Голос крови - Локнит Олаф Бьорн - Страница 57

– Я хочу рассказать кое-что вам всем. В первую очередь тебе, Конан. Ты поймешь, почему.

– Это касается Даны Эрде, – наклонил голову варвар. – Нужно ли?..

– Нужно, – твердо перебил Рабириец. – Знаю, что начало прозвучит, как навязшая в зубах присказка или титульный лист старинной хроники, но с этим ничего не поделаешь. Очень давно, во времена, которые в ваших легендах именуются Темной или Предначальной эпохой, во времена, когда мир был юн, а люди делали свои первые шаги по земле, были созданы Семь и Три, Великая Радуга и Венец. Если вы спросите, кого считать их творцами, мне будет трудно ответить. К ним приложили руку почти все жившие в те поры народы, и каждый привнес лучшее из того, чем обладал. Камни Великой Радуги, одним из которых был Талисман, останавливали старение мира. В те дни возникло Изначальное Противоречие, которое грозило вылиться в страшную битву. Цепь Равновесия, или Великая Радуга, поглощала силу разрушения, устраняя Противоречие. Три светлых алмаза, звавшиеся Венцом, замыкали Цепь. Когда они явились в мир, те, что владели частью, возжелали Целого. Я не берусь их судить, искать правых и виноватых, и выискивать их ошибки. Война за Камни все-таки случилась. Венец надежно сокрыли. Шесть Радужных камней сгинули навеки. Предполагалось, что погиб и Рубин, Каримэнон, Сердце Огня – тот, что открывал Цепь.

Эллар на мгновение прикрыл ладонью лицо и судорожно вздохнул. Я подумал, что мы никогда не узнаем, какими путями он стал обладателем подобных знаний. В Тарантийской библиотеке нет ни одной летописи с хоть мало-мальски разумным пересказом легенд Изначалья. У Тотланта есть «Кэннэн Гэллэр», не то альбийская хроника, не то философический трактат, но я не владею языком, на котором она написана и вдобавок фолиант Тотланта сильно искажен переводом.

Может, есть такие вопросы, которые лучше не задавать, чтобы не оказаться раздавленным неподъемной тяжестью ответа?

– За тысячелетия Потерянный Талисман стал иным. Его мощь, безличная, как течение реки или величие стихии, обратилась на разрушение. Отыщись кто-нибудь, способный подчинить Камень – и во всех землях Восхода и Заката не нашлось бы человека могущественней. Смерть Даны, пусть это выглядит диким и нелепым, послужила во благо, изменив судьбу Камня. Цена крови связала их… как бы сказать… в единое целое, крепче чем мать и ребенка, влюбленных или учителя с учеником. Когда умерла Дана, умер и Талисман. Он более не опасен. Совсем. Возьми его, Конан. Это мой свадебный подарок.

Словно порыв ветра прошелестел над окружившими поляну буками, когда Эллар запустил пальцы за воротник куртки и вытянул за цепочку огромный, сверкающий всеми оттенками багряного и пурпурного, рубин.

– Хасти, нет, – решительно покачал головой Конан. – Это принадлежало Дане, теперь он перешел к тебе. У меня нет никаких прав на эту вещь!

– А я не могу на нее смотреть, – отрезал Рабириец. – Бери, говорю! Иначе я выброшу его в Океан. Надеюсь, хоть там его никто не найдет… Он сохранил кое-какие свойства. Носи его на шее – и проживешь лет двести. Положи его в сокровищницу, и страна, которой тебе выпало править, будет процветать, а сердца твоих подданных отвратятся от зла. Каримэнон – более не игрушка враждующих колдунов. Не Камень Крови, но Камень Королей. Возьми и используй на благо государства.

– Теплый, – заметил киммериец, бережно принимая Рубин в сложенные лодочкой ладони. Дженна боязливо коснулась Кристалла указательным пальцем и отдернула руку, словно обожглась.

– В нем нет зла, – подтвердил Эллар. – Кому владеть им, как не тебе?

Он легко наклонился и поднял с земли брошенный плащ.

– Это все, зачем я приезжал в Аквилонию, – произнес маг тоном человека, наконец-то успешно завершившего долгое и трудное дело. – Вряд ли мы еще встретимся, но… Пусть лучше будет «до свидания», чем «прощайте».

Он нарочно говорил резко, отбивая у нас желание убеждать его посидеть до утра, и потому церемония прощания вышла краткой. Человек спешит, что тут поделать. У него – свои дела и заботы, у нас – свои…

Тотлант, выглядевший каким-то напряженным и внутренне подобравшимся, подошел попрощаться одним из последних. Стигиец медлил, путаясь в простейших словах, и, наконец, решился высказать то беспокойство, которое, как заметили мы все, терзало его целую луну, с времен возвращения из Бельверуса.

– Эллар, я… у меня… – запинаясь, начал он. – Могу ли я осмелиться попросить?.. Сет Змееликий, да что я несу!.. Я хочу учиться у тебя. Пожалуйста! – одним духом выпалил он.

Серый зрачок Эллара уперся в молодого волшебника долгим взглядом, под которым стигиец совсем сник и хотел отступить в тень. Тягостное молчание нарушил короткий, звенящий смешок.

– От капризов судьбы не избавлен никто – ни смертные, ни боги, – лукавая усмешка Аластора возникала и таяла, чтобы спустя миг снова вернуться. – Соглашайся, друг мой Хасти, не то сей многообещающий молодой человек пойдет и удавится на ближайшем суку.

– Я должен подумать, – Рабириец чуть скривился. – Но, если ты всерьез полагаешь… А, что говорить впустую! Возле устья Алиманы, там, где она сливается с Хоротом, стоит аргосская крепость Лерато. В день наступления Первой осенней луны будь там, в таверне «Речной берег». Тебя встретят и проводят через холмы. Конан, сделай одолжение, растолкуй своему впечатлительному приятелю, чем он рискует! У моих учеников никогда не бывает спокойной жизни и ровной дороги!

– Такого не суждено никому из нас, – странно притихшая рабирийка Меланталь быстрыми, нервными движениями перебирала отзывавшиеся серебристым перезвоном струны своей виолы. – Прежде чем уйти, выслушай меня. Не спрашивай, не жди ясных ответов – просто выслушай.

Маг озадаченно кивнул, остановился, привалившись к стволу древнего бука и глядя на девицу-гуля из-под черных прядей.

Предсказательница запела – негромко, слегка пришептывая, но так, что наверняка даже у напрочь лишенного сентиментальности варвара мороз пошел по коже.

Она умолкла, дабы перевести дух и исполнить надлежащий проигрыш стремительной, рвано звучавшей мелодии.

Может, нам это померещилось – от вина, разговоров, царившей вокруг настороженной лесной тишины. Только я не верю, чтобы десятку людей, отличающихся друг от друга характерами, темпераментами и взглядами на жизнь, могло померещиться одно и то же.

Однако я невольно вскочил на ноги, Цинтия и Дженна почти одновременно вскрикнули от изумления, Веллан поперхнулся аргосским, а Конан подозрительно заозирался. Меланталь не произносила ни звука, мы все это видели, но песня продолжала звучать, перекликаясь со звоном серебряных струн, приходя со стороны непроглядной чащобы, падая с ночного неба, заставляя чутко отзываться темное зеркало реки.