Однажды в Америке - Грей Гарри - Страница 58

Я сразу же пожалел о сказанном, поскольку вовсе не хотел выводить его из себя.

— Сплетники, лентяи, и здесь воняет, — горько произнес он. — Люди, которые здесь живут, недостойны моего большого, отважного, бандитствующего братца. Кем ты, к черту, себя воображаешь? — Он с презрительной усмешкой посмотрел на меня

— Я имел в виду вовсе не это, — извиняющимся тоном ответил я.

Он не услышал. Ему хотелось побольнее уколоть меня.

— Скажи-ка, тебя все еще называют Башкой с Пером? Значит, Башка с Пером слишком хорош для того, чтобы жить здесь? Ты что, считаешь, что сделан не так, как другие люди? Ты, бандит, который носит нож и пистолет так же, как заслуживающие уважения люди носят ручку и карандаш? Который для храбрости одурманивает себя наркотиками и алкоголем?

— Я не употребляю наркотики. Мы лишь изредка курим опиум, но это не приводит к появлению зависимости, — мягко возразил я, не желая спорить с братом.

— Значит, курить опиум — это не употреблять наркотики? Это не вызывает зависимости? — усмехнулся он. — И, кроме того, ты считаешь, что для запугивания людей требуется особая храбрость? И ты думаешь, что деньги можно добывать, только воруя и грабя? И ты не признаешь ни Бога, ни мнения других людей? И вместе со своими дружками считаешь себя выше закона и морали, да? Вы примитивно полагаете, что хорошо лишь то, что незаконно, а законопослушные граждане — это скопище недоразвитых молокососов. Вы представляете себя романтическими персонажами, этакими современными Робинами Гудами, верно? Можешь не отвечать мне, я знаю твой образ мыслей.

— Эй! — рявкнул я. — На кой черт ты каждый раз заводишь этот паршивый разговор? Давай кончим эту игру в Каина и Авеля. Я пришел не для идиотских споров, а для того, чтобы увидеться с мамой.

— Ты пришел увидеться с мамой, — передразнил он меня. — Кстати, а кто позволил тебе перенести тело отца на другой участок и поставить на его могиле новое надгробие? Со стороны сына, который не оказывал ему никакого уважения при жизни и не прочитал ни одной молитвы во спасение его души, такая трогательная забота под занавес весьма сильно пованивает. Ты ни с кем не посоветовался. Ты, как всегда, поступил по собственному усмотрению. Какого черта ты не можешь хоть что-нибудь сделать так, как полагается порядочному человеку?

— Эй! — с угрозой проворчал я. — Не перегибай палку, я ведь могу и позабыть, что ты мой брат. Хватит доставать меня разговорами о порядочных людях. Ты что, и впрямь считаешь себя чем-то таким? Себя и своих дружков-газетчиков? Не пудри мне мозги болтовней об идеалах и чистых деньгах. Кто был замешан в недавнем скандале с использованием машин «скорой помощи»? Разве не такие же парни из газет? И откуда организаторы цифровых лотерей узнают о том, какие числа появятся в газетах еще до выхода их из печати? Любой политик может за деньги заказать себе в газете красивую байку про свою жизнь, а ребята, дающие в газеты рекламу, покупают с ее помощью даже таких высоконравственных и порядочных людей, какими являются издатели газет. И ты хочешь сказать, что вы не прибегаете к насилию? Ты что, никогда не слышал о законопослушных издателях, силой заставляющих продавать свои газеты в киосках? И о том, что они нанимают разную шпану, чтобы прекратить забастовки разносчиков? Кто у них работает в отделах сбыта? Да те же самые бандиты. Ладно, хватит с меня этих дерьмовых разговоров. Порядочных людей не бывает. Весь мир продажен тем или иным образом. Просто большинство обманывают себя и уверяют себя в том, что они честные люди. А мы подходим к этому примитивно. Мы ходим с оружием. Ну, и какого черта ты добиваешься, цепляясь ко мне при каждой встрече? Ты ведешь себя, как сварливая старуха.

Выговорившись, я повернулся к брату спиной и, не дожидаясь ответа, прошел в спальню. Мама тяжело дышала во сне. Я поцеловал ее в щеку, сунул ей под подушку пятьсот долларов и на цыпочках вышел из комнаты. Брат снова курил и читал свою газету

— У нее что-то с сердцем? — спросил я. Он молча кивнул, не отрывая глаз от газеты. — И насколько серьезно? — спросил я.

— Небольшой приступ, — пробормотал он. — Она скоро поднимется на ноги.

Я еще не остыл, и мне хотелось достать его, поэтому я сказал:

— Я тут прочитал дрянь, которую ты накатал для воскресного номера.

— Значит, тебе не понравилось? — Брат смерил меня пристальным взглядом. — По крайней мере, это достойный способ зарабатывать на жизнь. Это честные деньги.

— Честные деньги, — усмехнулся я. — Это такие же деньги, какие получают шлюхи.

Он побелел от ярости и рявкнул:

— Ну, ты, сукин сын!

— Да, — продолжил я. — Те же самые деньги. Тебя покупают, чтобы ты писал всякое дерьмо. Куда подевались твои собственные убеждения? где твои либеральные взгляды и жалость к обездоленным? Тебя купили. Ты продал свой либерализм. Ты продался за заварные пирожные. Ты боишься писать о том, что считаешь нужным, и знаешь почему? Просто у тебя, как и у всех твоих приятелей по профессии, полно дерьма в крови. Ты часто любил повторять, что перо сильней, чем самый сильный меч. Но стоит издателям чуть-чуть заломить руки вашей братии, и вы роняете перья. И начинаете убивать друг друга, чтобы первыми влезть в одну тележку со своими боссами.

— В наше время не получишь работу, если станешь писать либеральные статьи… — промямлил он.

— Да, про это я и говорю. Это ты любил цитировать Линкольна. И это от тебя я слышал цитаты вроде: «Господь, дай мне силы не отвернуться от правды и высказать ее, даже если это погубит меня». Помнишь? Про это я и говорю. Ты продаешь себя так же, как шлюха.

— Надоел ты мне со своей болтовней, — пробормотал он. — Вечно затеваешь идиотские споры.

— Я затеваю споры? — переспросил я.

— Да, ты всегда устраиваешь идиотские споры и пустую болтовню, встречаясь со мной.

— Ну и черт со мной, — ответил я, с отвращением глядя на него.

— Какой смысл продолжать. Передай маме, что я ее люблю.

Он не ответил. Я бросил на него угрожающий взгляд.

— Хорошо, — произнес он.

— И имей в виду, — добавил я, — если ты начнешь подобный разговор в следующий раз, я тебя вышвырну из окна.

Он ничего не ответил и посмотрел на меня испуганным взглядом. Я вышел из квартиры.

В заведении Веселого за баром стоял незнакомый мне человек. Но он, видимо, знал, кто я такой, и указал мне рукой на дверь в заднюю комнату. Я прошел туда. Макс, Простак и Косой сидели за столом напротив Веселого, Глазастика и Пипи. Ребята с увлечением резались в покер. Я сел и стал наблюдать за игрой. Макс и Простак были в очках со слюдяными пластинками. Со стороны эти очки ничем не отличались от обычных солнцезащитных.

Глава 26

Видимо, Макс уже продумал план действий при визите в казино. Именно поэтому он и попросил Веселого, Глазастика и Пипи присоединиться к нам. Игра шла еще какое-то время, затем Макс рассмеялся и сказал:

— Ладно, кончаем. Пора отправляться. — И обратился к Веселому и его компании: — Ребята, вы вооружены?

Под требовательным взглядом Макса они выложили свои пушки на стол. У Веселого были «люгер» и револьвер полицейского образца. Пипи извлек из кармана револьвер тридцать восьмого калибра. Глазастик носил свой «тридцать восьмой» заткнутым за брючный ремень на животе.

— Как насчет этого? — спросил Веселый, и они с Пипи извлекли из карманов по связке отмычек.

— Не стоит зря испытывать судьбу, — ответил Макс. — Присоедините их к оружию. К остальным, кстати, это тоже относится.

Мы сняли свои кобуры, я добавил к груде оружия нож, а Макс — револьверчик на пружине. Косой принес брезентовый мешок, и мы сложили туда все, что было на столе.

— Ну что, теперь это все под днище? — спросил Косой.

— Нет, — ответил Макс. — Вначале возьмешь в гараже «томми» и сунешь его в мешок. А потом уже все под днище. Мы ждем тебя здесь.

Косой с мешком ушел, а мы отправились к бару и пропустили по несколько рюмашек. Минут через двадцать Косой вернулся.