Лес на той стороне. Книга 2: Зеркало и чаша - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 15

Откладывать погребение было нельзя. Уже прикатили на катках погребальную ладью, нарочно построенную, чтобы перевезти князя через Черные Воды. Княгиня приказала начинать. Сперва требовалось отдать долг мертвому, а потом… Ни воевода, ни другие бояре не смели сказать, что же «потом». У всех мелькало подозрение, что старший сын Велебора уже спешит вслед за отцом по радужному мосту, но эта мысль была слишком ужасна, чтобы кто-то решился высказать ее вслух.

Когда княгиня с дочерью наконец появились на поле, Избрана – во всем белом и без украшений, а княгиня – в черном покрывале вдовы, поднялся сплошной вопль. Вопили и причитали и жрицы, и простые женщины, лишившиеся общего для всех отца и защитника. Под плач и вопли волхвы извлекли тело князя Велебора из временной могилы – дубовый кокон больше не был нужен ему, готовому возродиться в ином мире.

Появилась Вещая Мара – жрица, ведающая погребением. Без нее не обходились похороны даже последнего из бедняков – она в точности знала, как уложить тело на краду, как собрать пепел, что дать умершему с собой и какие заклятья спеть, чтобы он благополучно одолел трудный путь, приблизился к богам и не тревожил на земле живых. Под ее руководством тело уложили в ладью, вкатили на вершину насыпи и стали обкладывать заранее привезенными и просмоленными бревнами. В качестве спутников умершему полагались черный конь, который повезет князя в Подземелье Велеса, черный пес, который укажет туда дорогу, и черный петух, который своим криком разбудит умершего для новой жизни. Жертвенной кровью Вещая Мара окропила краду – мертвое тело, погребальную ладью, дрова.

Краду подожгли, и скоро вся куча дерева горела. Жрецы и домочадцы князя Велебора стояли близко, жар огромного костра, достававший до самого неба, обжигал им лица, глаза щипало от жгучего дыма, и по щекам даже у мужчин текли слезы, но вместе с тем чувствовалось и облегчение: брод Огненной Реки остался позади, князь Велебор входил в небесные чертоги. За гулом и треском пламени ничего нельзя было бы услышать, и все стояли молча. Огромное поле, заполненное живыми, молчало, провожая мертвого.

– Хороший знак, – бормотала княгиня Дубравка, поднимая голову и глядя, как темный дым уходит в самое небо. – Добрый знак.

Всю ночь вокруг широкого кострища ходили жрецы с острым железом в руках, били в колотушки и гремели, отгоняя вредоносные силы смерти.

А Зимобор так и не появился. Его продолжали искать, обшарили каждую тропинку и каждую захудалую избушку на расстоянии дневного перехода, но никто его не видел. Он словно в воду канул.

Избрана не находила себе места. Она не знала, что в точности произошло, и никого не хотела расспрашивать, хотя имела очень сильные подозрения – кто именно знает правду. Кровь на земле означала, что кто-то с кем-то дрался. Но тел не осталось. Зимобор мог оказаться как победителем, так и побежденным. Если он побежден – тело его давно на дне реки и его соперничество ей больше не грозит.

Но это – если все дело затеял Хедин! А если это сделали Секач и Буяр – тогда следующей жертвой будет она сама! И Секач, в конце концов, не совсем дурак и понимает, что Буяр для него – та самая синица в руках, которую надо держать крепче и не менять на лебедя в небе – ее, Избрану. Она ни на шаг не отпускала от себя Хедина, и возле них всегда маячили три-четыре варяга. Даже ночью они устроились на пороге ее горницы и по двое сторожили, сменяясь, до рассвета. Люди видели эти предосторожности, но ее страх за свою жизнь мог означать как невиновность княжны, так и боязнь возмездия. Челядь только переглядывалась, не смея даже шептаться. Соперничество брата и сестры было слишком очевидно, чтобы даже самый глупый водовоз не догадался, кому выгодно исчезновения Зимобора.

Но мертв ли он? А если он просто похищен? Кем же? И куда увезен? Эти мысли всю ночь не давали Избране покоя, а утром ей предстояло опять идти на Княжеское поле.

На другой день, когда кострище остыло, Вещая Мара поднялась наверх с железной лопаточкой и глиняным сосудом, вылепленным в виде человеческой фигурки с головой, плечами и руками-ручками. В этот сосуд она собрала пепел князя, на самый верх положив кости черепа, прикипевшие к оплавленному шлему. Умерший обрел новое тело, в котором будет теперь пребывать его земная часть. В это время возле Вещей Мары уже сидел волхв-кощунник с гуслями и пел погребальную песнь:

И теперь песня эта доставляла всем, кто ее слушал, драгоценное чувство единства мира – земного и небесного, живого и мертвого, прошлого и будущего. В этот скорбный час бесчисленные лица ранее живших глянули с небес на своих потомков, чтобы возобновить связь поколений.

На склоне Твердова кургана вырыли небольшую яму и в нее опустили сосуд с прахом – князь Велебор вошел в общий для всего рода посмертный дом. Смоляне принялись за погребальное пиршество. Конечно, страва вышла не такой обильной, как это бывало в прежние годы, – после двух голодных зим даже князья не могли еще дать всем своим гостям простого хлеба. Угощением служили в основном дичь и рыба, а к ним грибы, собранные в лесу осенью. В больших котлах варили похлебки из свежей зелени – белой лебеды, щавеля, дикого лука, дикого чеснока, листьев одуванчика. Каждый, кто пришел сюда из Смоленска или окрестностей, получил свою долю, хотя и небольшую: кусочек мяса или рыбы, несколько ложек похлебки. Все сидели прямо на земле: на вершине кургана домочадцы князя и знать, пониже – кмети, а простые смоляне – на траве вокруг кургана, слушая песнь волхва-кощунника, который держал на коленях гусли:

Полагалось бы продолжать страву несколько дней, но из-за недостатка припасов пришлось уже к вечеру все закончить: вся глиняная посуда была разбита, железные котлы перевернуты вверх дном и продырявлены, ложки и ножи переломаны и брошены тут же на землю. То, что применялось на погребальном пиру, теперь принадлежало смерти и уже не могло служить живым.

Пришло время собирать вече для выборов нового князя. Но за день до того к княгине Дубравке явилась толпа смолян во главе с кузнецким старостой Бражко.

– Вот, княжич Зимобор пропал, и воевода сыскать его не может! – заговорил он. – А мы так себе думаем: нехорошо вече устраивать и князя выбирать, когда неизвестно, жив он или того, нет. Ты бы, княгиня, погадала о нем. Если помер, значит, судьба. На нет и суда нет. А если жив, то как же без него вече делать?

Княгиня не могла возразить и кивнула. Приказав принести ей воды из трех разных ручьев, она сняла с пальца золотое кольцо и опустила его в гадательную чашу…

Когда она наконец вышла к ожидавшим ее людям, на лице княгини, еще хранящем следы погребальных слез, было некое недоумение.

– Княжича Зимобора нет на белом свете, – сказала она, покручивая на пальце еще влажное кольцо. – Его нет среди живых. Это было мне открыто. Его нет, – повторила она, словно сама никак не могла уразуметь собственные слова. – Следует выбирать иного… правителя.