Сплетающий души - Берг Кэрол - Страница 77

— Значит, он был здесь. Пока мы спали? Поразительно, что он смог пройти сквозь мои охранные чары…

Госпожа опустилась на колени рядом с юношей, качая головой, и слова замерли у меня на губах. Как глупа бывает уверенность, так легко уводящая нас от очевидного. Она смотрела на него полными слез глазами, гладила его по волосам, и только тогда я начал понимать. Я вспомнил, как изменилось выражение ее лица, когда она прошлой ночью взглянула на Паоло, и как сорвались с ее губ слова: «О дорогой мой…» Она обращалась не к юному Паоло, а к своему сыну, узнав Герика в теле его друга. Ее сын завладел Паоло, вытеснив живую душу ради своих целей.

Я уронил письмо на пол, охваченный отвращением — чувством, взращенным во мне за пятьдесят лет выслушивания рассказов о лордах Зев'На и их омерзительных играх.

— Есть ли хоть малейшая возможность, что Паоло сумеет это пережить? — прошептала госпожа.

— Я не слышал, чтобы кто-либо пережил подобное насилие. Паоло погибнет, когда… существо… покинет его. Если только я не убью его сам, чтобы уничтожить того, кто владеет им.

Я был в ужасе, меня мутило. И все же…

Я снова взял листок и изучил его. Несомненно, это ловушка. Дьявольское отродье просит отца проникнуть в его сознание… раскрыться… сделать себя, принца Авонара, уязвимым.

И все же слова никак не вязались с подобной низостью. Слова… Толкование слов было моей жизнью. И никогда прежде я не читал слов, переполненных таким одиночеством и болью, отчаянной честностью, скрывавшей нежный возраст автора. Я не мог примирить то, что я предполагал… что знал… чему меня учили… с тем, что я прочел.

Мог ли мальчик, которого я знал как Паоло, действительно быть гнусным воплощением злобного лорда Зев'На? Я мысленно вернулся в нашему первому знакомству в моей палатке в пустыне, потом — к погребу, который стал нашей темницей. Он явно был собой во время нашего первого разговора. Когда же произошло замещение? Его забота обо мне в дни моего безумия была искренней и доброй, и единственное изменение в его поведении произошло после… нет, как раз перед тем, как я сломал заклинание Раделя, когда его руки стали холодными как лед, голос стал тихим, а я… я изменился…

— Великий Вазрин!

Я склонился над спящим юношей и потряс его с силой, которая подняла бы и мертвого, — и госпожа, несомненно, предположила, что именно это я и пытаюсь сделать.

— Мастер Вен'Дар, будьте милосердны. Оставьте его с миром.

Я не обратил на нее внимания.

— Паоло! Просыпайся! Я знаю, что это ты.

— Проклятье, неужели нельзя маленько поспать без того, чтобы тебя не начали дергать туда и…

Долговязый, взъерошенный мальчишка сел, потирая лицо и позевывая, но, увидев госпожу, потрясенно разинул рот и осекся.

— О сударыня, как здорово… как здорово видеть вас.

— Так ты не… — Она внимательно всмотрелась в него, потом взглянула на меня, словно я сыграл с ней какую-то школярскую шутку. — Он в порядке. И он — это он. Должно быть, мы ошиблись.

Она выхватила письмо из моей руки и вчиталась в него снова, пока я пытался сдержать возбуждение. Если это правда…

— Паоло, мы боялись за тебя, — сообщил я, присев, чтобы заглянуть ему в глаза. — Прошлой ночью ты был не вполне собой.

Мальчик прислонился к изогнутой каменной стене, поскреб в затылке и вздохнул.

— Он не хотел вредить мне. Он знал, что это опасно, и даже думать не хотел об этом, о такой злой штуке. Он даже не знал, как у него это выходит. Он дал решать мне. Я согласился, что другого выхода нет.

— Так ты знаешь, что произошло, — уточнил я. — Что он сделал с тобой.

— Конечно знаю. Мы так и задумали. Ну, мы не думали, что ему придется выходить настолько вперед. Только то, что он спрячется… внутри меня… чтобы помочь, если понадобится.

— Значит, он оставил собственное тело и обосновался в твоем. А когда увидел, что я не могу освободиться, покинул тебя, чтобы перебраться ко мне.

Поддерживающие руки. Сила и рассудочность, которых я сам не смог бы добиться. Направляющий, но не управляющий мыслями и действиями, хотя и разделивший мои воспоминания и способности. И когда дело было сделано, он отступил, вернув мне разум и душу невредимыми. Не искаженными. Не погибшими. Свободными.

— Мы не ожидали, что госпожа окажется в такой беде. А потом вы оказались единственным, кто мог помочь. Ему пришлось вас освободить.

Его решительный взгляд встретился с моим, и я ничего… ничего не прочел в нем, кроме простой правды.

— О чем вы говорите? — потребовала объяснений госпожа. — Я думала, Герик овладел Паоло так же, как Гар'Деной. Почему Паоло не погиб?

— Сударыня, юный Паоло живет, дышит и радует нас своим обществом даже после того, как поделился своей личностью, потому что ваш сын не в большей степени является лордом Зев'На, чем вы сами. Это легенда, миф, сотый талант. Дважды в эту ночь я перечислял дары, не подозревая о том, что мне помогла проговорить этот список сама его вершина, его загадка. Кто способен столь полно отринуть собственную жизнь и принять взамен тело, разум и дух другого — взяв взаймы его силу или отвагу, умения или знания, — а после вернуть ту, другую, душу неповрежденной? Кто сможет совершить это и сам сохранить целостность? Ваш сын, сударыня, — дар'нети, ему шестнадцать лет, и, как случается почти что с каждым из нас, его дар пришел к нему с нежданной, ошеломляющей и таинственной внезапностью. И в чарующей прихотливости Пути он, по всей видимости, оказался Сплетающим Души, обладателем редчайшего из талантов дар'нети, носителем дара, который таит в себе великолепнейшие возможности и сложнейшие последствия. И он даже не подозревает об этом.

Глава 24

Пять дней я провел, купаясь в крови. Мой гнев прорвал все границы, когда я шел по почерневшим руинам Эфаха, мимо шестов, на которые, словно молочные поросята, были насажены дети, мимо ям, где сгорели старики и женщины. Когда пришло известие, что грабители-зиды были замечены возле долины Сераф, я, не слушая больше ничьих предостережений, повел в погоню двенадцать сотен солдат. Зиды привели нас в Пустыни, где в засаде нас поджидали три тысячи их самодовольных собратьев. Но их должно было оказаться вдвое больше, чтобы они смогли избежать моего гнева, и, когда все они погибли или сбежали, я рыдал, потому что больше некого было убивать.

Жарким вечером нашей кровавой победы мы возвращались в лагерь, когда последний луч погас, укрыв плащом тьмы погибших и раненых, которых мы уложили на телеги или нагрузили на лошадей. После обычного сражения солдаты разводили костры, грели воду, чтобы омыть раны себе и товарищам, смыть грязь битвы, приготовить еду. Звуки сочувствия и единения сплетались в ночи: мужчины и женщины, звенящие котелками и чинящие оружие, поющие песни или рассказывающие истории. Но когда эта ночь обвилась вокруг нас, лагерь остался темен. Солдаты падали на твердую, голую землю и больше не двигались. Но я не думаю, что они спали.

Я спрыгнул с коня и отдал поводья темноглазому мальчишке, который таращился на мои опаленные, пропитанные кровью рукавицы.

— Пусть к рассвету конь будет готов.

— Да, государь. — Мальчишка опустил взгляд.

Двое адъютантов ехали впереди, их бледные, покрытые песчаной коркой лица в сгущающейся тьме казались принадлежащими каким-то древним идолам — нечеловеческими. Я передал приказы часовым, отослал новости и благодарность Мен'Тору, который вел свои изнуренные схваткой войска до самого Авонара, чтобы укрепить гарнизон, и отпустил их. Несколько часов сна, и я вернусь к вопросу Паоло о моем сыне. Я не мог позволить Герику прожить еще один день, предать нас еще один раз.

— Государь! — Барейль откинул полог шатра. Одежда дульсе была пропитана потом и кровью. Пока я вел войска в пустыню вслед за налетчиками зидов, Барейль оставался в долине Сераф, помогая выжившим и следя за тем, чтобы все сведения, какие они могут сообщить нам об этом нападении, были записаны для меня.