Затерявшийся в кольце бульваров - Климман Михаил - Страница 18

Лена подвигала руками запасной комплект ключей от дачи (это выбрасывать, естественно, не стоит), хитрую металлическую пробку, чтобы затыкать недопитую бутылку шампанского («Кто у нас пьет шампанское? Подарить, что ли, кому-нибудь?»), и хотела уже задвинуть ящичек, но что-то внутри мешало.

Она запихнула руку поглубже и достала письмо, которое три дня назад нашла у Дорина в кармане. Хотела выбросить, но остановилась и прочла: «И ты со своей вечной привычкой почесывать кончик носа…» Она недоуменно посмотрела на письмо, потом озадаченно в стену, пробежала глазами предыдущий текст. Да, вот оно это место: «Теперь, когда у тебя появилась дочь…»

Лена с силой ударила кулаком по столу и чуть не закричала в голос, но не от боли в руке, ее она совсем не почувствовала. Ей нужны были доказательства невиновности Дорина, а они лежали все это время прямо перед ее носом. Письмо, судя по этой последней фразе, было написано сразу после рождения дочери, то есть около года назад. А идиотская привычка почесывать кончик носа появилась у Андрея недавно, не больше двух месяцев.

ГЛАВА 18

Почти сутки Дорин отлеживался у Маркиза в котельной. Он то погружался в ставший уже привычным и родным горячечный бред, то опять выныривал в свет и прохладу дня. В такие моменты он с удивлением осматривал все вокруг: голые кирпичные стены, земляной пол и видневшуюся через дверь огромную печь. Дорину, пребывавшему в полубредовом состоянии, казалось, что он все-таки в аду и огонь разожжен для него, но когда наступали просветы, он понимал, что место, где он лежит, – просто небольшая комнатка в котельной.

Иногда в такие моменты присутствовал хозяин этого странного жилища, и тогда он поил Андрея чаем и каким-то варевом, от которого остро пахло томатом и луком. Периодически хозяина не было, он исчезал по каким-то своим важным делам.

Как оказалось, он был «неправильный» бомж: у него было «Определенное Место Жительства» – именно эта котельная. Он работал в ней больше тридцати лет, здесь же и жил. На недоуменный вопрос Андрея о том, что котельные в Москве еще сохранились, Маркиз объяснил:

– Тут директор школы, Алексей Викентьевич, а котельная при школе, мужик очень неглупый. Когда лет двенадцать назад собрались мое жилище закрывать и сносить, он уговорил оставить. Деньги небольшие, он мне ничего не платит, я работаю за проживание, зато в школе всегда так, как надо, в смысле температуры, а не как районное начальство решит или Лужков какой-нибудь. Был, правда, случай, когда мы еще здесь втроем работали. Один старик такой был кряжистый, не помню, как и звали его, а второй Артур – наркоша. Вот он как-то зелье свое приготовил, да не все употребил, а старик вышел на смену да решил, что в стакане – еда какая-то. И съел. Трое суток стране угля давал без передышки. Ему в дверь стучат: «Дедушка, жарко, сил нет…» А он: «Я на трудовой вахте и права не имею…» Пока не упал совсем, ребята через окно к нему залезли, дверь открыли.

Он сидел на своем топчане, потягивал «чифир» и болтал ногами.

– Ты помнишь, в прошлом году – жара в апреле, а батареи горячие, а потом в мае – холода до нуля, а отопление отключено? Все мучаются, а у нас полный порядок – в жарынь – прохладно, в холод – тепло, дети в школу бегут, как в «Кафе-мороженое». Это важно, чтобы дети в школу охотно шли.

– Почему? – Дорину не нужен был этот вопрос, да и ответ, но ему хотелось сделать приятное хозяину.

– Если ребенок воспринимает школу, как тюрьму, – глубокомысленно изрек Маркиз, – его потом не заставишь учиться. Викентьевич понимает. Я ему сказал: «Введи курс истории религий, пригласи священника, муллу, раввина, ламу буддийского, пусть они расскажут ребятам о своих верах».

– А ты что, Маркиз, – прервал его Андрей, – приверженец экуменизма?

– Я приверженец здравого смысла, – спокойно возразил бомж. – Пусть дети научатся понимать, что люди на земле живут разные. Я бы вообще запретил «конфессиональные» школы – православные, еврейские. Не надо ребенка с детства приучать, что мы тут, внутри, правильные и хорошие, а те, снаружи, все – «бяки-буки».

Дорин изумленно уставился на своего собеседника.

– Чайку тебе налить? – Маркиз спрыгнул со своего топчана и захромал к плитке.

Андрей смотрел на него и не мог понять, как этот тщедушный человечек, почти мальчик по комплекции, смог затащить его, доринское восьмидесятикилограммовое тело и провезти на разболтанной колымаге несколько километров.

– Маркиз, зачем ты мне помог? Нет, неправильно, не зачем, а почему?

– Расскажи мне, что случилось, – видимо тема, предложенная Андреем, хозяина не заинтересовала. – Начни с конца – ты на товарной вагоны разгружал?

На Дорина опять повеяло холодом. Откуда он знает?

– Во-первых, ты был весь в муке, – начал отвечать на незаданный вопрос Маркиз, – во-вторых, у тебя ногти в таком состоянии, что это бывает только после мешков, в-третьих, ты валялся недалеко от станции. Что я должен был подумать, когда увидел все это? Что за команда была с тобой?

Андрей подробно описал своих «коллег» и немого. Ему показалось, что Маркиз узнал тех, о ком он говорил, во всяком случае, тот понимающе покачал головой.

– Только я никак не могу понять, почему они все трое прекрасно себя чувствовали после разгрузки, а я чуть с ног не валился…

– А ты с кем работал в паре? – Маркиз опять доковылял до топчана и уселся со своим чифирем.

– Они менялись все время.

– И ты не понимаешь? Ты же разгрузил не четверть вагона, как тебе полагалось. Они ходили, когда не в паре с тобой, в два раза медленней, и в итоге, ты разгрузил не четверть вагона, а треть, а они каждый соответственно чуть больше одной пятой. И это при условии, если только в два раза медленней. А если больше? Это старая штука, называется «ручеек».

– Почему «ручеек»? – не понял Дорин.

– Ну, как в детском саду, знаешь, такая игра есть. Один другого берет за руку и с собой ведет. Ну и как ты попал на товарную?

Дорин начал рассказывать Маркизу историю своих злоключений, и в пересказе она вдруг стала более логичной и даже несколько изящной. Чем-то его жизнь последних дней напомнила американский фильм, даже два. Один из них назывался «Их поменяли местами» и рассказывал о том, как два миллионера поспорили на один доллар и поменяли местами молодого управляющего и нищего с улицы. Нищего играл Эдди Мерфи. Естественно, по законам жанра все кончилось хорошо. Нищий с банкиром подружились и наказали плохих миллионеров.

Второй фильм был еще глупее. Там нечто подобное происходило с одним миллионером (хорошим), который поспорил, Андрей уже не помнил с кем, что продержится месяц в роли нищего. Кино заканчивалось дуэлью хорошего миллионера с плохим его замом, который в отсутствие шефа хотел украсть все его состояние. Дуэль почему-то была на экскаваторах, и «наши» победили.

В том, что произошло с Дориным, была явно видна, и Маркиз с ним согласился, чья-то злая воля, только осталось еще выяснить – чья. Мысли у Андрея кое-какие на эту тему были, но для их реализации нужно было время, силы и деньги. А в наличии имелось только первое.

– В какую-то игру ты попал, молодой человек, – резюмировал Маркиз. – Ладно, давай-ка спать укладываться – завтра на работу идем.

Дорин понимал, что обязан этому странному человеку, обязан здоровьем, а может быть и жизнью, но четко осознавал, что никакую работу пока не потянет.

– А что делать-то будем? – как-то даже робко спросил он. – Я ведь, ты прости, пока ни на что не способен. Только сидеть, да и то с трудом, могу.

– Вот и будешь сидеть. И милостыню просить у людей добрых. – Маркиз снял со стены непонятного возраста и цвета кофту и пристроил ее на своем топчане вместо подушки.

– Попрошайничать? – встрепенулся Андрей. – Я… я не могу…

– Что так?

– Ну… Это стыдно… Это как-то… даже не знаю…

– А чего же стыдного? Знаешь, как говорил святой Иоанн Кронштадтский? «Подающий милостыню – дает взаймы Богу». И еще кто-то из святых писал, что милостыня важнее для того, кто ее дает, чем для того, кто ее получает. Потому что тому, кто дает, многие грехи за это отпускаются. Вот мы завтра и пойдем людям помогать, чтобы им грехов прощалось побольше.