Слепое пятно - Ночкин Виктор - Страница 13

Дитрих опустил «тревожный чемоданчик», но палец с кнопки так и не убрал. С важным видом проследовал мимо Семакова, прошагал между рослых бойцов, я — следом. Наверняка Семаков сейчас свяжется с блокпостом и скажет, что документы у нас в порядке, а вот груз очень подозрительный. Удача, богиня моя, где ты?

Удача выставила на КПП украинский патруль и пожала плечами: мол, это всё, что я могу сделать, дальше сам, Слепой, разбирайся. Командовал украинскими миротворцами точно такой же прапорщик, разве что ростом немного побольше квадратного Семакова. Этот первым делом козырнул и представился:

— Прапорщик Усаченко. Документики у вас, конечно, в порядке… Допуск, полномочия…

Если ему жалобы коллеги и доставили удовольствие, то виду он не подал. Разве что заговорил сразу вежливо.

Едва ознакомившись с документами Дитриха, коротко кивнул:

— А теперь личный досмотр. Гриша, дай кормильца.

Гриша, здоровенный боец, побежал к вагончику. Каску он носил на поясном ремне, и она колотила бегущего парня по бедру, на голове у него была бандана, размалёванная камуфляжными пятнами. Я уже не первый раз замечаю подобное нарушение уставного вида, наверное, мода у миротворцев такая.

Вернулся Гриша мигом, да оно и понятно — искомое у вояк на КПП всегда под рукой. Кормильцами они называют дозиметры. Артефакты и прочее барахло, вынесенное из Зоны, можно прятать как угодно, устраивать двойное дно или ещё как, но кормилец безошибочно укажет, где что плохо лежит. Прапорщик поводил вокруг Дитриха кормильцем, потом повторил процедуру со мной. Разумеется, дозиметр исправно облаял обоих. Громче всего трещал над контейнером.

— У вас радиоактивный груз, — укоризненно заявил Усаченко. Обращался он к учёному, как будто меня и нет вовсе. Оно и понятно, кто я такой? Да никто, в общем-то. Хожу за Вандемейером, нагруженный его барахлом. С меня прапорщику и взять нечего.

— Разумеется, радиоактивный. Это результат исследований, — четко отбарабанил Дитрих, вытаскивая «тревожный чемоданчик». — Я уверен, вы не станете задерживать мое снаряжение, которое необходимо как можно скорее доставить в лабораторию. Более того, я рассчитываю на ваше содействие.

Сразу видно — иностранец, ничего не понимает. Наверное, Усаченко подумал то же, что и я.

— Придется досмотреть. Открывайте коробку. Вандемейер поглядел на меня, я пожал плечами — все было спланировано заранее, по дороге, трясясь в «Малыше», я под смех Пригоршни несколько раз объяснил Вандемейеру его роль.

— Это опасно.

— Наша служба — штука опасная. И опасна, и трудна… — пожал крутыми плечами прапор. — Открывайте, открывайте, не будем терять времени.

— Вам придётся составить протокол и внести туда следующее: доктор Вандемейер предупреждает о том, что вскрытие кофра в полевых условиях чревато смертельным риском. Вы подвергаете опасности себя, владельца груза, сопровождающего, а также личный состав… э… ваших подчинённых.

Немного сбился, но в целом нормально излагает. Почти слово в слово, как я талдычил по пути.

— И протокол составим, — спокойно кивнул прапор. Развернул на бетонном блоке планшет, выдвинул клавиатуру… пощелкал, отыскивая нужную форму… — младший сержант Перметко! Вбейте протест доктора.

Парень ловко отщелкал несколько слов. Усаченко умиротворённо наблюдал, он уже предвкушал, должно быть, как станет торговаться и сколько запросит с наивного иностранца.

— Нам бы копию, — решился я вставить слово.

— Не вопрос! — Прапор оттёр от планшета подкованного в электронике бойца и сам отщёлкал вывод на печать — это он умел.

Планшет изрыгнул листок. Я поглядел, отдал протокол Вандемейеру.

— Я повторяю, это большой риск, — напоследок повторил рыжий.

Усаченко был уверен, что его берут на понт, и сохранил спокойную уверенность.

— Как угодно, — буркнул Вандемейер, — однако я отказываюсь подвергать свою жизнь и жизнь ассистента опасности. Мы отойдём на безопасное расстояние.

Это, наверное, обрадовало прапора особо — он получал возможность шмонать кофр в наше отсутствие. Мы с Вандемейером прошагали за вагончик в сопровождении компьютерного гения младшего сержанта Перметко. Здесь, в закутке между стенкой кунга и разогретой на солнце броней бэтээра было тихо и уютно.

Дитрих бормотал: «Какая дикость! Просто вандализм!» О том, что прапорщик приступил к акту вандализма, нас известила сирена. Звук врезал по ушам так, что я думал — оглохну. Во время испытаний Борода предупредил, что дает половинную мощность, все было впечатляюще, но я не ожидал, что теперь будет так сильно гудеть. Второй уровень защиты — из открытого кофра повалил густой вонючий дым (мы мигом определили это по запаху, прежде чем клубы поднялись к голубым небесам), и наконец, с полуторасекундной задержкой, стали рваться петарды, расшвыривая мерзкого вида грязь. Я изо всех сил сдерживался, чтобы не заржать, а Дитрих качал головой и бранил варваров, наносящих науке невосполнимый ущерб. Ах, ах, эти вандалы губят образцы… Его причитания урывками всплывали в паузах между завываниями сирены.

Бедняга Перметко стоял ни жив, ни мёртв, вздрагивал при всяком новом звуке и строил жуткие догадки — ему командир велел не спускать с нас глаз.

Клац — и все стихло. Прапорщик сообразил захлопнуть кофр. Потом срывающимся голосом велел младшему сержанту подать нас. Он старательно делал вид, будто всё нормально, но заляпало его вонючими хлопьями капитально — с ног до головы. И смрад стоял такой, что мама дорогая. Вандемейер снова завёл о том, что результаты его труда пострадали от грубого обращения, и неизвестно, чем закончится реакция в запертом кофре, как бы не разорвало хрупкое снаряжение. Прапор высморкался в пожухлую траву, потом утер глаза — в одном из баллончиков, которые смонтировал по моему заказу Борода, был газ раздражающего действия.

— Вы свободны, — пропыхтел унтер.

Смеяться мы начали, только отойдя от КПП метров на тридцать. Я ржал так, что даже запыхался, хотя кофр был не очень тяжёлый…

Очень тяжёлый или не очень — но, отойдя на сотню метров от КПП, я начал с тревогой задумываться, не слишком ли дорого обходится мне ноу-хау. То есть в финансовом смысле игра определенно стоила свеч, но солнце поднялось, стало жарковато, плоское твёрдое дно металлического чемодана давило на спину все сильней…

Вандемейеру-то хоть бы что, он шагал налегке, у него всего-то груза было — два наших тощих рюкзачка. Учёный то и дело хихикал — припоминал беднягу Усаченко в испорченном мундире. Ничего, будет знать, как связываться со знаменитыми учёными… Боюсь только, мне с прапором теперь лучше не встречаться… но кофр-то — кажется, с каждым шагом все тяжёлее становится…

Долго маяться мне не пришлось — в полукилометре от блокпоста в кустах стояла серебристая «Мазда». Водитель выставил ноги в открытую дверь и курил. Заметив нас на дороге, вылез из машины и сделал пару шагов навстречу. Я его знал — Грач, бывший сталкер, теперь занимается бизнесом. Я имею в виду: занимается легально. Кажется, у него две автоматизированные прачечные и, как водится, десятка три служащих: сторожа, наладчики стиральных машин, курьеры, технички… то есть все те, кто кормится от Зоны, но числится сотрудником предприятия в посёлке у Периметра. Ну а работодателю за легализацию отстёгивают, конечно. Прачечные Грача отмывают деньги.

Грач был едва ли не единственным, кто успешно соскочил и бросил сталкерить. Вложил хабар в дело и стал преуспевающим членом общества по эту сторону Периметра. Даже растолстел, вон как сало на боках висит. Между пухлыми небритыми щеками торчит длинный жёлтый нос — должно быть, из-за носа сталкер и прозвище когда-то заработал, теперь-то он больше смахивает на поросенка, но какая-то резкость в движениях осталась, и я вполне могу представить его тощим, жилистым шустрым малым с дергаными движениями — в самом деле похож на птицу.

— Привет, Грач!

— Здорово, Слепой. Добрый день, господин?…

— Вандемейер, — представил я. — Ты мне хочешь что-то сказать?