Голос крови - Локнит Олаф Бьорн - Страница 37

– Сами взгляните на это недоразумение, – устало попросил Гроин. – Мне кажется, он сошел с ума и считает, что как раз он единственный выжил, а остальные – мертвы.

– Ведите, – сухо каркнула я. Эллар неодобрительно скривился, но возражать не стал.

Теперь я поняла, что такое «идти, как во сне». Я перебирала ногами, Рабириец крепко держал меня, не позволяя споткнуться, впереди белесым пятном качался фонарь в руке Гроина, и я постоянно напоминала себе, что пребываю в реальном мире. Мой отец умер. На него упала горящая балка. Маэль Монброн заверил меня, что своими глазами видел излеченный из руин особняка Эрде обгорелый труп. Обгорелый. До неузнаваемости. Не узнать.

– Сюда, – Гроин остановился возле неприметной двери, украшенной выкованным из светлой латуни изображением диковинной звериной морды. – Войти и подняться по лестнице. Я с вами не пойду, не обессудьте. Не могу видеть его… такого. Подожду здесь, – дверг с приглушенным кряхтением уселся на каменной скамье подле входа.

– Уверена, что хочешь этого? – Эллар обеспокоено глянул на меня.

Я коротко кивнула. Толкнула дверь, едва не запнувшись о начинавшиеся сразу за порогом ступеньки. Шедший следом Рабириец сдавленно проклял местных строителей: он опять ударился головой о слишком низкую притолоку.

Новая дверь. Скрипит, когда открывается. Комната, освещенная тремя большими шандалами на стенах. За столом, спиной к двери, сидит, углубившись в созерцание развернутой толстой книги, человек невысокого роста. Услышав скрип, раздраженно взмахивает рукой – мол, уйдите.

– Отец? – на удивление спокойно произнесла я.

Он медленно повернулся. Осунувшийся, постаревший на десяток лет, сгорбившийся, лысоватый человек с глубоко запавшими глазами.

– Долиана? – скрипуче вопросил он, неловко поднимаясь с табурета.

Вот тогда я на него и бросилась. С кулаками. Эллар не успел меня удержать, а скопившаяся злость рвалась наружу. Почему он покинул нас? Почему не пришел мне на помощь? Почему?..

– Наверное, для меня пришло время оглянуться назад и понять, сколько ошибок я умудрился совершить. Моя жизнь стала непрерывной погоней за властью. Ради нее я жертвовал всем – женой, детьми, друзьями, собственной душой. Ринга предупреждала, что когда-нибудь я заберусь так высоко, что падение может стать роковым, но я счел, что она преувеличивает. А она оказалась права. Нашелся противник, которому было плевать на окружавшие меня слухи и который сумел обвести меня вокруг пальца. Впервые в жизни я растерялся.

– Просто вам не доводилось сражаться с магами. С обычными людьми – сколько угодно. Образ действий волшебника частенько непредсказуем, а подлинные цели, которых они добиваются, укрыты туманом недомолвок.

Разговаривали где-то надо мной. Открывать глаза не хотелось, и я рассеянно прислушивалась. Два голоса: один постарше, бесцветно-усталый, другой помоложе, с легким акцентом жителя Полуденного Побережья.

– Должно быть, я поступил слишком жестоко. Убедил себя, что Ринга и дети справятся сами. Хватит им оглядываться на грозного отца и надеяться на его защиту! Кроме того, моя кончина освобождала их от необходимости лгать властям, если бы их схватили. За ними не нашлось никакой вины, кроме той, что они – мои наследники.

– Месьор Эрде всерьез полагает, что такое обстоятельство хоть на мгновение удержало бы Тараска Эльсдорфа или ксальтоуна от того, чтобы расправиться с отпрысками попавшей в опалу семьи?

– Не знаю… Когда я услышал, что они погибли, даже не сумев выбраться из горящего дома… Я понял: моя жизнь отныне кончена. Какая разница, кто станет королем Немедии, если моих детей нет в живых? Я ушел с намерением никогда не возвращаться к людям. Довольно интриг, довольно политических игрищ, довольно предательств! Трое из Эрде мертвы, четвертый похоронил себя в Кезанкийских горах.

– Ринга Эрде жива. Дана Эрде жива, – убежденно возразил обладатель более молодого голоса. – Она здесь, и ей необходима помощь. Друзья пытаются отыскать и покарать виновников вашей смерти. Мораддин Эрде зря торопится умирать, он необходим многим из живущих. Конечно, его жизнь – это только его жизнь, но принимать решение придется, и очень скоро.

Молчание. Я все-таки взглянула на мир вокруг, узнав, что лежу на покрытом овечьей шкурой сундуке, моя голова удобно покоится на коленях Эллара, и ладонь мага успокаивающе гладит меня по затылку. Мораддин сидел возле стены, скрестив ноги и пристально глядя на покрытый старой циновкой каменный пол.

– Сумеет ли она меня понять? – раздумчиво проговорил Мораддин, обращаясь к Рабирийцу. – Не простить, но хотя бы понять? Она стала совсем другой, не похожей на маленькую Долиану, которую я помнил.

– Ей пришлось очень быстро повзрослеть, – Эллар пошевелился, устраивая меня поудобнее.

– Оно и заметно, – отец издал знакомый мне с детства быстрый, гортанный смешок. – Полагаю, мое мнение вряд ли будет иметь для вас обоих какое-то значение?

– Я уважаю мнение почтенного отца Даны, – ровно произнес маг из Рабиров. – Однако ее собственный выбор я ценю больше, а она пожелала остаться со мной.

– Моя дочь учинила мятеж против короля, нашла себе весьма странного друга и намерена стать волшебницей, – с грустной иронией перечислил Мораддин Эрде. – Волей-неволей приходится мириться с тем, что дети уходят по собственным дорогам… Значит, вы намерены добыть этот Талисман, Алый Камень или как там он еще зовется?

– Если он здесь, – кивнул Эллар.

– Мои сородичи вряд ли согласятся отдать такую ценность чужакам, – здраво предположил Мораддин.

– Тогда придется убедить их в том, что оставлять Камень в подземельях весьма опасно. Именно поэтому нам необходима ваша помощь.

– Помощь… – отец, на моей памяти никогда не сомневавшийся, теперь колебался. – Боюсь, что тогда мне придется расстаться с Кезанкией без всякой надежды вернуться снова…

– Скажи, что ты здесь забыл? – сварливо осведомилась я, усаживаясь и заставив обоих спорщиков встрепенуться. – Сплошные хорьковые лазы, слякоть и темнота! Ты знаешь, что Конан Канах и Ольтен Эльсдорф делают все, дабы помешать Тараску уютно расположиться на захваченном троне? Если ты откажешься, я, выбравшись отсюда, рвану прямиком в Аквилонию и расскажу варвару, что его лучший приятель поселился в гадючьей норе, откуда не собирается вылезать до конца своих дней!

– Дана, Дана, – укоризненно протянул Рабириец. – Он же твой отец.

– Это его не извиняет, – отрезала я. – Я хочу получить точный ответ: пойдет он с нами или нет. Гроин вскоре собирается вывести новообретенную внучку на какую-то парадную церемонию, после которой мы начнем искать Камень, даже если придется обшарить все здешние подземелья. Я доступно выражаюсь, дражайший папенька?

– Более чем, – Мораддин взглянул на меня так, будто увидел впервые в жизни. – Могу я надеяться, что вы постараетесь уладить дело миром?

– Конечно, – проговорил Эллар. Уроненная мне на плечо рука яснее всяких слов требовала промолчать. Пожалуй, я в самом деле наговорила лишнего. Не так должна выглядеть встреча некогда крепко привязанных друг другу отца и дочери после долгой разлуки, но я обвиняла Мораддина в смерти Вестри и безумии матери. Лучше бы он в самом деле умер, прости меня Милостивая Иштар за подобные темные мысли!

Около первого послеполуденного колокола

24 дня Третьей весенней луны.

Позже я искренне сожалела о том, что все получилось именно так, как получилось. Тогда же я сочла свой поступок единственно верным, даже не подумав, как мы будем расхлебывать последствия. Ведь нас было всего двое (Мораддина я в расчет не принимала, не доверяя ему) против доброй сотни, если не полутора подземных карликов, расположившихся в огромном зале с уходящими высоко вверх стрельчатыми колоннами, казавшимися удивительно легкими. Должно быть, помещение строили во времена процветания Хадходронда и потом неоднократно подновляли. Находясь здесь, мы, пожалуй, могли вообразить, как выглядела некогда великая Мориа – мрачно-торжественная, в переливах радужных самоцветов, отблесках граненого камня, роскоши позолоты и строгости полированного гранита. Местный зал для торжественных приемов произвел впечатление даже на видавшего виды Эллара. Во всяком случае, когда мы вошли через бронзовые двустворчатые двери, он огляделся по сторонам и еле слышно восхищенно присвистнул.