Птицелов - Гриффит Рослин - Страница 2

— Боюсь, что Общество Изабеллы все-таки добилось того, чтобы статую королевы поставили в Павильоне Калифорнии. — Федра снова внимательно посмотрела в лицо Орелии, подняв голову, — тетка была на полголовы ниже племянницы. — Ну, хватит об этой ерунде. Я замечаю последние дни, ты чем-то встревожена. Скажи откровенно, ты недовольна своей работой у О'Рурков?

Орелия вздохнула. Скрыть что-нибудь от чуткой, проницательной тети было очень трудно.

— Тебе не нравится классическое направление в работе этой фирмы? — продолжала спрашивать Федра. — Или ты считаешь, что эта работа для тебя — шаг назад, поскольку приходится начинать с чертежницы.

— Пожалуй, в какой-то степени и то, и другое, — призналась Орелия.

Но подавленность Орелии объяснялась другими причинами. Она знала, что тетя поймет и не осудит ее, так как и в жизни известной феминистки тоже было что-то предосудительное — еще до того, как та стала опекуншей шестнадцатилетней Орелии после смерти ее отца. Но пока она не была готова поведать близкой по духу женщине об ужасной, постыдной ошибке, которую допустила в Риме. Нет, она еще не могла преодолеть стыд и все рассказать ей.

— Не беспокойтесь, тетя, — сказала она ласково, — ничто не помешает мне стать архитектором.

Орелия решила продолжить свое обучение в Чикаго, хотя в Риме добилась серьезных успехов в более прогрессивной архитектурной фирме, чем чикагская, где сейчас работала, — О'Рурк, хозяин фирмы, занимал консервативную позицию. Из Рима, где работа вполне удовлетворяла ее, Орелия вынуждена была бежать после мучительных переживаний любовной истории с Розарио.

— Не понимаю, — нахмурившись, сказала Федра, — почему Син О'Рурк не поручает тебе более серьезной работы?

— Это его позиция: он считает, что архитектор должен начинать работу с самых нижних ступеней. — Орелия подумала, что такого же мнения, наверное, придерживается и отсутствующий сейчас второй компаньон фирмы Лайэм О'Рурк, сын Сина О'Рурка.

— Я снова поговорю с Сином, — сердито сказала Федра.

— Пожалуйста, не надо! — умоляюще попросила Орелия. — Я ведь всего несколько недель назад приехала в Чикаго и уже работаю по специальности — это просто удача! Особенно для женщины. Не беспокойся, я уверена в себе и непременно добьюсь успехов. О'Рурк увидит, что я хороший архитектор.

Орелия, похоже, не убедила Федру— та покачала головой и сказала огорченно:

— Да, и в наше просвещенное время женщина должна доказывать, что способна работать не хуже мужчины. А ведь я и мои сверстницы начинали борьбу за права женщин почти тридцать лет назад!

— Без твоего примера, дорогая тетя, я бы не получила профессионального образования. Я нахожусь в выгодном положении по сравнению с другими женщинами. — Общение с Федрой сделало Орелию не только вольнодумкой, но и женщиной, самостоятельно зарабатывающей на жизнь. — Ты вдохновила меня! Благодаря тебе я нашла свой путь в жизни.

— Какие приятные вещи я от тебя слышу, дорогая! — Лицо Федры смягчилось, и она ласково погладила Орелию по плечу.

— Я говорю чистейшую правду.

— А я благодаря тебе обрела смысл жизни, — задумчиво сказала Федра, вспоминая, как, став опекуншей юной Орелии, решительно перевернула свою жизнь. Она обернулась и посмотрела на Женский Павильон. — Хотя мы и не завоевали еще права голоса, жизнь женщины — в среднем — стала значительно лучше. Я иногда не замечаю, какие большие перемены произошли со дней моей юности.

— Потому что ты всегда смотришь вперед, в будущее, — отозвалась Орелия.

— Да, моя стихия — современность, — кивнула Федра.

«Современный мир, — думала Орелия, — в котором жизнь женщины озарена надеждами найти свое призвание и встретить свободомыслящего спутника жизни».

Призвание свое Орелия нашла и еще не потеряла надежду найти подлинную взаимную привязанность, хотя уже претерпела крушение в любви и отвергла брак, связывающий и унижающий женщину. Не осуждая свою тетку, которая в молодости свободно следовала своим увлечениям и легко меняла любовников, Орелия для себя хотела бы найти не мимолетную страсть, а настоящую большую любовь.

— Если уж у нас зашла речь о современности, давай зайдем в Павильон Электричества? — предложила Федра.

Орелия взглянула на свои изящные золотые часики, приколотые к блузке.

— В моем распоряжении только час.

— Всего-то час, почему же?

— Я обещала навестить Мэриэль. Ты не пойдешь со мной?

Федра повела плечом:

— Спасибо, нет. Вот пример женщины, которая живет по стандартам девятнадцатого века, — ей и дела нет, что наступит двадцатый. — Федра с некоторым раздражением пыталась объяснить племяннице свое нежелание общаться с Мэриэль, сестрой Орелии.

— Ты просто не любишь ее мужа.

Орелия знала, что Уэсли Шеридан — банкир и человек консервативных взглядов, не по душе Федрс. Уэсли тоже не любил Федру и осуждал ее поведение.

Федра попыталась объяснить племяннице, что ее неприязнь к Уэсли имеет основания:

— Он подавляет Мэриэль и относится к ней свысока.

— Разве? — Орелия почти не общалась с Мэриэль после своего возвращения в Чикаго, но все же надеялась, что тетка ошибается. Орелия желала своей очаровательной, музыкально одаренной сестре полного, ничем не омраченного счастья.

Надеялась она на счастье и для себя, пыталась забыть о своей неудачной любви в Италии и спокойно смотреть в будущее. Чикаго, «Король Запада», открывал большие возможности для работы молодого энергичного архитектора. Страшный пожар 1871 года уничтожил целые кварталы города. На месте сгоревших домов поднимались массивные серые здания. И хотя улицы Чикаго были заполнены толпами нищих иммигрантов, а воздух напоен запахами скотобоен и дубильных фабрик, город, пока еще неприглядный, рос и хорошел.

В Европе Орелия серьезно занялась архитектурой, в которой воплотилось дыхание веков, но она оценила и современное градостроение — дерзость небоскребов, возводившихся в Чикаго строительными компаниями Адлера и Сэлливэна.

Как профессионал, Орелия готова была принять вызов современности. Она чувствовала, что может добиться славы и богатства в этом городе, — надо только не упустить возможностей.

«Кто же эта женщина с такой экзотической внешностью рядом с Федрой Кинсэйд?» — думал он, не в силах оторвать взгляда от Орелии, охваченный странным возбуждением и с сильно бьющимся сердцем. Наконец он справился с собой и отступил за угол павильона, но образ незнакомки стоял еще долго перед его глазами. Эта прекрасная женщина, которую он видел в профиль, как бы сошла с изображений цариц на древнеегипетских гробницах: прямой нос, большие и лучистые черные глаза с длинными ресницами, четко очерченные губы, изогнутые, как лук Купидона, темные волосы, уложенные античным узлом, стройная фигура в простом, прямого покроя, платье. Самое совершенное воплощение его мечты, но по одежде, манерам, по ее спутнице — женщине высшего света Чикаго он понимал, что она недоступна для него… для воплощения его заветной цели.

Со вздохом сожаления он подумал, что все-таки сможет хотя бы приблизиться к ней. Ведь он знает Федру Кинсэйд, может, она представит его незнакомке. И тогда он сможет быть рядом с ней, вынужденный соблюдать непреложное для него правило: «Смотреть, но не касаться».

Орелия подъехала к трехэтажному особняку супругов Шеридан, расположенному на красивой, обсаженной с обеих сторон деревьями, улице.

Поднявшись по ступенькам, она позвонила в колокольчик. Лакей открыл дверь, и Орелия услышала, как Мэриэль играет на пианино. Она попросила лакея не докладывать о себе, прошла через устланный коврами холл и остановилась у приоткрытых дверей боковой гостиной, которую ее сестра превратила в музыкальную комнату.

Мэриэль, касаясь клавишей длинными тонкими пальцами, извлекала из пианино мелодию так же легко, как ветер, касающийся морской поверхности, приводит в движение волны. Солнечный свет, проникавший в гостиную сквозь кружевные занавески, освещал ее красивую головку, нежные черты лица, и поблескивал в красивых каштановых волосах.