Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Полное собрание стихотворений

Бальмонт Константин Дмитриевич

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Полное собрание стихотворений - Бальмонт Константин Дмитриевич - Страница 71

Изменить размер шрифта:

А та, которая осталась,

Бледна и холодна?

Ей стало страшно, сердце сжалось,

Она была одна?

Она любила хороводы,

Меж искристых камней,

Она любила эти воды,

В мельканьи ровных дней.

Она любила этих бледных

Исчезнувших сестер,

Мечту их сказок заповедных,

И призрачный их взор

Куда она идет отсюда?

Быть может, там темно?

Быть может, нет прекрасней чуда,

Как это – это дно?

И как пробиться ей, воздушной.

Сквозь безразличность вод?

Но мысль ее, как друг послушный,

Уже зовет, зовет

Ей вдруг припомнилось так ясно,

Что место есть, где зыбко дно.

Там все так странно, страшно, красно,

И всем там быть запрещено.

Там есть заветная пещера,

И кто-то чудный там живет

Колдун? Колдунья? Зверь? Химера?

Владыка жизни? Гений вод?

Она не знала, но хотела

На запрещенье посягнуть.

И вот у тайного предела

Она уж молит: «Где мой путь?»

Из этой мглы, так странно красной

В безлично-бледной глубине,

Раздался чей-то голос властный:

«Теперь и ты пришла ко мне!

Их было много, пожелавших

Покинуть царство глубины,

И в неизвестном мире ставших, —

Чем все, кто в мире, стать должны.

Сюда оттуда нет возврата,

Вернуться может только труп,

Чтоб рассказать свое «Когда-то» —

Усмешкой горькой мертвых губ.

И что в том мире неизвестном,

Мне рассказать тебе нельзя.

Но чрез меня, путем чудесным,

Тебя ведет твоя стезя».

И вот колдун, или колдунья,

Вещает деве глубины:

«Сегодня в мире новолунье,

Сегодня царствие Луны.

Есть в Море скрытые теченья,

И ты войдешь в одно из них,

Твое свершится назначенье,

Ты прочь уйдешь от вод морских.

Ты минешь море голубое,

В моря зеленые войдешь,

И в море алое, живое,

И в вольном воздухе вздохнешь.

Но, прежде чем в безвестность

глянешь,

Ты будешь в образе другом.

Не бледной девой ты предстанешь,

А торжествующим цветком.

И нежно-женственной богиней,

С душою, полной глубины,

Простишься с водною пустыней,

Достигнув уровня волны.

И после таинств лунной ночи,

На этой вкрадчивой волне,

Ты широко раскроешь очи,

Увидев Солнце в вышине!»

Прекрасны воздушные ночи,

Для тех, кто любил и погас,

Кто знал, что короче, короче

Единственный сказочный час.

Прекрасно влиянье чуть зримой,

Едва нарожденной Луны,

Для женских сердец ощутимой

Сильней, чем пышнейшие сны.

Но то, что всего полновластней,

Во мгле торжества своего, —

Цветок нераскрытый, – прекрасней,

Он лучше, нежнее всего.

Да будет бессмертно отныне

Безумство души неземной,

Явившейся в водной пустыне,

С едва нарожденной Луной.

Она выплывала к теченью

Той вкрадчивой зыбкой волны.

Незримому веря влеченью,

В безвестные веруя сны.

И ночи себя предавая,

Расцветший цветок на волне,

Она засветилась, живая,

Она возродилась вдвойне.

И утро на небо вступило,

Ей было так странно-тепло

И солнце ее ослепило,

И Солнце ей очи сожгло.

И целый день, бурунами носима

По плоскости стекла,

Она была меж волн как призрак дыма,

Бездушна и бела.

По плоскости, изломанной волненьем,

Носилась без конца.

И не следил никто за измененьем

Страдавшего лица.

Не видел ни один, что там живая

Как мертвая была, —

И как она тонула, выплывая,

И как она плыла.

А к вечеру, когда в холодной дали

Сверкнули маяки,

Ее совсем случайно подобрали,

Всю в пене, рыбаки.

Был мертвен свет в глазах ее застывших,

Но сердце билось в ней.

Был долог гул приливов, отступивших

С береговых камней.

Весной, в новолунье, в прозрачный тот час,

Что двойственно вечен и нов,

И сладко волнует и радует нас,

Колеблясь на грани миров,

Я вздрогнул от взора двух призрачных глаз,

В одном из больших городов.

Глаза отражали застывшие сны,

Под тенью безжизненных век,

В них не было чар уходящей весны,

Огней убегающих рек,

Глаза были полны морской глубины,

И были слепыми навек.

У темного дома стояла она,

Виденье тяжелых потерь,

И я из высокого видел окна,

Как замкнута черная дверь,

Пред бледною девой с глубокого дна,

Что нищею ходит теперь.

В том сумрачном доме, большой вышины,

Балладу о Море я пел,

О деве, которую мучили сны,

Что есть неподводный предел,

Что, может быть, в мире две правды даны

Для душ и для жаждущих тел.

И с болью я медлил и ждал у окна,

И явственно слышал в окно

Два слова, что молвила дева со дна,

Мне вам передать их дано:

«Я видела Солнце», – сказала она, —

«Что после, – не все ли равно!»