Параллельный мальчик (сборник) - Житинский Александр Николаевич - Страница 38

– И я сам вырабатываю, – сказал я. – Я ее обязательно выработаю, вы не волнуйтесь. Планете плохо не будет. Только вы верьте мне, пожалуйста. Если верить не будете, то я с работой не справлюсь. Когда люди друг другу верят, они дружить могут. Вот как мы с Катюшей. А Панасонику я не верю, так я с ним и не дружу… Вообще, вы знаете, для меня это работа новая. Планету хранить… Но она и для всех новая. Мы раньше-то ее не очень хранили. А теперь видим – от нее рожки да ножки остались. Надо беречь… Надо потихоньку к свету стремиться, как в Центре, у Марцеллия. Хватит про себя только думать, надо и про зверей, и про птиц. Мы ведь летим куда-то. Некоторые думают, что никуда. Просто в пустоту. А мне больше нравится, если к цели. Вот я вам и говорю как Хранитель – давайте лететь к свету!

– И к любви! – это Катюша как крикнет! Не ожидал от нее.

Корреспонденты вспышками засверкали.

Аплодируют.

Я вдруг почувствовал, что устал страшно. Будто мешки с ватой грузил. И сам стал ватный.

– Пресс-конференция объявляется закрытой, – сказал японец. – Хранителю планеты необходимо отдохнуть.

Глава 15. Заманчивые предложения

На следующее утро Тэйко-сан опять появилась с пачкой газет – не только японских, но и наших.

– Бабася-сан, почитайте «Известия», – говорит.

Я раскрыл «Известия» за вчерашнее число, а там на второй странице, в полный рост – «Заявление ТАСС», что вчера Бубликов читал, комментарии специального корреспондента Японии, а чуть ниже – письмо моей мамы в редакцию! Так и подписано «С. Быстрова».

Я, конечно, сразу же на мамино письмо накинулся, читаю. А в письме написано, что ее сын, Борис Быстров, то есть я, в последнее время страдал нервным расстройством. И даже были случаи психических припадков. Ну, заскоки, понимаете? Мама не сомневается, что, пользуясь этим, реакционные силы вывезли ее сына в Японию. И Катю Тимошину прихватили. Мама выражала протест и требовала вернуть сына на Родину.

Я чуть не заплакал. Во-первых, от жалости, во-вторых, от обиды. Маму было жалко, а обидно за себя. Конечно, она все своей психиатрией меряет. Ее научили, что у нормального человека не может быть такого желания – хранить планету. А если кто чуть-чуть выделяется, то он – псих! Да разве ж так можно? Тогда и Пушкин – псих! И этот… опять забыл… Данте, вот!

– Тэйко-сан, – кричу, – ну скажи, похож я на психа?!

– Нет, но вы похож на немножко не в себе, – отвечает.

Читаю дальше. Комментарий корреспондента. Он, оказывается, был на пресс-конференции и все успел передать, пользуясь разницей по времени. «Не подлежит сомнению, – пишет он, – что Борис Быстров страдает аномалиями умственного и душевного развития, плохо контролирует свое поведение, хотя некоторые его способности не до конца объяснены наукой…».

Ну, это он имел в виду, когда я Бубликова с Панасоником на Родину закинул.

Короче говоря, корреспондент предлагал не портить дружественных отношений и быстрее вернуть больного мальчика родителям, чтобы они его подлечили. Понимаете?

Я помрачнел.

– Что Катя делает? – спрашиваю.

– Катюша-сан передает котенка в дар Обществу охраны животных, – говорит Тэйко-сан.

– Молодец, – похвалил я.

Вскоре приходит Катька, а с нею вместе входят в номер три японца, один из них – в военной форме. Ладошки складывают перед грудью и кланяются мне. Я тоже ладошки сложил, поклонился.

– Это кто такие? – шепчу Тэйко-сан.

– А это, – говорит, – представители фирм и министерства обороны.

– Ага, понятно. Кать, ты посиди пока, – говорю Катьке. – Я слушаю вас, господа.

Первым военный заговорил. Тэйко-сан переводит. Я сначала ничего не понимал, потом вник. Японцев надо уметь слушать. Они каждую мысль обкладывают гарниром вежливых оборотов. Военный японец говорил минут пятнадцать, а мысль была очень простая: не продам ли я ихнему министерству дудочку, поскольку мне она ни к чему и даже опасна? А заплатить они готовы три миллиарда иен.

И чековую книжку показывает.

Конечно, упаковал он все это красиво: «Вы не сочтите… Если нам будет позволено… Бабася-сан может не сомневаться…». Короче, лапшу на уши вешал.

– А зачем вам дудочка? – спрашиваю.

– Видите ли, нашим экспертам показалось, что этот прибор можно использовать в целях всеобщего и полного разоружения…

«Ага, разоружения! – думаю. – А сами небось космическую энергию хотят себе захапать, чтобы потом нас пугать…»

– Нет, – говорю. – Рад бы, но не могу.

– Пять миллиардов иен, – набавляет цену японец. Тэйко-сан тут же пояснила, что на эти деньги я могу купить пару миллионов видеомагнитофонов, дом, земельный участок, а на остальное хорошо пообедать в ресторане с русской кухней.

– Зачем же мне столько видеомагнитофонов? – говорю. – Нет-нет, не просите. Не продам. Это подарок.

Это он сразу понял. Подарок есть подарок, даже в Японии.

Начал говорить второй. Он сказал, что понимает мои чувства по отношению к другу, подарившему мне дудочку, поэтому не просит ее продавать. Дудочка останется у меня. Но я могу с помощью его фирмы организовать свой концерн. Фирма меня финансирует, а прибыль будем делить вместе. Японец предложил назвать концерн «Бабася инкорпорейтед».

– А чем он будет заниматься, этот концерн? – спросил я.

– Грузовыми и пассажирскими перевозками, – отвечает. он, не моргнув глазом. – Мы уже имеем известия, что ваши соотечественники Бубликов и Скворцов благополучно оказались в Москве. Сейчас оба в больнице – с непривычки. Но состояние их удовлетворительное. Наши эксперты полагают, что с помощью вашего прибора можно доставлять людей и грузы в любую точку Земли за минимум времени.

– Это они правильно полагают… Но я капиталистом никогда не буду, – сказал я.

– Простите, а как же вы будете жить здесь, на какие средства? – спрашивает он вежливо.

– А я здесь жить и не собираюсь. Мы домой вернемся, правда, Катя? – говорю Тимошиной.

– А то нет! – отвечает она, листая в кресле японский журнал.

– Разве вы не понимаете, что после письма вашей мамы-сан, – тут он кивнул на «Известия», – вас на Родине отправят в лечебницу?

Я вздохнул. Есть такая вероятность.

– Кроме того, учтите, – продолжает он, а сам улыбается сладко-сладко, – вы незаконно пересекли границу с неизвестным нам оружием. Только наша врожденная вежливость позволяет нам вести с вами переговоры и предлагать выгодные условия. Но наше терпение не беспредельно…

«Ага! Пугать начал, – думаю. – Дело дрянь. Отобрать у меня дудочку – пара пустков. Даже каратиста присылать не надо. Втроем они вполне справятся».

– Ну, а вы что хотите предложить? – спрашиваю у третьего, чтобы время выиграть.

– Я продюсер, – говорит. – Предлагаю вам контракт на гастроли по Японии, Европе, США и Канаде. С вашей дудочкой. Тимошина-сан будет вашей ассистенткой…

– Фокусы, что ли, показывать? – спрашиваю.

– Вот именно. Оплата в долларах. Полмиллиона в месяц.

Я на Катьку посмотрел. Она в журнал уткнулась, делает вид, что не слышит.

– Подумайте, Бабася-сан, – сказала переводчица.

При этих словах в номер вошли двое могучих японцев с бицепсами. Остановились у дверей, руки скрестили и на меня смотрят. Покачиваются слегка с пятки на носок. Натуральные японские гангстеры. Как я не подумал! Эти господа сами у меня дудочку отнимать не станут. Можно в международный скандал влипнуть. Вот они мафию и наняли.

– Я согласен вести переговоры об использовании прибора только с фирмой «Тошиба», – говорю. – Желательно с господином Мацукатой.

Катька на меня радостный взгляд кинула. Поняла с ходу.

– Что ж, ваше право, – японцы говорят. – Мы подождем пока.

Ладошки перед собой сложили, поклонились, попятились задом в коридор.

И мафия попятилась.

Тэйко-сан сняла телефонную трубку и стала связываться с «Тошибой».