Якви - Грэй Зейн - Страница 4

– Стрелять! – отдал приказ офицер. Солдаты опустили винтовки и открыли огонь. Клубы дыма окутали быстро убегавшего мальчика. Солдаты стреляли до тех пор, пока стало очевидным, что пуля уже не могла долететь до ребенка. Глаза всех следили за ним. Но последняя пуля догнала несущуюся мишень. Послышался резкий крик смертельно раненого, и мальчик упал.

Индейцев связали по рукам и ногам и окружили стражей.

После нескольких часов отдыха и пиров с криками радости по случаю крупной победы офицер приказал изловить лошадей индейцев и сжечь то, что невозможно было унести с собой. Скоро от живописного лагеря якви остались только черные, дымящиеся развалины. Тогда, погоняя перед собой толпу индейцев, победители на лошадях племени выступили из долины.

Только продвинувшись далеко вниз по неровному, изрытому склону, мексиканцы остановились в лагере, оставленном ими перед тем, как они напали на якви. Мулы, ослы и лошади накинулись на жалкую растительность. Кругом были только черные склоны, покрытые застывшей лавой, и пятна сверкающих белых игл кактусов.

Индейцам почти не давали ни воды, ни пищи, ни одеял, на которых они могли бы уснуть; не перевязали ран, причинявших им жгучую боль. Но побежденные спокойно переносили все страдания. Якви сидел, прислонясь спиною к обломку скалы, и, когда стража переставала следить за ним, шепотом обращался к тем из своих людей, которые были ближе к нему. С бесстрастными, но напряженными лицами они слушали вождя. Его слова имели над ними странную власть, поддерживавшую их силы. И все время загадочный взгляд Якви, скользя по пространствам, покрытым лавою, обращался к туманной голубой бездне моря.

На рассвете обнаружилось, что двое из якви были так тяжело ранены, что не могли двигаться. Казалось, они усилиями воли старались ускорить наступление конца, который все равно ожидал их на дальнейшем пути. Наконец офицер, раздраженный неудачными попытками солдат расшевелить несчастных, сам набросился на них, нанося удары и пинки ногою и извергая проклятия: «Собаки якви! Я заставлю вас пойти на поля генеквена!»[1]

Старший из двух раненых индейцев неожиданно поднялся. Быстро протянув бронзовую руку, он схватил деревянный брусок, служивший для несения тюков, и ударил им офицера. Удар не был силен. Было очевидно, что отважный якви едва держался на ногах. Возбужденные солдаты подняли крик и схватились за ружья. Офицер, багровый от ярости, приказал солдатам отойти в сторону и достал пистолет, собираясь застрелить якви. Насмешливый, презрительный взгляд и спокойствие индейца не только не вызвали в нем уважения к несчастному, но усилили его ярость настолько, что смерть старика уже не казалась ему достаточной местью.

– Ты пройдешь через пытку кактусом! – вскричал он, размахивая пистолетом в воздухе.

На северо-западе Мексики с незапамятных времен сохранилось предание о пытке кактусом, которой якви будто бы подвергали взятых в плен мексиканцев. Пытка заключалась в том, что со ступней мексиканца сдиралась кожа, и его заставляли ходить по засохшим колючим шишкам кактуса до тех пор, пока он не падал мертвым.

Обоих раненых индейцев с окровавленными ободранными ногами потащили «пытать кактусом». Они шли по белым сверкающим иглам, глухие к жестоким насмешкам, злобным проклятиям и молчаливому удивлению врагов. Великан-якви, ударивший офицера, держался прямо, но все его мускулы его голого бронзового тела дрожали, а темное лицо дышало презрением к убийцам.

Когда шишки кактуса настолько облепили его ноги, что уже не было возможности переставлять их, офицер приказал солдатам добить обоих индейцев, которых не могла доконать ужасная пытка, наводящая ужас на мексиканцев.

Монтес, бразилец, сидел развалившись в тенистом уголке дока. Горячее солнце Юкатана выводило его из терпения. Неподвижный воздух был напоен едким горячим ароматом генеквена. Монтес, находившийся на Юкатане по поручению правительства Бразилии, успел возненавидеть этот запах.

С некоторых пор одно обстоятельство нарушило его покой и мешало ему всецело отдаться работе. Его тщеславие было задето, его гордость уязвлена, в сердце его была буря, вызванная одной из красавиц Мериды.

Пока Монтес, охваченный ленью, сидел в тени, болтая спущенными ногами, в нем боролись два желания – желание отправиться домой и странное желание остаться на Юкатане.

Он взглянул на залив. Канонерка «Эсперанса» бросила якорь. На этот раз она привезла живой груз: пленников-индейцев племени якви, захваченных среди диких плоскогорий Северной Соноры – новых рабов, которым суждено погибнуть на полях генеквена.

Монтес увидел лейтенанта Пиреца, спускавшегося с пристани во главе шеренги надсмотрщиков.

Напряженно глядя на офицера, бразилец, ощутив легкий внутренний холод, неожиданно решил, что продлит свое пребывание на Юкатане. Странное, неопределенное чувство вынуждало его к этому. С горечью он назвал его «ревнивым любопытством». На долю Пиреца выпало расположение матери сеньориты Долорес Мендоса, красавицы, которая однажды улыбнулась Монтесу. Она любила Пиреца не больше, чем любого из знатных юношей Мериды. Но она выйдет замуж за него.

Монтес поднялся и вышел из тенистого места. Его работа на Юкатане доставляла ему положение, равное положению Пиреца, но он всегда чувствовал, что маленький уроженец Юкатана смотрит на него сверху вниз.

– Добрый день, сеньор! – ответил Пирец на его приветствие.– Еще якви!

В это время к пристани быстро приблизилась большая барка, с которой согнали индейцев и, сбив их в тесную толпу, окружили стражей.

Покончив с погрузкой продуктов генеквена на освободившуюся баржу, Пирец приказал пленникам, окруженным надсмотрщиками, двинуться в путь. Миновав тень, отбрасыванию огромными пакгаузами, они вышли на залитую солнцем площадь. По распоряжению Пиреца солдаты начали отделять женщин и детей якви от мужчин. Их выстроили в две линии. Идя между ними, Пирец указывал то на одного, то на другого якви.

Монтес вдруг понял значение происходящей сцены, и это произвело на него тяжелое впечатление. Якви – отец и сын, муж и жена, мать и ребенок – еще не понимали, что здесь их ожидает разлука, и разлука навсегда. Наконец одна молодая женщина, с красивым темным лицом и грациозными движениями свободного дикого существа, инстинктом угадала истину и закричала хриплым голосом. У женщины на руках был ребенок. Перебежав площадь, она приблизилось к высокому якви и начала выкрикивать пронзительные, полные горечи, несвязные слова. Этот гигант был ее мужем, отцом ее темноглазого ребенка. Он начал говорить что-то и, положив руку на плечо женщины, выступил из ряда. Увидев это, Пирец быстро пошел к ним.

– Назад, собака якви! – закричал он злобно. Огромными шагами Якви поспешил навстречу Пирецу, и, подойдя к нему, с достоинством сказал:

– Капитан, пусть жена и ребенок пойдут вместе с Якви.

Он говорил по-испански. У него была осанка вождя. Он просил о том, что мог требовать даже от самого жестокого победителя.

Но Пирец увидел в этом только оскорбление своего авторитета. По его приказанию надсмотрщики ударами палок заставили Якви занять прежнее место. Они поступили бы так и с ошеломленной женщиной, если бы она сама не отошла при их угрожающем приближении. Но прежде она взглянула в ужасное лицо мужа долгим, полным муки взглядом.

Монтес посетил нескольких англичан и американцев, с которыми был знаком в Прогрессо, и узнал у них подробности захвата племени якви.

Индейцы жили среди обширных плоскогорий северо-западной Мексики, в пустынной, гористой области, богатой минералами. Более ста шестидесяти лет тянулась война между якви и мексиканцами. И недавно, ссылаясь на кровавые набеги индейцев, правительство решило окончательно уничтожить это племя.

Их выслеживали в самых недоступных убежищах, убивали тех, которые сопротивлялись, а взятых в плен посылали на поля генеквена, где работа была подобна пытке.