Колдун - Григорьева Ольга - Страница 38

– С тобой кто-нибудь пришел или ты один? – отрываясь от раздумий, спросил нарочитый. Он предпочитал говорить со взрослыми, тем более что паренек рассказывал о чем-то серьезном.

– Мамка пришла, – признался тот. – Со стрыем. – Зови стрыя!

Мальчишка исчез, а через мгновение в дверь робко протиснулся здоровяк лет двадцати от роду, с потешным круглым лицом и удивленно-испуганными голубыми глазами. Увидев нарочитого, он поспешно стянул шапку и, пряча глаза, забормотал:

– Будь здрав, нарочитый, многие тебе лета, удачи тебе и благополучия…

– И тебе удачи, – перебил его Варяжко. Растерянность впервые попавшего в княжьи хоромы лапотника была понятна, но нарочитый хотел услышать главное – из-за какой напасти тот пустился в столь долгий путь? Поэтому, не давая парню очухаться, быстро спросил: – В чем ваша беда?

– Да тут… Вот… Так… – заикаясь, забормотал здоровяк. Из-за его спины выглянул уже виденный Варяжко парнишка и, перебивая смущенного родича, вставил:

– Я лучше мамку позову, она все объяснит. Стрый говорить не горазд, мы его с собой только для защиты брали. В одиночку нынче бродить опасно.

Заметив на губах Рамина улыбку, Варяжко шумно вздохнул:

– Зови мамку.

Оказавшийся невероятно шустрым паренек в мгновение ока выскочил и вернулся, приведя с собой пухлую невысокую женщину в поношенном зипуне и простой кике под вышитым платком. В отличие от здоровяка-родича, оглядывая княжье жилище, она с интересом крутила головой и, едва кивнув сидящему в углу Рамину, обернулась к Варяжко и тут же принялась за рассказ:

– Беда у нас, нарочитый. Явился к нам четыре дня тому нежить в человеческом облике. Ввалился в избу, принялся о хворой жене сказывать и просить пшеничных колосьев, будто бы для ее лечения. Муж мой, Антип, стал выпытывать, кто он и откуда. Нежить тот сперва смутился, а потом выдавил – я, мол, из лесного печища. Антип ему не поверил – отродясь в наших краях лесных печищ не было, но просьбу его уважил – дал ему колосьев и к жене его сходить пообещался. Отправился колосья давать – и пропал. А спустя два дня нашли его в лесу мертвого, с перерезанным горлом.

Всхлипнув, древлянка утерла глаза краем платка. Варяжко облегченно вздохнул – дело оказалось простым, без всяких там чудес и превращений. Покосившись на внешне безучастного Рамина, он обратился к вздыхающей бабе:

– Это к вам не нежить, а худой человек заходил. Он же и мужа твоего убил, в лес его заманив.

– Не-е-ет, – упорно затрясла головой женщина. – Для чего человеку человека убивать? Разве только ради воровства. А нежить этот ничего у мертвого не взял – ни одежки добротной, ни лыж плетеных, ни цепочки золотой, которую мой муж из Царьграда привез. А охотники нашедшие прямо говорят – мол, сила у убийцы была нечеловеческая, и следы его в лесную глушь тянулись туда, где и зверь-то не ходит!

Вот дура! В сердцах Варяжко чуть не сорвался на бестолковую древлянку. Куда же еще татю идти, как не в лес? Не на базар же! И вещей не взял оттого, что спугнул его кто-то. А она уже – «нежить, нежить»!

Чуя его гнев, Рамин спокойно спросил:

– А зачем твой Антип с нежитем этим в лес отправился?

Скосив на него покрасневшие глаза, древлянка рассердилась:.

– Я же говорила – он врал, будто жена у него хворает, а мой Антип мастер был болезни прогонять. – И, зардевшись, добавила: – Даже меня кой-чему научил. Правда, молитв его я не понимаю – лечу травками.

– Мамка людей лечить не берется, – влез в разговор прижавшийся к материнскому боку паренек, – зато из скотины любую хворь прогнать может!

Гордясь матерью, он торжествующе выпятил щуплую грудь. Нарочитый просветлел. Бывает же такое – стукнула беда в ворота, а следом за ней заскочило нежданное избавление! Может, с помощью древлянки удастся одолеть скотью болезнь, не пустить ее по дворам, а за делом, глядишь, доведется столковаться и с самой ворожеей. Скорей всего, баба не столько пришла на нежитя жаловаться, сколько за убитого мужа виру выпрашивать. Не ведала, чей человек лишил ее Антипа жизни, вот, придумав нежитя, и отправилась прямиком к князю – дескать, ты в ответе за всех, кто на твоей земле безобразит, будь то человек иль лесной дух.

Нарочитый сделал строгое лицо, подыграл бабе:

– Нежить – это худо. Надо бы к вам людей послать, да Ярополк дружину с собой забрал. Может, отдам я тебе за мужа виру и поставишь себе дом где-нибудь подальше от глухих мест, поближе к людям?

– На твою виру разве хозяйство заведешь? – помаргивая хитрыми глазками и вмиг перестав сопеть носом, откликнулась баба. Видать, не ждала, что нарочитый окажется столь покладист.

– А тебе, помимо виры, еще и за работу заплачу, – с готовностью продолжил Варяжко.

Древлянка насторожилась. Ее платок съехал набок, потянув за собой кику, но она даже не заметила:

– За какую работу?

– Дело простое. – Рамин подошел, приобнял бабу за плечи. – Издохла у нас кобылка от неведомой хвори. Надо бы поглядеть отчего, болячку признать и средство от нее припомнить, чтоб прочую скотину уберечь. Иль ты тоже, как наши бабки-пустомели, мнишь, будто скотина лишь от Коровьей Смерти иль злых уроков сгинуть может?

Древлянка рассмеялась:

– Скотина, как человек, от любой хвори страдает, а уроки тут ни при чем. – И обернулась к Варяжко: – Я, нарочитый, так скажу: коли срядимся в цене – выполню работу, а на нет и суда нет. Я теперь сирота, мне деньги надобны.

Сторговаться удалось быстро. Подтирая пол подолом длинной, видать мужней, шубы, древлянка вышла из избы. На дворе, поймав за руку сноровистого сынка, подпихнула его к тупо стоящему в отдалении стрыю:

– Здесь ждите. – И пригрозила маленьким кулачком румяному родичу: – Ох, коли с ним что случится!

Здоровяк почти радостно замотал головой и, словно сторожевой пес, уселся на завалинку, не спуская глаз с опечаленного парнишки.

Отыскать утреннюю жалобщицу оказалось легко – едва ступили за ворота, как услышали вдалеке ее пронзительный голос, проклинающий Настену, Варяжко и весь белый свет в придачу. Когда подошли поближе, возле недовольной уже толкались люди.

Распихивая гомонящий люд, кмети принялись торить нарочитому путь. Подзадоривая друг друга, недовольные лапотники огрызались, затевали перебранку. Варяжко уже было открыл рот – прикрикнуть на разгулявшихся смердов, но неожиданно услышал звучный голос древлянки:

– Чего скучились? Кликуши ни разу не видали?

Притихнув, все развернулись к голосистой пришлой.

– Ты кто такая? – спросил кто-то.

– Она знахарка, – ответил за бабу Варяжко. – Я ее позвал.

– Зачем же? – ехидно поинтересовался голос из толпы. – Знать, впрямь Пряшина кляча по вине твоей девки издохла?

– Дурак! – Древлянка стрелой метнулась в толпу и выволокла оттуда за шиворот невзрачного, обтрепанного старикашку. Отчаянно брыкаясь, тот сопротивлялся, но, несмотря на малый рост, хватка у бабы оказалась крепкой – держала, будто клешнями.

– А ну повтори, что сказал, – грозно велела она мужичку.

Тот дернулся и робея повторил:

– Говорю – может, Пряша правду сказывает… Насчет девки…

– Так вот, слушай меня, коли лысину нажил, а своего ума так и не набрался! – Древлянка резко тряхнула беднягу. – Меня позвали не скотину, а саму Пряшу от в нее вошедшего злого духа излечить! Она людей зазря хает не оттого, что зла, а оттого, что больна! Понял?

– Понял… – Отброшенный в сторону сильной рукой древлянки, осекшийся на полуслове мужичок юркнул в толпу.

Деловито отерев ладони и покачивая бедрами, знахарка двинулась к примолкнувшей жалобщице. Посмеиваясь и судача о ее решительности, народ начал расходиться. Пряша осталась одна перед грозной древлянкой. И хоть она на полголовы возвышалась над пришлой и в плечах была куда как шире, испуганно косясь по сторонам, жалобно попросила:

– Не надо…

– Показывай, где твоя лошаденка, – отрывисто велела ей та и добавила: – И другой раз не плюй в колодец – глядишь, и самой сгодится воды напиться!