Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Сборник стихов (электронное собрание сочинений)

Гумилев Николай Степанович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Сборник стихов (электронное собрание сочинений) - Гумилев Николай Степанович - Страница 68

Изменить размер шрифта:

Флоренция

О сердце, ты неблагодарно!

Тебе – и розовый миндаль,

И горы, вставшие над Арно,

И запах трав, и в блеске даль.

Но, тайновидец дней минувших,

Твой взор мучительно следит

Ряды в бездонном потонувших,

Тебе завещанных обид.

Тебе нужны слова иные.

Иная, страшная пора.

… Вот грозно стала Синьория,

И перед нею два костра.

Один, как шкура леопарда,

Разнообразен, вечно нов.

Там гибнет «Леда» Леонардо

Средь благовоний и шелков.

Другой, зловещий и тяжелый,

Как подобравшийся дракон,

Шипит: «Вотще Савонароллой

Мой дом державный потрясен».

Они ликуют, эти звери,

А между них, потупя взгляд,

Изгнанник бедный, Алигьери,

Стопой неспешной сходит в Ад.

Дездемона

Когда вступила в спальню Дездемона, —

Там было тихо, душно и темно,

Лишь месяц любопытный к ней в окно

Заглядывал с чужого небосклона.

И страшный мавр со взорами дракона,

Весь вечер пивший кипрское вино,

К ней подошел, – он ждал ее давно, —

Он не оценит девичьего стона.

Напрасно с безысходною тоской

Она ловила тонкою рукой

Его стальные руки – было поздно.

И, задыхаясь, думала она:

«О, верно, в день, когда шумит война,

Такой же он загадочный и грозный!»

Ночью

Скоро полночь, свеча догорела.

О, заснуть бы, заснуть поскорей,

Но смиряйся, проклятое тело,

Перед волей мужскою моей.

Как? Ты вновь прибегаешь к обману,

Притворяешься тихим, но лишь

Я забудусь, работать не стану,

«Не могу, не хочу» – говоришь…

Подожди, вот засну, и на утро,

Чуть последняя канет звезда,

Буду снова могуче и мудро,

Как тогда, как в былые года.

Полно. Греза, бесстыдная сводня,

Одурманит тебя до утра,

И ты скажешь, лениво зевая,

Кулаками глаза протирая:

– Я не буду работать сегодня,

Надо было работать вчера.

Надпись на переводе «Эмалей и камей» М. Л. Лозинскому

Как путник, препоясав чресла,

Идет к неведомой стране,

Так ты, усевшись глубже в кресло,

Поправишь на носу пенсне.

И, не пленяясь блеском ложным,

Хоть благосклонный, как всегда,

Движеньем верно-осторожным

Вдруг всунешь в книгу нож… тогда.

Стихи великого Тео

Тебя достойны одного.

Новорожденному

С. Л.

Вот голос томительно звонок…

Зовет меня голос войны,

Но я рад, что еще ребенок

Глотнул воздушной волны.

Он будет ходить по дорогам

И будет читать стихи,

И он искупит пред Богом

Многие наши грехи.

Когда от народов, титанов

Сразившихся, дрогнула твердь,

И в грохоте барабанов,

И в трубном рычании – смерть, —

Лишь он сохраняет семя

Грядущей мирной весны,

Ему обещает время

Осуществленные сны.

Он будет любимец Бога,

Он поймет свое торжество,

Он должен. Мы бились много

И страдали мы за него.

Когда, изнемогши от муки...

Когда, изнемогши от муки,

Я больше ее не люблю,

Какие-то бледные руки

Ложатся на душу мою.

И чьи-то печальные очи

Зовут меня тихо назад,

Во мраке остынувшей ночи

Нездешней мольбою горят.

И снова, рыдая от муки,

Проклявши свое бытие,

Целую я бледные руки

И тихие очи ее.

Мадригал полковой даме

И как в раю магометанском

Сонм гурий в розах и шелку,

Так вы лейб-гвардии в уланском

Ее Величества полку.

Любовь

Она не однажды всплывала

В грязи городского канала,

Где светят, длинны и тонки,

Фонарные огоньки.

Ее видали и в роще,

Висящей на иве тощей,

На иве, еще Дездемоной

Оплаканной и прощенной.

В каком-нибудь старом доме,

На липкой красной соломе

Ее находили люди

С насквозь простреленной грудью.

Но от этих ли превращений,

Из-за рук, на которых кровь

(Бедной жизни, бедных смущений),

Мы разлюбим ее, Любовь?

Я помню, я помню, носились тучи

По небу желтому, как новая медь,

И ты мне сказала: «Да, было бы лучше,

Было бы лучше мне умереть».

«Неправда», сказал я, «и этот ветер,

И все, что было, рассеется сном,

Помолимся Богу, чтоб прожить этот вечер,

А завтра на утро мы все поймем.»

И ты повторяла: «Боже, Боже!..»

Шептала: «Скорее… одна лишь ночь…»

И вдруг задохнулась: «Нет, Он не может,

Нет, Он не может уже помочь!»