Клан Аризоны - Грэй Зейн - Страница 7

— Теперь вы уедете отсюда? — наконец, спросила она.

— Вы считаете, я должен уехать?

— Думаю, вы могли бы уехать, по крайней мере, имеете для этого все основания.

— Но вы хотите, чтобы я уехал?

— Ну, я бы этого не сказала.

— Тогда я остаюсь.

— Но это будет ошибкой с вашей стороны. Мой отец — глава клана Лилли. И кроме его слова здесь больше нет никакого закона. Но Хатуэи каким-то образом сумели заставить его работать на себя. Они делают, что хотят, распоряжаются нашим скотом, нашими лошадями, а скоро они получат и меня. Но если вы останетесь здесь, мне будет очень плохо. Потому что… Я уверена, что вы мне обязательно понравитесь… я захочу, чтобы вы были со мной и… О, это обязательно случится! И это будет ужасно!

— Нет. Все будет хорошо. Самое ужасное случится тогда, когда ты позволишь своему отцу помочь этому Хатуэю заполучить тебя. Если ты его не любишь, то с твоей стороны будет страшной ошибкой выйти за него замуж.

— Да. Но тогда это падет только на мою голову, — скорбно ответила она.

— Нан, кажется, я понял, — внезапно сказал он. — Вы собираетесь пожертвовать собой, в этом-то и состоит ваша беда?!

— Ну, это только часть, та часть, которая касается лично меня. Самая большая беда состоит в том, что, приехав домой, я узнала кое-что ужасное, и это терзает мое сердце. У папы рак, и он долго не проживет. Братья пьянствуют и целыми днями ничего не делают, а мы становимся беднее с каждым днем. У Хатуэев закладная на нашу землю. В лавке Тиммзов мы задолжали за целый год… О, мистер Мерсер, наша семья скоро разрушится!

— Что, если ты наедине будешь называть меня Додж?

— Называть вас Додж? Вы что — таким способом пытаетесь завоевать мое доверие?

— Да, пожалуй. Я когда-то заслужил эту кличку. Но за все десять лет, что я бродил на просторах, мне так и не удалось спастись от всех бед. Мне не удавалось избежать ночных дозоров, скотокрадов, бандитов, карт, шулеров, женщин, драк, перестрелок — как я ни пытался. Поэтому меня и прозвали Доджем. В конце концов я уехал. Должен же я был, наконец, выполнить свою заветную мечту и удрать от всех этих чертовых неприятностей. Я хотел начать новую жизнь, среди новых людей, где-нибудь в тихом месте, где никогда не случается никаких напастей. Но, кажется, такого места нет на земле. Я проехал тысячи миль только для того, чтобы наткнуться на тебя со всеми твоими проблемами. А теперь я хочу, чтобы они стали и моими. Поэтому я и прошу, чтобы ты звала меня Додж — ну просто для смеха. Мне очень хочется услышать эту кличку именно от тебя.

— Додж! — в волнении воскликнула девушка, вся под впечатлением его страстной речи.

— Вот это да! В твоем исполнении это звучит очень трогательно, сразу хочется во что-нибудь вмешаться. Но думаю, будет лучше, если ты больше не будешь здесь произносить это слово.

Он встал и помог ей подняться.

— А теперь пойдем-ка и займемся твоими проблемами. Самая тяжелая из них та, что связана с твоим отцом. С раком я, конечно, ничего поделать не могу. Но все остальное меня не особенно беспокоит.

— О, вы подарили мне надежду! — вскричала она. — Я снова хочу бороться! Будь, что будет, — я рада, что вы приехали! Я молилась об этом — о, как я молилась, если бы вы знали!

— Ну, не знаю, выступать в роли Всевышнего, выполняющего молитвы, мне еще не приходилось, — улыбаясь, сказал он. — Но все может быть. А теперь я пойду за Болди — это мой конь.

Додж выбрался из зеленого укрытия и направился по тропинке, чувствуя себя, как во сне. Лес овевал его своим теплым ароматным дыханием; высокие сосны приветливо шумели, ручей по-прежнему что-то болтал, уединение настраивало его на торжественный лад. Что бы ни приключилось, он попытается с честью выйти из всех передряг. Он станет другом этой маленькой одинокой девочке, независимо от того, что получит взамен.

Он нашел Болди на том самом месте, где оставил его, сел верхом и отправился по тропинке, которая слева огибала скалу, на которой он оставил Нан. Но она уже перебралась через ручей и ждала его. Болди остановился посередине потока и жадно припал к воде. Он пил, как пустынная лошадка, независимо от того, испытывал ли он жажду, просто будучи не в силах отказаться от свежей прохладной воды. Пока он пил, Мерсер посмотрел на Нан, которая внимательно его разглядывала. Она как бы снова пыталась проверить свое мнение о нем — на этот раз со стороны.

Наконец, он перебрался к ней и соскочил на землю.

— Что за конь! Вы зовете его Болди. Это, конечно, из-за белой морды? 5

Вместо ответа Мерсер взял ее под мышки, легко приподнял и усадил в седло.

— А я понесу ведро, — весело сказал он. — Думаю, у нас получится очень эффектный выезд. Надеюсь, Хатуэй будет там и сможет оценить это зрелище.

Она все так же не отрываясь смотрела на него. Во взгляде ее было и восхищение и тревога, но она не осознавала того, насколько красноречивы ее глаза.

— Мне кажется, вы дьявол, — медленно сказала она. — Надеюсь, и я не подведу вас. Вот что, когда мы приедем, я представлю вас своим другом из Канзаса.

— То есть используем догадку Томми? — весело спросил он.

— А что, она очень неплохая, хотя, боюсь, мое семейство будет не в восторге от этого.

— Ну, тогда договоримся так — мы встретились в Канзасе, в Додже. И я приехал сюда за тобой.

Она серьезно посмотрела на него своими замечательными задумчивыми глазами и сказала:

— Ну, это все будет на вашей совести, Додж.

Он поднял ведро и отправился по тропинке, ведя Болди на поводу. Поднявшись повыше на берег, он обнаружил, что конец леса совсем близко, и в просветах между деревьями уже видна серо-голубая долина внизу. Прямо за последней линией сосен он увидел длинный, приземистый, темный дом. Ручей, очевидно, огибал его справа.

Выйдя из леса, Мерсер неожиданно очутился перед длинным склоном, покрытым лишь невысокой молодой порослью деревьев, и только далеко внизу снова начиналась лесная полоса. Перед ним раскрывался такой великолепный вид, что он застыл, не в силах вымолвить ни слова.

Эти серебристые хребты и заросшие кустарником узкие ущелья он видел еще с вершины горы, но отсюда зрелище неожиданно оказалось еще более великолепным. Величественный Рок Рим царствовал в этой горной стране, и у его ног лежали все эти хребты, ущелья и каньоны.

Но ему не удалось вполне насладиться этой картиной — идиллия была нарушена злобным лаем целой своры собак. Перед ними был дом, почти скрытый грушевыми и яблоневыми деревьями.

— Эй, вы, дикари, — крикнула Нан. — А ну-ка замолчите! Назад! Эй, Моз, Тиг! Назад!

Лай постепенно перешел в добродушное ворчание, собаки приветливо виляли хвостами, но посматривали на Доджа по-прежнему с подозрением. Тропинка вывела его на солнечную лужайку, на которой стоял живописный деревянный старый дом. По бокам его, как башни, возвышались сосны, а вдоль всего фасада была открытая веранда.

— Вот и мы, — спокойно сказала Нан, когда Додж остановился перед высокими ступеньками крыльца. Прибежала стайка ребятишек, а из дома слышалось звякание шпор и громкие голоса. — Отец, дядя Билл, ма — идите все сюда. Приехал мой добрый друг из Канзаса.

Нан все еще сидела на Болди и, вероятно, видела, что происходит в доме. А Додж снизу смог увидеть только черное сомбреро на чьей-то голове. Она вела себя очень весело и даже нахально и готова была хладнокровно встретить любую ситуацию. Раздались тяжелые шаги и чей-то голос доброжелательно произнес:

— Ну-ну, где там друг из Канзаса, покажись нам.

— Давай, Додж, жребий брошен. Сейчас тебя подвергнут строгому допросу — это тебе в наказание за то, что привел меня сюда.

А Додж готов был полезть в огонь или сунуться в логово льва за один только волнующий и восхищенный взгляд, который девушка бросила на него при этих словах. Он поставил ведро и поднялся по ступеням. Первый, кого он увидел, был обладатель черного сомбреро — представительный мужчина лет пятидесяти с морщинистым лицом. Его сомбреро было сдвинуто на затылок, и из-под него выбивались косматые седые волосы. У него было довольно примечательное лицо, и Додж с первого взгляда понял, что они легко поладят. Карие глаза из-под нависших бровей внимательно оглядели его с ног до головы, и в них заплясали веселые искорки. У него были высокие выступающие скулы, под которыми щеки казались особенно глубоко запавшими, а тяжелый подбородок украшала редкая растрепанная бородка.