Сын епископа - Куртц Кэтрин Ирен - Страница 45

Она растерянно заморгала, слишком смущенная, чтобы убрать руку.

— По правде говоря, кузен, я не знала, что вы тоскуете по доброте. Вы были довольно веселы вчера вечером, но вино даже самым лживым людям придает бодрый и задушевный вид. Мой отец не был уверен, что вы ощущаете узы крови столь же остро, сколь и мы.

Передернув плечами, Дугал отпустил ее руку и поплотнее завернулся в плащ, притоптывая, чтобы меньше донимал холод, и укрываясь, как черепаха под панцирем, под своим капюшоном.

— По правде говоря, кузина, здесь снаружи достаточно холодно и без ледяных родственных упреков. То, как меня увезли из земель моего отца, прибавило мне немного житейского опыта. Если мой дядя и ваш отец сможет обеспечить мне положение в новых условиях, мне подобает прислушаться к голосу крови, особенно исходящему от столь прелестной родственницы.

В ответ на это ее щеки порозовели, но она осмелилась слабо улыбнуться, обмениваясь с ним взглядом.

— Вы заигрываете со мной, родич? — спросила она, чуть дразня его темными глазами. — В конце концов, мы ведь двоюродные брат и сестра.

Дугал решил оставить эту тему, хотя и позволил своим глазам окинуть ее лицо с откровенным одобрением. Затем сам сдержанно улыбнулся, передернул плечами и легонько смахнул несколько снежинок с оторочки ее капюшона. Она чуть побледнела и неловко хихикнула.

— Что вы делаете? — прошептала она.

— Как что? Проявляю братскую заботу о вашем благополучии, моя дорогая, — небрежно ответил он. — Разве вы не жаловались на холод всего минуту назад?

— Да. Становится все холоднее.

— Тогда позвольте мне поступить, как положено брату, — сказал он, беря ее под руку и с изяществом указывая на боковые ворота, что еще больше приблизило его к ничего не подозревающим стражам. — Я не допущу, дабы такой прекрасный цветок, как моя кузина, поник от холода. Мы можем погреться у огня в епископском зале и выпить кое-чего горячительного…

Пока они шагали, он отворачивал полускрытое капюшоном лицо, якобы от ветра; и когда он взялся пальцами за большой засов, умышленно неловко, оба конных стража подъехали ближе, тот, что был на каурой, проворно спешился, готовый помочь, ибо узнал Сидану и принял ее спутника в богатом плаще за ее брата.

Этот парень подставился под удар с дюжину раз, когда с важностью встал между принцессой и предполагаемым принцем и склонился над засовом… Похоже, он так и не почувствовал удар кинжала, который Дугал выхватил из-за его же голенища и всадил точнехонько под ребра.

Пораженный страж покачнулся с остекленелыми глазами и оборвавшимся в горле хрипом, Дугал вырвал из его ножен меч и, бросившись к перепуганной гнедой, поймал поводья, перехватил поближе и дернул, ловко поставив лошадь на колени и выбив из седла незадачливого всадника. От напряжения его грудную клетку пронзили огненные вспышки, но он не обратил внимания на боль и вскочил в опустевшее седло, крякнув, когда животное поднялось на ноги. Он ударил скакуна пятками, приводя в движение, и принялся нащупывать стремена. Лошадь заржала и лягнула, как ей нередко доводилось в бою, подступавших сзади пехотинцев. Только теперь Сидана завопила. Он не обратил внимания на ее крик, ибо все вокруг разбегались с воплями, еле успевая убраться с дороги громадного боевого коня. Его бывший наездник схватился было за поводья, но Дугал развернул скакуна на задних ногах и отбросил зашатавшегося вояку в направлении фыркавшей каурой. И тут же безжалостно пошел на парня конем и сбил его с ног, прежде чем тот успел поймать болтающиеся поводья каурой. Гнедая попыталась укусить его, пока он валялся на земле, он поднялся, ругая обоих противников и размахивая кинжалом, пытаясь перерезать поджилки коню или всаднику. Теперь он вопил, зовя на помощь, по-прежнему пытаясь поймать каурую.

Дугалу нужно было остановить его, или — прощай свобода! Устремившись корпусом круто вниз и рубанув, он пресек попытку стража взобраться в седло, одновременно молясь, чтобы животное встало на дыбы. И, к его изумлению, молитва исполнилась. Взметнувшиеся передние копыта толкнули противника прямо под меч Дугала. Кровь брызнула из раны на шее парня и окрасила истоптанный снег, в то время как тело рухнуло под неистовые копыта каурой.

Сидана, съежившаяся у все еще закрытых ворот, взирала на бойню в немом ужасе. Дугал как следует присобрал в кулаке поводья и быстро огляделся, высматривая ближайший путь к бегству — между тем со всех сторон спешили пехотинцы и подтягивались конные, проталкиваясь через толпу. Он надеялся, что большинство из них еще не узнали его. Пространство непосредственно вокруг было теперь свободно, если не считать окровавленного тела стражника. Но перепуганные горожане, бежавшие от копыт его коня, лишь ненадолго задержат погоню. Не следует медлить. На том конце площади он заметил приближающихся стрелков с луками. Если он сейчас же не умчится, то угодит в западню. Направив с помощью коленей скакуна поближе к воротам и к оцепеневшей Сидане, он схватил ее подмышки и втащил на седло впереди себя, под отчаянные возгласы приближающихся солдат.

— Прости, сестренка, но тебе придется сопровождать меня, — выдохнул он, лихо подняв коня на дыбы, и не без труда удерживая девушку и меч, а сам стараясь не вылететь из седла. — Прочь с дороги, или даме грозит беда! — проорал Дугал.

Она извивалась, точно кошка, и пихнула его локтем по ребрам достаточно жестко, чтобы он ее чуть не выронил, но он только простонал проклятие и еще крепче обхватил ее, ударяя коня пятками и не веря своим глазам, когда стражи поспешили убраться с дороги, и он рванул. Сикард и его сыновья в отчаянии требовали лошадей, Кэйтрин была в полуобмороке, а Лорис отдавал какие-то приказы, когда Дугал пронесся мимо них. Скачка по городским улицам была полна смятенных воплей, метаний пешеходов и криков преследователей, неразбериху усиливала освободившаяся каурая, которая неслась впереди них, помогая расчищать путь. Сперва их преследовала лишь горстка верховых. Городские ворота стояли нараспашку, как обычно в дневное время, и Дугал со своей все еще вырывающейся спутницей пронеслись, накренясь, мимо стражи и дальше, по снежной целине, прежде чем кто-либо пришел в себя и попытался что-то предпринять.

Преследователи в полной броне были тяжелее, чем он, и Дугалу удавалось медленно, но верно отрываться в течение первых нескольких миль — правда, лишь благодаря коню, который не жалел для него сил. Но конь с двумя наездниками не мог бы долго выдерживать такую скачку. Впрочем, преследователи тоже. Дугал на время потерял их из виду, когда внезапно велел ошалевшему коню остановиться и соскользнул с его спины, всадив меч в снег. Конь заспотыкался, когда его ноша вдруг столь заметно уменьшилась, и чуть не упал. Сидана с побелевшим лицом вцепилась в седло.

— Спокойней, дружок, — пробормотал Дугал, положив ладони на тяжко вздымающуюся конскую грудь, и ласково продолжал. — Никто и просить не мог бы о лучшей службе, но ты заработал отдых. А дальше нас понесет твой товарищ.

Все еще поглаживая измотанное животное одной рукой, он обернулся и протянул другую в сторону каурого, негромко просвистев. Второй конь тоже был в мыле и тяжело дышал, пар поднимался от него на холоде, но шаг его все еще был упруг, ибо он пробежал эти мили без груза. Мягко попыхивая, он навострил уши, подошел и ткнул Дугала губами в грудь, требуя, чтобы тот вытер его вспотевшую морду.

— Ах ты, умница, — сказал Дугал с привычной в таких случаях улыбкой и, продолжая поглаживать обеих лошадей, взглянул мельком на Сидану. У нее было такое лицо, что он немедленно подошел, снял с коня и опустил в снег, скорчившуюся под теплым плащом и горестно рыдающую девушку.

— Прости, что я обошелся с тобой так грубо, — сказал он, присев с ней рядом на корточки, — но мне надо было оттуда удрать любой ценой.

— Зачем? — всхлипнула она. — Разве мой отец недостаточно предложил тебе? И ты мог так легко предать родную кровь?

— Если бы я остался, я бы предал нечто куда более важное, — ответил он и обеспокоено глянул туда, откуда они примчались. — То, что делает твой отец, дурно. Он узурпирует права короля Келсона.