Правило левой ноги - Етоев Александр Васильевич - Страница 14

– Все такой же, – шептал он ласково, – ни царапинки, ни пятнышка, ни морщинки, будто только что от саквояжного мастера. Что же ты, блажная твоя душа, не торопишься выручать товарища? Обленился, привык бездельничать? Ну же, соня, пора работать! Кончились спокойные времена. Поиск, фас, апорт, шнеллер, шнеллер!

Но саквояж на уговоры не поддавался.

Андрюша Пряников глядел исподлобья на суетливые попытки соседа одушевить неодушевленный предмет. Его надежда на чудесную помощь умирала, как обжегшийся мотылек. Петушок тоже нервничал вместе с мальчиком.

Наконец старик Потапыч отчаялся и отставил саквояж в сторону.

С полминуты он разминал веки и щипал себя за мочки ушей, соображая, каким еще способом можно выйти на Лобова и трубу.

– Есть контакт! – сказал он внезапно и загадочно кивнул петушку. – Помнишь, как в античные времена мы работали в Афинах авгурами? Как гадали по перелетным птицам? По помету, по птичьим перьям, по разводу журавлиного клина.

– Помнить – помню, но не улавливаю идею. И потом, хозяин, сейчас октябрь, а какие в октябре птицы, кроме тех, что зимуют в городе?

– Ну а ты? – спросил петушка хозяин. – Ты к какому себя относишь племени? К тем, что клюва не высовывают дальше курятника? Или к вольному крылатому братству покорителей небесных просторов? Ладно-ладно, можешь не отвечать, после наших-то с тобой приключений. В общем, цыпа, ради общего дела уж пожертвуй одним маленьким перышком.

Петушок болезненно вздрогнул. И подставил старику хвост.

– Уж не знаю, получится, не получится? – Хозяин ласково погладил ладонью по упругой петушьей спинке. – В Афинах, помнится, всегда получалось. Но это ж Греция, это же было когда. – И он резко выдернул из хвоста крапчатое легкое перышко.

Птица божия и бровью не повела, выдержав испытание с честью.

Хозяин плавно повел пером перед глазами петушка и Андрюши, затем поднял перышко к потолку и выпустил его из руки.

Одновременно другой рукой он звонко хлопнул себя по темечку, и резонанс от удара по голове заставил перышко закружиться в воздухе.

Оно вращалось все быстрее и яростнее, как стрелка компаса в магнитную бурю, затем вдруг замерло и голым концом указало непонятно куда.

– Норд-норд-ост, – сообразил петушок, прикинув мысленно, где юг, а где север. – Так-так-так, что там у нас по карте? Площадь Репина, интересный факт.

В нос ударил острый запах пельменей.

Через секунду запах переменился, теперь пахло паутиной и стариной.

– «Лавка древностей»! – воскликнул Андрюша Пряников, узнавая знакомый запах. – Точно так же пахло в магазине у того типа!

На лицо старика Потапыча легло черное, грозовое облако.

– Не успели! – сказал он мрачно. – Трубка там, язви его в печень! И Сережа, твой дружок, тоже там. Что же ты, фанера безмозглая, – набросился Потапыч на савояж, – лежишь тут лежнем, как солома на сеновале?!!

Тут уже не выдержал петушок. Непривычный минор хозяина подействовал на него пуще нашатыря. Он выступил, как генералиссимус на параде, углядевший непорядок в строю.

– Упаднические настроения отставить! – скомандовал петушок решительно. – Словесный мусор из разговоров убрать! Что за вздор «язви его в печень»? Нет таких неправильных выражений ни в петушином, ни в человеческом языке. Пока, – в глазах петушка вспыхнули золотые искры, – есть на свете защита от дурака, пока работает правило левой ноги – шансы спасти трубу очень даже высоки и надежны. Поэтому выше голову, и давайте-ка поскорее наведаемся в логово этого троглодита.

Он с укором посмотрел на хозяина:

– И саквояж обвинять нечего! Возможно, он как раз заряжается какой-нибудь инопланетной энергией, чтобы все сработало без осечки. А то «фанера», «на сеновале» – стыдно! Он же наш счастливый билет. И, я верю, выигрыш будет за нами.

Уже через четверть часа наша тройка, запыхавшаяся от бега, миновала изумленных охранников и под видом припозднившихся покупателей проникла в помещение магазина.

Вел Андрюша, он знал дорогу через путаницу залов и переходов.

Ноготь с Когтем, наконец-то опомнившись, бросились за подозрительными клиентами.

– Объявление на входе читали? – громогласно орал им Коготь. – «За вход с собаками, петухами, козами и всей прочей блохастой дрянью штраф до пятисот евро». Гоните бабки, господа покупатели!

– Штраф, конечно, мы вам заплатим, если дело дойдет до штрафа. Но у нас есть эксклюзивное предложение, касающееся интересов хозяина, – любезно ответил старик Потапыч на грубое заявление Когтя.

– Предложение? – недоверчиво переспросил Коготь. – И что же это за предложение?

– У нас есть очень интересная вещь, давно разыскиваемая вашим хозяином.

– Небось, какая-нибудь оловянная пуговица из гардероба покойной бабушки? Такого хлама у нас воз и маленькая тележка.

– Нет, любезный, никакая не пуговица. Передай, пожалуйста, своему хозяину, что у нас с собой саквояж от трубки, которая сейчас находится у него. Да, приятель, так и передай боссу: саквояж из водонепроницаемой непрокусываемой кислотостойкой пуленепробиваемой илоотталкивающей в-огне-не-горящей и еще много от чего предохраняющей кожи звездной птицы Орнитоптерикса, прародительницы и покровительницы пернатых.

Коготь нехотя промычал в мобильник предложение неизвестных клиентов. Затем, видимо, услышал ответ, вздохнул и проводил посетителей в заповедный чертог хозяина.

Эрдель Терьерович встретил клиентов стоя. Был он снаряжен по-походному: с большой заплечной антикварной корзиной, реквизитом древнерусского грибника, – естественно, она была за плечами; в руках хозяина болталось по чемодану; с шеи на широком ремне свисал торба великаньих размеров. Трубочка была тоже с ним: ее медный торцевой ободок выглядывал из бокового кармана. Тут и недалекий бы догадался, куда собрался хозяин «Лавки». Ну конечно, на денежную планету с ее несчитанными и немереными богатствами.

Едва увидев Андрюшу Пряникова, Эрдель Терьерович глумливо расхохотался.

– Братец Кролик! Кого я вижу! Ну и что трубочка, отыскалась?

По лицу его гуляла улыбка, довольная как у дворового хулигана, отнявшего игрушку у малыша.

Андрюша Пряников, красный от возмущения, собрался высказать великовозрастному пройдохе все, что он про него думает, но тут вмешался старик Потапыч.

Он держал перед собой саквояж, поглаживая его мягкую кожу.

– Предлагаем вам в обмен на заложника эту удивительную вещицу.

Он заметил, как в глазах Пирлипатова пробудился огонек интереса. Еще бы ему было не пробудиться! Саквояж из волшебной кожи, который будет защищать его трубочку от всех мыслимых и немыслимых неприятностей!

Если бы не чемоданы в руках, Пирлипатов вцепился бы мертвой хваткой в не ему принадлежащий предмет.

С точки зрения разбойничьей логики надо было соглашаться не рассуждая: какой смысл держать заложника в этих стенах, когда трубка – вот она, у него в кармане. Но с позиций уголовной ответственности Пирлипатов рисковал головой. Признаваться, да еще при свидетелях, что он держит человека в заложниках – и не просто человека, а малолетку! – означало угодить под статью.

– Вы, дедуля, в своем уме ли? – холодно спросил Пирлипатов. – «Предлагаем вам в обмен на заложника…» Это надо же такое сморозить! И кому! Мне, Пирлипатову! Интеллигенту в восемнадцатом поколении! Человеку, который в жизни комара болотного не обидел!

– Ах я старый, трухлявый пень! – Старик Потапыч бухнулся на колени перед незаслуженно обиженным Пирлипатовым. – Ну простите! Христом-Богом прошу! Забирайте саквояж даром. В знак того, что вы на дедушку не в обиде.

Пирлипатов запыхтел от волнения. Он поставил возле ног чемоданы и принял скромный стариковский подарок.

Прощенный дедушка был явно польщен. Показав на саквояжный замочек, он задорно подмигнул Пирлипатову:

– Саквояж ее дом родной, трубочке там будет удобно. Как там говорится в народе: в родном доме и стены помогают?