Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Полное собрание стихотворений

Волошин Максимилиан Александрович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Полное собрание стихотворений - Волошин Максимилиан Александрович - Страница 42

Изменить размер шрифта:

28 мая 1919

Коктебель

IV Протопоп Аввакум

Памяти В.И. Сурикова

Прежде нежели родиться – было

Во граде солнечном,

В Небесном Иерусалиме:

Видел солнце, разверстое, как кладезь.

Силы небесные кругами обступили тесно —

Трижды тройным кольцом Сияющие Славы:

В первом круге —

Облакам подобные и ветрам огненным;

В круге втором —

Гудящие, как вихри косматых светов;

В третьем круге —

Звенящие и светлые, как звезды;

А в недрах Славы – в свете неприступном

Непостижима, Трисиянна, Пресвятая

Троица,

Подобно адаманту, вне мира сущему,

И больше мира.

И слышал я:

Отец рече Сынови:

– Сотворим человека

По образу и по подобью огня небесного... —

И голос был ко мне:

«Ти подобает облачиться в человека

Тлимого,

Плоть восприять и по земле ходить.

Поди: вочеловечься

И опаляй огнем!»

Был же я, как уголь раскаленный,

И вдруг погас,

И черен стал,

И, пеплом собственным одевшись,

Был извержен

В хлябь вешнюю.

Пеплом собственным одевшись, был извержен

В хлябь вешнюю:

Мое рожденье было

За Кудмою-рекой

В земле Нижегородской.

Отец мой прилежаще пития хмельного,

А мати – постница, молитвенница бысть.

Аз ребенком малым видел у соседа

Скотину мертвую,

И, во ночи восставши,

Молился со слезами,

Чтоб умереть и мне.

С тех пор привык молиться по ночам.

Молод осиротел,

Был во попы поставлен.

Пришла ко мне на исповедь девица,

Делу блудному повинна,

И мне подробно извещала.

Я же – треокаянный врач —

Сам разболелся,

Внутрь жгом огнем блудным,

Зажег я три свечи и руку

Возложив держал,

Дондеже разженье злое не угасло.

А дома до полночи молясь:

Да отлучит мя Бог —

Понеже бремя тяжко, —

В слезах забылся.

А очи сердечнии

При Волге при реке и вижу:

Плывут два корабля златые —

Всё злато: весла, и шесты, и щегла.

«Чьи корабли?» – спросил.

– «Детей твоих духовных».

А за ними третий —

Украшен не золотом, а разными пестротами:

Черно и пепельно, сине, красно и бело.

И красоты его ум человеческий вместить не может.

Юнош светел парус правит.

Я ему:

– «Чей есть корабль?»

А он мне:

– «Твой.

Плыви на нем, коль миром докучаешь!»

А я, вострепетав и седше, рассуждаю:

Аз есмь огонь, одетый пеплом плоти,

И тело наше без души есть кал и прах.

В небесном царствии всем золота довольно.

Нам же, во хлябь изверженным

И тлеющим во прахе, подобает

Страдати неослабно.

Что будет плаванье?

По мале времени, по виденному, беды

Восстали адовы, и скорби, и болезни.

Беды восстали адовы, и скорби, и болезни:

От воевод терпел за веру много:

Ин – в церкви взяв,

Как был – с крестом и в ризах

По улице за ноги волочил,

Ин – батогами бил, топтал ногами,

И мертв лежал я до полчаса и паки оживел,

Ин – на руке персты отгрыз зубами».

В село мое пришедше скоморохи

С домрами и с бубнами,

Я ж – грешник, – о Христе ревнуя, изгнал их,

Хари

И бубны изломал —

Един у многих.

Медведей двух великих отнял:

Одного ушиб – и паки ожил —

Другого отпустил на волю.

Боярин Шереметьев, на воеводство плывучи,

К себе призвал и, много избраня,

Сына брадобрица велел благословить,

Я ж образ блудоносный стал обличать.

Боярин, гораздо осердясь,

Велел мя в Волгу кинуть.

Я ж, взяв клюшку, а мати – некрещеного младенцу

Побрел в Москву – Царю печалиться.

А Царь меня поставил протопопом.

В те поры Никон

Яд изрыгнул.

Пишет:

«Не подобает в церкви

Метание творити на колену.

Тремя перстами креститеся».

Мы ж задумались, сошедшись.

Видим: быть беде!

Зима настала.

Озябло сердце.

Ноги задрожали.

И был мне голос:

«Время

Приспе страдания.

Крепитесь в вере.

Возможно Антихристу и избранных прельстити»...

Возможно Антихристу и избранных прельстити.

Взяли мя от всенощной, в телегу посадили,

Распяли руин и везли

От Патриархова двора к Андронью,

И на цепь кинули в подземную палатку.

Сидел три дня – не ел, не пил:

Бил на цепи поклоны —

Не знаю – на восток, не то на запад.

Никто ко мне не приходил,

А токмо мыши и тараканы,

Сверчок кричит и блох довольно.

Ста предо мной – не вем кто —

Ангел, аль человек, —

И хлеба дал и штец хлебать,

А после сгинул,

И дверь не отворялась.

Наутро вывели:

Журят, что Патриарху

Не покорился.

А я браню и лаю.

Приволочили в церковь – волосы дерут,

В глаза плюют

И за чепь торгают.

Хотели стричь,

Да Государь, сошедши с места, сам

Приступился к Патриарху —

Упросил не стричь.

И был приказ:

Сослать меня в Сибирь с женою и детьми.