Пожиратели плоти - Локнит Олаф Бьорн - Страница 7

Увидев старосту, крестьяне окружили его, крича наперебой и размахивая руками. Из их слов Валч понял, что оружие против бронированного зверя бессильно.

– Где Хаскей? – Валч обвел взглядом односельчан. Хаскей, лентяй и большой охотник до девок, имел лишь одно достоинство – он считался лучшим лучником среди деревенских парней во всей округе. Выяснилось, что накануне Хаскей уехал проведать замужнюю сестру в село Пеледуй. Валч с досадой сплюнул – никто в деревне, кроме Хаскея, не имел ни малейшего шанса попасть стрелой в глаз чудовища.

Раздался горестный вопль женщин – зверь окончательно развалил дом кузнеца и, неуклюже топчась по ломавшимся как тростинки сосновым бревнам, медленно поворачивался к кузне. Валч лихорадочно соображал.

– Тащите факелы! – решительно приказал он крестьянам. – Может, чудище испугает огонь, – Валч виновато обернулся к кузнецу: – Придется, друг Тугела, поджечь твой сеновал, ничего не поделаешь.

Кузнец лишь хмуро кивнул в ответ.

Принесли факелы, несколько парней вызвались проскользнуть мимо зверя и поджечь сено прямо перед его носом. Валч с острой тревогой смотрел, как парни во главе с его старшим сыном быстро пробегают позади огромных ног чудовища к сеновалу, и старался не думать о том, что осталось от брата кузнеца. Выждав, пока морда чудовища окажется как раз напротив сеновала, сын Валча махнул рукой, подавая команду, и сено затрещало, подожженное сразу с нескольких сторон.

Несколько мгновений существо пялилось на быстро разгорающееся пламя – и, неожиданно испустив трубный рев, попятилось назад и замотало уродливой головой. Один из парней не успел увернуться и был отброшен огромным рогом почти на десять локтей. У бедняги были переломаны все кости, и он умер через пару ударов сердца после падения. Крестьяне бросились врассыпную, спасаясь от обезумевшего чудовища. Нескольких не столь проворных зверь просто затоптал, даже не заметив этого. Оглушительно ревя и сметая все на своем пути, чудовище пронеслось через Верхнюю Сунилу и скрылось из виду.

Люди сбились в кучку посреди деревни, приходя в себя и оглядывая разрушения, произведенные невиданным существом. Кроме дома и сарая кузнеца, оно снесло несколько заборов, коровник, попутно растоптав нескольких коров, и небольшой домишко, принадлежавший вдовой Синаре. Она, простоволосая и в одной рубашке, воя, царапала бревна, под которыми осталась ее маленькая дочь. Слышен был плач других женщин, лишившихся в эту ночь мужа или сына. Валч с облегчением увидел своих домашних – все живы и невредимы.

– За какие грехи Митра послал нам это чудище? – вздохнул рядом сосед Валча, старый Нирс.

– Скорее уж не Митра, а сам Сет сотворил это исчадие тьмы, – мрачно ответил младший сын Валча.

– Это потому, что у нас до сих пор нет святилища, – бубнил свое Нирс. – Вот Податель Жизни и не защитил нас от демона.

– Завтра же призовем жреца из столицы и заложим капище, – решил Валч, а про себя подумал, что в Тарантии понастроено немало храмов Митры – да что-то не больно спасал ее Светлый Бог на его, Валча, памяти; что уж ожидать от маленького деревенского святилища?

Постепенно расходились по домам крестьяне, мужчины увели под руки потерявшую разум от горя Синару, семью кузнеца пристроили на время в дом плотника Булия, лишившегося сегодня старшего сына. Завтра надо помогать кузнецу строить новый дом, отрядить нескольких мужчин ремонтировать кузню, выяснить, у кого погибли коровы и выделить им из общей доли на покупку новых, найти кого-нибудь, кто позаботится о несчастной Синаре… А сколько возьмет жрец за выдачу разрешения на строительство святилища и совершение нужного обряда?

«Не было печали…» – тяжело вздохнул Валч.

Наутро сыновья Валча прошли пару лиг по следам чудовища, глубоко отпечатавшимся в земле. Они вели из леса Руазель.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Послеполуденное солнце золотило лениво набегающие на песок воды Западного океана. Белые чайки деловито сновали над морской гладью, время от времени с торжествующим криком вылавливая из воды сверкающих как алмазы рыб. Далеко, у самой линии горизонта, виднелись галеры с облачками парусов, казавшиеся нарисованными на сияющей лазури.

Вайд, корсар Его Величества Короля Зингары и капитан знаменитого «Непоседы», любил это тихое предместье Кордавы с его кривыми тенистыми улочками и воздухом, напоенным морской свежестью и запахом апельсиновых деревьев. Поэтому и обосновался он именно здесь, а не в столице, как другие удачливые капитаны корсарских кораблей. Вайд приобрел в предместье небольшой домик, где поддерживала чистоту и уют степенная домоправительница матушка Лусена, и где так славно отдыхалось в перерывах между выходами в море в отдалении от сутолоки столицы.

Нельзя сказать, что Вайд не любил Кордаву. В этом городе прошло его детство, здесь жила и умерла его мать, отсюда он в первый раз отправился в море на пиратском караке – и сюда же вернулся несколько лет спустя, возмужавший, разбогатевший и повидавший немало удивительного и загадочного. Не знающий никакого дела, кроме морского, Вайд купил корабль, нанял матросов – и получил официальный патент короля Зингары на корсарство. Осторожному и дальновидному капитану везло, и матросы «Непоседы», вернувшись из очередного похода, шумно пили за здоровье Вайда, довольно гремя увесистыми кошельками. Сам Вайд не любил пьяных кутежей в припортовых тавернах и, опрокинув с командой карака положенную по традиции кружку эля, уезжал в свой дом, роскошно и не без вкуса обставленный им самим, чтобы наслаждаться уютом, достатком и покоем, которых был лишен всю предыдущую жизнь.

Вайд оторвал взгляд от моря, на которое мог смотреть часами, и обернулся к товарищам, сидящим в увитой зелеными виноградными лозами беседке. Пятеро мужчин и три женщины наслаждались гостеприимством хозяина, празднуя очередное удачное возвращение из моря.

Черноволосая красотка Вьяна перебирала струны виолы и грудным бархатным голосом пела простую трогательную песню – из тех, что нравятся морякам.

Вайд пожалел, что задумался и прослушал песню – голос у Вьяны был замечательный, и пела девушка с большим чувством. В такие минуты она казалась Вайду воплощением мужской мечты о нежной и верной возлюбленной. Но песня кончилась, очарование спало – и Вьяна вновь превратилась в обычную кордавскую содержанку, увешанную безвкусными драгоценностями и уже начинавшую полнеть от невоздержанности в еде и выпивке.

Остальные гости, лишенные подобных чувств, громкими криками выразили свое одобрение певице, а рыжеволосый Сигурд из Ванахейма на правах избранника обнял Вьяну и смачно поцеловал ее в глубокий вырез алого шелкового платья. Девушка жеманно захихикала и отложила виолу.

– Ну что, еще красного аргосского за нашего капитана? – предложил штурман «Непоседы» Оливенса и поднял бокал. Он плавал на караке уже год, и Вайду нравился этот крепыш из Карташены, большой знаток своего дела и любитель веселых историй.

– Я польщен, – вмешался Вайд, – но тосты не должны быть однообразны – это плохо влияет на вкус вина. Давайте лучше выпьем за Его Величество, который дает нам такую прекрасную возможность зарабатывать себе на хлеб! – и капитан «Непоседы» под восторженные крики присутствующих единым духом осушил свою чашу.

– Не только на хлеб, – с некоторой завистью протянул юный Салуццо, взятый Вайдом в команду во время последней неофициальной стоянки в небольшом аргосском порту Мерано и получавший пока мизерную долю от общей добычи. – Хотел бы я спать на мягкой софе и есть с золотых блюд, как наш капитан!