РАМ-РАМ - Костин Сергей - Страница 58

— Ну, ладно. Удачи тебе! — пожелал я.

Мы с Фимой обнялись.

Маши при этой сцене не было. Она вообще очень нервничала из-за этой ситуации. Утром я дал ей подробный отчет обо всех событиях.

— Это называется из огня да в полымя! — резюмировала она. — Ты понимаешь, что и мы теперь будем у них под колпаком?

— Не надо сгущать краски! Наш хозяин изо всех сил создает впечатление, что вся страна у него под контролем, а при этом нуждается в услугах таких незначительных людей, как пара израильских туристов. Мне кажется, это все блеф.

Маша с сомнением хмыкнула.

— Ты помнишь, — продолжил я, — как в советские времена КГБ специально стремился создать впечатление, что его глаза и уши всюду? Просто, чтобы отбить у иностранных разведок желание работать: раз все под колпаком, так лучше и не рыпаться! А на самом деле, чтобы следить за каждым иностранцем, пришлось бы мобилизовать все население страны. Здесь то же самое.

— Я что? — пожала плечами Маша. — Ты у нас главный.

Я ее не убедил.

Тот же микроавтобус, на котором уехал Фима, привез в ашрам Барат Сыркара. Ему удалось не просто залудить свой бензобак, а поменять его на старенький, но целый. Хорошо ездить на самой распространенной марке автомобиля — нигде не пропадешь! Бензозаправки в деревне не было, но нашему водителю удалось купить канистру солярки, чтобы добраться до Гвалио-ра. Мы же собирались возвращаться в Агру через Гвалиор.

Два скромных израильских туриста удостоились высшей чести — попрощаться с ними спустилось само Его Божественное Преподобие. От вчерашней озабоченности гуру не осталось и следа — мы просто купались в лучах его искренней любви.

— Я знаю теперь, что все будет в порядке, — сходу заявил он нам. — Пропажа вернется. Чуть похудев, но чуть-чуть, самую малость, — тонко улыбнулся он.

— Ну, мы рады! — сказал я. — Мы не предвидим будущее, но верим вам на слово. Не забудьте, что вы обещали быть милосердным!

— У нас договор!

Гуру взял меня за локоть и отвел в сторону.

— Вы помогли мне развязать тугой узелок, — негромко произнес он. — И я хочу сделать вам один подарок — только вам, вашей спутнице это не понадобится.

— Какая-то принадлежность мужского туалета? — попробовал обратить все в шутку я. — Лосьон после бритья?

Гуру счастливо засмеялся. Сейчас я очень хорошо понимал, что чувствовали рядом с ним его ученики и те, кто стремились ими стать. Он весь лучился, и в лучах этих было все, что греет нас на этой земле: любовь, забота, нежность, искренность, чувство защищенности. Он был отцом, братом и одновременно богом. Его ученики не видели своего бога таким, каким я видел его вчера.

— Нет, это всего лишь несколько слов. И ценность этого подарка вы сможете оценить только, когда все будет позади. Если, конечно, вы к этим словам прислушаетесь.

— Я не понял ровно ничего, но запомнил каждое слово и с нетерпением жду продолжения, — весело отвечал я.

Гуру вдруг посерьезнел. Я даже подумал вдруг, что обидел его своим трепом. Мне иногда нужна разрядка.

— Запоминайте и дальше каждое слово, — очень серьезно вымолвил он. — Когда перед вами кто-то сделает вот так, — гуру поднял обе руки и как будто поправил на голове тюрбан, — сразу прыгайте в воду. Не раздумывая — просто прыгайте и ныряйте как можно глубже!

— И что будет дальше?

— Для вас — ничего! Вы же умеете плавать?

Я не стал рассказывать об этом Маше. Да у нас, собственно, на это и не было времени.

Барат Сыркар привез из деревни не только бензобак с канистрой, но и свежую газету. Она была явно местной: на первой странице были три фотографии: перевернувшийся автобус в кювете, трейлер, оставшийся практически без кабины, и другой, мирно стоящий на обочине.

— Весь наш вчерашний день — на этой странице! — не без гордости заявил нам Барат Сыркар. Он чувствовал себя сейчас, как в студии Си-Эн-Эн. — Катастрофа автобуса — двое погибших, тридцать шесть раненых. Катастрофа грузовика — трое погибших. И еще один трейлер брошен на дороге. Люди, которые ехали в нем, уже арестованы. Хануман решил сам расправиться с нашими врагами.

— Жалко людей из автобуса, — сказала Маша.

— Конечно, жалко! — согласился наш водитель и добавил философски, в духе воззрений своего народа. — Для кого-то это — избавление, а для кого-то — логический конец. Карма! Вы знаете, что такое карма?

Индуистского ликбеза с нас уже хватало. Маша попросила газету, вроде бы разглядеть фотографии. Я надеялся, что она вычитает в статье более существенную информацию, чем естественное вращение колеса судеб.

— Подожди, — вдруг сообразил я. — Если все наши враги повержены, что мешает нам отправиться в Кхаджурахо, как мы это планировали?

— Каджурао, — поправила меня Маша. — Пишется Кхаджурахо, а произносится Каджурао. Конечно, мы можем туда поехать, только какой в этом смысл?

Мы с Машей говорили, естественно, по-русски.

— Возможно, никакого! Но мы ведь только что выкрутились из чужих проблем — в решении своих мы продвинулись не намного. Сколько у нас осталось дней до вторника?

Во вторник, напомню, мы должны были вернуться к почтенному Бабе из Джайпура.

— Сегодня суббота, — ответила Маша. — Три неполных дня.

— Все успеваем!

Мы объяснили изменение планов Барат Сыркару. Тот был очень горд тем, что за нас вступилось его любимое божество, и против продолжения путешествия не возражал.

— Хорошо, что мы еще не выехали на шоссе, — сказал он. — А то бы мы повернули направо, а нам теперь нужно налево.

Шоссе оказалось минутах в двадцати езды. Перед ним стоял большой придорожный щит. Стрелка направо указывала на Гвалиор и Агру, стрелка налево…

И тут меня словно ударило током! У меня есть извинение: я впервые видел это слово написанным. На панно были указаны три ближайших города: Датия, Джанси и… Орчха. Лина, Ромкина жена, напомню, звук «р» не выговаривала, поэтому она сказала мне «Оч-ха». «Р» она не произносила, а что «х» произносить не надо, она не знала.

Это была никакая не фирма! Главная наводка, которую Лина попыталась дать мне за несколько отведенных нам секунд, была названием города.

Часть шестая

1

Орчха, по сути дела, совсем не город. Это крошечная деревня с главной улицей длиной едва ли с полкилометра, с еще одной перпендикулярной — метров под триста, и, собственно, все. Это если не считать огромного, даже для Индии, Царского дворца, затем роскошного действующего храма Рамы — единственного в стране, где он почитается и как бог, и как царь, затем внушительного, больше похожего на дворец, храма Четырехрукого Вишну, впрочем, заброшенного, а также нескольких десятков, мы бы сказали, часовен, сооруженных в тех местах, где были сожжены останки местных раджей и членов его семьи.

В сущности, они-то и составляют главную прелесть этого места. К безумным по размерам и архитектурному великолепию дворцам и храмам в Индии быстро привыкаешь. Не удивляемся же мы буйству тропической растительности? Так вот, монументальность — это из той же оперы. А здесь другое дело! Среди зелени деревьев вдоль берега узкой и мелкой реки здесь и там торчат островерхие шатровые купола с каменной резьбой. И это все! Но они вносят в вашу душу покой, какого я, например, не испытывал много-много лет. Я даже не помню, испытывал ли когда-нибудь вообще. Есть такие места, которые открывают новую дверь в вас самих.

Такие мысли лениво текли в моей голове, когда я сидел на небольшой террасе гостевого дома «Форт Вью». В его карточке даже не было адреса — просто «Форт Вью», Орчха. Терраса представляла собой газончик длиной метров двадцать и шириной метров десять, по обе стороны которого располагались одноэтажные флигели отеля. Но за невысокими перильцами справа высилась бело-желтая громада дворца, отделенная от нас рекой и соединенная с нами каменным мостом. Под нами играла солнечными зайчиками вода, из которой поднимали мокрые морды буйволы, задумчиво смотрели перед собой, роняя капли, и снова принимались пить. А слева, сколько видел глаз, под розовым предзакатным светом расстилался лес: утыканный ближе к нам куполами часовен, а дальше — к холмам — просто затягивающий все свободное пространство. Я мог бы сидеть так часами, как вот эта симпатичная, хотя уже не первой молодости европейка, уткнувшаяся подбородком в свои руки, положенные на перильца, и едва-едва переводящая взгляд с одного чуда на другое.