В сердце роза - Гарридо Алекс - Страница 14

— Так вот, — сказал Акамие, не обращая внимания на его слова. — Ты упрекнул меня, что я стал царем, а тебе ничего не досталось. Но и я потерял все. Где ты видишь меня? Можешь ли ты до меня дотронуться? Можешь ли спросить так, чтобы ответил я, — я, а не повелитель Хайра? Мы с тобой знаем, что закон не нарушен. Но и так, как сейчас, мы преступники. Чтобы Судьба нас не разлучила, разлучимся сами. Подвергнемся пытке, пока не пришел карающий. Я боюсь потерять тебя совсем — отсылаю далеко, чтобы ты вернулся. Тебя дождусь, и каждый час будет отравлен — я знаю, что говорю, яд мне знаком, и смертельный яд. Пока ты не вернешься, я буду умирать. Но ты не спеши обратно. Вместе мы преступники, но разлука и верность — наше оправдание и победа.

— Сказано хорошо. Эртхиа сложил бы из твоих слов песню.

— Мне больно, — ответил Акамие. — Как тебе.

— Не верю, — сказал Дэнеш и повернулся, чтобы уйти.

— Стой, лазутчик, — тихо-тихо сказал Акамие, и Дэнеш замер. Он обернулся и взгляд его был темен.

— Я еще царь Хайра и ты еще служишь мне, — глядя ему в глаза сказал Акамие. — Когда отпускал твой народ, я не отпустил тебя, ты помнишь? Я не отпустил тебя. И не отпущу. Я посылаю тебя с поручением. Береги моего брата, такова моя воля — твоего царя и повелителя. Иди и не забывай обо мне ни на миг. Иди.

Минуту или дольше они смотрели прямо в глаза друг другу, и ни один не отвел глаз. Потом Дэнеш согнулся, коснулся руками ковра и стремительно вышел.

И больше они не виделись.

О пастухах звезд

Эртхиа очнулся среди ночи и не испугался, как всегда пугался, просыпаясь в новом месте, оттого что не мог понять, где он, что он? Здесь все: мягкость и упругость постели, и вес покрывала, и теплые, душноватые ароматы, и гремящий хор сверчков за окном, и терпеливая нежность неяркого светильника — все было своим, и Эртхиа приснились его детские сны, и он проснулся ребенком. Сбившись, как давно не сбивался, в комок и зажав в кулаке край одеяла, Эртхиа лежал и лежал, а сверчки пилили серебряными напильничками ночь, светильник заботливо рассеивал мрак, и запахи дома и детства окутывали и пеленали, чтобы в странствиях оставалось с Эртхиа хоть немного домашнего тепла.

Но Эртхиа проснулся еще раз — уже взрослым, и без пощады к самому себе заставил себя вспомнить, кто он и где и почему. Он поднялся, потряс головой и сильно растер лицо ладонями. Как это получилось, что он разговаривал с братом и вдруг оказался в спальне, спящий безмятежно, и не помнит как? Не столько он, в самом деле, выпил.

Эртхиа выглянул в окно, посмотрел на небо, прикинул, что до утра еще довольно долго. Интересно, не заблудится он теперь во дворце? Надо пойти пошарить в библиотеке: среди свитков и сшитых книг, которые так рьяно собирал его брат, должны найтись описания земель и путей, дорожники по странам, окружающим Хайр, а может быть, и лежащим дальше. Эртхиа огляделся в поисках одежды: хорошо он уснул, что не чувствовал, как его раздевали. Нет, ну не столько. Ну, чашу-другую… даже на дорожную усталость этого же мало, мало, чтобы вот так.

Одевайся, Эртхиа, сердце, — ласково побранил себя голосом брата. И снова огляделся.

Вот дарна. Правильно, что ее перенесли сюда вместе с ним. Положили на подушках, как было всегда у него заведено. Вот сумки с дорожным припасом, лежат на полу у входа. Колчан с налучем повешены на стену. Все как дома. Дома и есть.

Приоткрыв завесу на двери, заглянул Акамие.

— Не спишь?

— Вот, проснулся. А ты что?

— Беспокоился, как ты…

— Ничего. Лучше не спрашивай. Не знаю, рассказал ли бы я тебе про долину, если бы мог…

— Все равно не сможешь, — согласился Акамие. — Ничем мы друг другу не поможем. Прошли те времена.

— Да, — вздохнул Эртхиа. — Дурак я был, что согласился на царство. Дважды дурак — что тебя уговорил.

— Да нет, Эртхиа. Если бы я не стал царем, кем я мог быть в Хайре?

— Зачем в Хайре? Я бы тебя с собой взял — в Аттан.

— А сейчас хорошо ли в Аттане?

Эртхиа потемнел, вздохнул.

— Нигде не хорошо. Что у тебя здесь?

— Всадники недовольны. Всадников можно занять только войной. Евнухи недовольны. Для них надо бы заселить ночную половину, чтобы и им было чем заняться. Но Хайру не впрок будут новые земли, а я не хочу жениться. До совершеннолетия Джуддатары еще не один год. До сих пор ан-Эриди удавалось убеждением и силой сохранять все как есть. Но теперь он обеспокоен. Да что там… Теперь, когда ты уезжаешь, зачем тебе везти ссобой еще и мои тревоги? Разве своих не хватает?

— Хватает. Но таких, чтобы не спать по ночам…

— Да нет же, я не из-за этого. Просто беспокоился за тебя. Ты так внезапно уснул. И еще я хотел сказать. Ты, пожалуй, возьми с собой Дэнеша. Я пошлю его с тобой. Он знает все земли вокруг Хайра.

— Да нет же, он Шур, он ходил в Аттан. А я думаю сначала к Побережьям, а оттуда за Море.

— Ну что же? Дэнеш бывал и в пустыне. В Бахарес кто из ашананшеди не ходил? Они коней только там берут. И Дэнеш своих мышастых… До Уджа, правда, не доходил, но…

— Ты много о нем знаешь? — спросил Эртхиа.

— Да, — признался Акамие. — Лучшего спутника тебе не найти, а больше я ничего не скажу.

— Не говори. А он согласится пойти со мной?

— Он ашананшеди. Я сказал, и он пойдет. И, он говорил мне, вы ведь побратимы?

— Мы? — Эртхиа задумался.

Не совершали они с Дэнешем обряда. Но если ашананшеди так говорит…

— Мы — да.

— Я сказал ему, что он пойдет с тобой.

— Уже сказал?

Акамие кивнул.

— Ну, — решился тогда Эртхиа, — не годится мне отменять твои приказания.

— Правда. Ты спи теперь, а с утра я прикажу подобрать все книги, какие есть в моей библиотеке о тех местах, через которые вам придется идти.

— Я как раз хотел пойти в библиотеку и заняться тем же.

— Не спится?

Эртхиа пожал плечами:

— Я выспался уже.

— Тогда пойдем, — кивнул Акамие. — Пойдем сейчас. И еще я хотел показать тебе две дарны от лучших мастеров, может быть тебе понравится одна из них или обе — тогда они твои. Я уже давно хотел отослать их тебе, да сомневался, хороши ли.

— Если ты выбирал, хороши.

— Одна черная, вторая отливает серебром. Конечно, им далеко до той красной, которая у тебя от Тахина…

— Черная и серебристая? — придержав за рукав, остановил его Эртхиа. — Око ночи и Сестра луны.

— Вот хорошо! — обрадовался Акамие. — Эти имена им подходят как никакие другие. Вот и заберешь их.

— Куда же мне теперь — в дорогу? Но я посмотрю. А то шел бы ты спать, брат.

Акамие покачал головой.

А по дороге сказал:

— Я часто не сплю по ночам. А там, в библиотеке, сейчас наверняка Хойре — единственный из евнухов, кого я всегда рад видеть. Он банук, ты сразу увидишь. Но ты не подавай виду, что заметил.

— Да, конечно. Гордое племя. Как он оказался в евнухах?

— Я не спрашивал. Но вот что думаю: у матери Айели было девять дочерей старше его, и хозяин ждал большой выгоды для себя. Мог он не продать какую-то из них, а поступить, как поступил с их матерью? Оставить у себя, дать в мужья красивого раба, и получить еще красивых рабов на продажу? Я не знаю, какова разница в возрасте между Айели и его сестрами, и может ли Хойре быть сыном старшей из них… Но почему бы мне не думать так?

— А похож?

— Я не видел Айели до того, как его изуродовали. Не могу сказать. Но цвет его кожи был в точности такой. А историю его матери я слышал от него самого. И я часто о нем вспоминаю. Когда не спится.

— Только ли память не дает тебе спать, брат? — спросил Эртхиа.

— Пастухи звезд? — чуть улыбнулся Акамие. — Все мы, брат, пастухи звезд.

— А кто она?

— Она? — удивился Акамие.

— Она прошла мимо и не сделала мне знака, — с улыбкой напомнил Эртхиа.

— Кто — она? Какого знака? О чем это ты?

— Такая — слово в слово — была приписка в конце твоего письма ко мне.