Милость Келсона - Куртц Кэтрин Ирен - Страница 52

— Ну, я…

— Разумеется, вы этого не сделаете, — продолжила королева, и ее голос слегка смягчился, когда она отвела глаза от отца Амброза и с несчастным видом уставилась на алтарь. — Вы связаны своими клятвами и обетами. Вы никому не можете рассказать того, что услышали на исповеди. Вы никогда не предадите свою веру и мою веру, не сможете сбросить ношу, возложенную на ваши плечи…

Отец Амброз отшатнулся, словно его ударили, и одна его рука машинально коснулась пурпурной епитрахили, все еще бывшей на нем, — и королева поняла, какое искушение терзает его ум. Но она не желала этого знать, и потому закрыла глаза, думая, что и это пришло из проклятого источника Дерини… Она снова всхлипнула и покачала головой.

— Прошу вас, отец… Оставьте меня одну. Вы свой долг выполнили, вы дали мне совет и наставление. Но решение я могу принять только сама.

— Но, миледи, — умоляюще произнес он, — я могу вам помочь. Прошу, позвольте мне остаться.

Но когда он, с полными сострадания глазами, протянул руку, чтобы коснуться ее плеча, Джехана шарахнулась в сторону и закричала:

— Нет! Не прикасайтесь ко мне! Если вы до меня дотронетесь, я могу запачкать и осквернить вас!

— Я не боюсь… — начал было он.

— Может, вы и не боитесь, — перебила его королева, — но я боюсь! Уходите, немедленно уходите, прошу вас! Не увеличивайте мои искушения! Вы не предадите ваш сан, ни ради меня, ни ради кого-либо другого. Вы это понимаете? Я должна разобраться, зачем, из каких соображений мне было дано это знание, и только я одна могу решить, как можно его использовать, и можно ли это вообще!

Глава XIII

Сила короля также в правосудии; хотя и беспристрастен, наказывает по праву.[14]

Сохраняя вид дерзкого упрямства, принц Ител Меарский ехал, развернув плечи, высоко вздернув подбородок; лицо его было мрачным и надутым, когда они с Брайсом Труриллским вместе с отрядом охраны пробирались по узким притихшим улицам Талакары. Этим глупым простолюдинам лучше было бы оставаться в своих домах, если бы они соображали, в чем их польза. Как они вообще осмелились спрашивать его, по какому праву он сделал то, что сделал? Он рискует собственной жизнью, чтобы остановить вторжение в Меару армии Халдейна, он старается выиграть время для своего отца, прикрывая стратегическое отступление храбрых и преданных воинов, увозящих его мать в Лаас ради ее безопасности, и что он видит вместо благодарности? После того, как три дня назад он сжег Ратаркин, его собственный народ, меарцы, начали отворачиваться от него! И Талакара показала себя самым воинственным из всех прочих городом.

Талакара… Острый, раздражающий запах дыма, поднимавшегося от тлеющего дерева, висел в воздухе, смешиваясь с более сладким, более отчетливым запахом горящего зерна; Ител почувствовал все это, когда раздраженно расстегнул ремень под подбородком и снял шлем. Он вспотел, как свинья, в своих латах и кольчуге. Он увидел двух мужчин, выскочивших из дома неподалеку, с охапками награбленного добра в руках, — но у него не было ни малейшего желания останавливать их.

Этот город ничего другого и не заслужил. Толстолобые горожане Талакары не просто отказались снабдить принца провизией; городские бейлифы вообще-то просто закрыли перед ним ворота, и их градоправитель дошел до такой наглости, что, укрывшись за стенами, кричал принцу, что в этом городе ему делать нечего! Эти болваны делают вид, что не понимают самой простой вещи: воины должны иметь пищу, чтобы сражаться, и даже для того, чтобы отступать, и все, что оставил бы за своей спиной принц Ител, могло быть захвачено врагом!

Конечно, тут не могло и речи идти о каком-либо серьезном и длительном сопротивлении; «стены» Талакары представляли собой просто примитивный частокол из высоких заостренных кольев, кое-как обмазанных глиной; ворота этого могли бы задержать разве что невооруженных пеших крестьян, — но уж никак не настоящий военный отряд. По приказу Брайса его солдаты свалили возле ворот и частокола собранный неподалеку сухой по-летнему кустарник, и подожгли его. Как только все хорошенько разгорелось, проломить стены уже не составило труда; вся операция не заняла и часа. Когда фуражиры собрали все, что им было нужно, в городских амбарах и прочих хранилищах, Ител пустил своих солдат в город, прежде чем сжечь то, что осталось. Война так война, и ни к чему проявлять снисходительность. Он должен был проучить этих нахальных простолюдинов за то, что они осмелились сопротивляться ему.

Будучи слишком занят размышлениями о нахальных людишках и о том уроке, который он им преподал, Ител как-то совсем упустил из виду, что другой военачальник, возможно, куда более хитроумный, чем он сам, может в это время готовиться преподать урок ему, принцу Ителу…

— Я хочу, чтобы отыскали этого градоправителя, — сказал Ител Брайсу, когда, выехав на городскую площадь, они увидели нескольких своих солдат, развлекавшихся на свой лад. Солдаты поймали двух городских бейлифов, содрали с них всю одежду, и, накинув им на шеи веревочные петли, заставляли дерзких стражников бегать по кругу. — Даже если мы отступаем, но мы все равно лучше, чем Халдейн!

— Да, думаю, надо было бы придумать подходящее дисциплинарное взыскание, чтобы поставить на место этого парня, ваше высочество, — вежливо откликнулся Брайс. — Однако нам бы лучше не задерживаться здесь слишком долго. Возмездие, конечно, доставляет наслаждение, но для нас сейчас самое мудрое — отступать и отступать. Мне бы не хотелось оказаться зажатым в угол здесь, в Талакаре.

Он едва успел договорить последнее слово, как вдали, мимо давно рухнувших и уже догоравших городских ворот промчался бешеным галопом всадник, — это был один из разведчиков личного отряда Трурилла. Он яростно вонзал шпоры в бока своей лошади, так, что на ее шкуре выступила кровь, — и изо всех сил махал рукой.

— Тревога! Тревога! По коням! Все по коням! Приближаются отряды противника!

Солдаты, роняя награбленное барахло, шарахались в стороны, чтобы не угодить под копыта мчащейся во весь опор лошади разведчика. Ителу вдруг стало очень холодно, несмотря на дневную жару, — он испуганно подал коня назад, пятясь от приближавшегося вестника, — но Брайс уже выкрикивал приказы, пытаясь собрать солдат, рассыпавшихся по городку и слишком занятых грабежом.

— С юга приближается тяжелая кавалерия, ваше высочество! — крикнул тяжело дышавший разведчик, осаживая скакуна в полуметре от принца. — Десятки солдат, и очень быстро продвигаются! Ох, боже, я думаю, это Халдейн!

— Халдейн!

— Сержант, заставь этих чертовых солдат пошевеливаться! — завопил Брайс, направляя своего коня прямо на группу солдат, нагруженных чужим добром; те бестолково метались из стороны в сторону, охваченные паникой. — Бросьте эту дрянь, если вам жизнь дорога! Может быть, уже слишком поздно!

Он выхватил меч и начал плашмя колотить им по головам солдат, поясняя действием смысл своего приказа, когда другой всадник пронесся галопом с противоположной стороны, еще более возбужденный и злой, чем первый.

— Там еще отряды, милорд! Они нас окружают! Мы в ловушке!

Келсон Халдейн, затянувший петлю вокруг Талакары, уверенно надел свой увенчанный короной шлем и выхватил из ножен отцовский меч; серые глаза короля в лучах полуденного солнца сверкали, как крупинки льда.

— Солдаты Гвиннеда! — закричал он, взмахивая мечом над головой. — Мне нужен Ител Меарский! Лучше, если вы достанете его живым, но в общем все равно. Он мне нужен! И Брайс из Трурилла! А теперь — вперед, за Гвиннед!

А в столице Гвиннеда мать Келсона решилась на поступок, в равной мере важный для государства.

— Отец Амброз! — прошептала Джехана, у которой даже колени подогнулись от радостного облегчения, когда она, выйдя из базилики, увидела священника, ожидавшего ее вопреки приказу королевы. — Слава богу, вы все еще здесь! Идемте со мной, быстрее! Я и теперь не знаю, правильно или нет то, что я делаю, но я не могу допустить, чтобы Нигеля убили!