за днем ничего вокруг не менялось, и путники заволновались. Ведь еды оставалось все меньше, притом что питались они довольно скудно — ограничивали себя как могли — и потому постоянно были голодны. Попытались подстрелить черную белку, истратили уйму стрел на одного зверька, а когда поджарили, выяснилось, что вкус у белки отвратительный. Больше охоты не устраивали. Жажда мучила наравне с голодом: вода в бурдюках почти иссякла, а в лесу, как назло, не попадалось ни ручьев, ни родников.

И вдруг, неизвестно на какой день бесконечного перехода через Лихолесье, они увидели перед собой неширокий, но бурный поток, пересекавший тропу. В лесном сумраке он казался черным — а может, и был таким на самом деле. Хорошо, что Беорн предостерег, иначе путники наверняка припали бы к воде, несмотря на ее цвет, и наполнили бы ею свои бурдюки. А так они всего-навсего стали прикидывать, как перебраться на противоположный берег. Когда-то через реку были переброшены мостки, но они давно разрушились, сохранились лишь прибрежные сваи.

Внезапно Бильбо, стоявший на коленях у кромки воды, воскликнул:

— Там лодка! Честное слово, там лодка!

— Далеко? — спросил Торин (признав, что Бильбо видит лучше остальных, гномы теперь целиком полагались на хоббитовы глаза).

— Шагов двенадцать, наверное…

— По-моему, до того берега шагов тридцать. Ну да ладно, глаза у меня не те, что в молодости; и потом, какая разница, двенадцать или тридцать? Перепрыгнуть все равно не сможем и переплыть не рискнем.

— Может, зацепить ее чем-нибудь?

— Что толку? Ну, зацепили, допустим, а дальше? Она наверняка привязана.

— Сдается мне, сударь мой Торин, вы ошибаетесь, — возразил хоббит. — Вроде бы ее просто вытащили на берег, и все. Хотя в этой темноте веревки можно и не разглядеть.

— Так, — проговорил Торин, — Дори у нас сильнее всех, а Фили самый молодой и зоркий. Иди сюда, Фили. Ты видишь лодку, о которой толкует господин Торбинс?

— Конечно, — отозвался Фили. Ему притащили веревку — несколько мотков, нашедшихся в мешках. К концу самого длинного мотка прикрепили железный крюк (чего-чего, а всяких полезных мелочей у них с собой было предостаточно). Фили взял веревку в руки, примерился — и метнул через реку.

С громким плеском крюк упал в воду.

— Недолет, — заметил Бильбо. — Чуть-чуть посильнее. Давай снова. Да не бойся ты, нам ведь запретили пить и купаться в реке, а про то, чтобы брать в руки мокрую веревку, никто ничего не говорил.

Фили нерешительно подтянул крюк, прицелился — и повторил попытку.

— Попал! — воскликнул хоббит. — Почти попал, — поправился он. — Теперь перелет. Давай тяни, авось зацепится. Есть! Теперь осторожненько!