О воле в природе - Шопенгауэр Артур - Страница 10

Далее, утверждение, что внутренней движущей силой бессознательно совершаемых витальных и вегетативных функций служит воля, подтверждается также и тем, что явно произвольное движение какого–либо члена — лишь конечный результат множества предшествовавших изменений внутри этого члена, которые так же, как органические функции, не достигают сознания и тем не менее очевидно представляют собой то, что прежде всего приводится в действие волей и лишь как к своему следствию ведет к движению члена, при этом, оставаясь настолько чуждым нашему сознанию, что физиологи пытаются обнаружить его посредством гипотез такого рода, как, например: сухожилие и мышечное волокно сокращаются вследствие изменения в клеточной ткани мышцы, происходящего из–за осаждения содержащегося в ней кровяного испарения в кровяную сыворотку, а это изменение происходит под воздействием нерва, воздействие же нерва вызывается волей. И здесь не осознается, что изменение с самого начала исходит из воли, сознается только его отдаленный результат, да и тот, собственно говоря, только посредством пространственного созерцания мозга, в котором он представляется нашему сознанию вместе со всем телом. Но что в этом восходящем причинном ряду последний член есть воля, физиологи никогда бы не открыли посредством своих экспериментальных исследований и гипотез, — это стало известно им из совершенно другого источника: решение загадки сообщается им за пределами их исследования благодаря тому счастливому обстоятельству, что исследователь в данном случае одновременно и исследуемый предмет и поэтому может проникнуть в тайну внутреннего процесса; не будь этого, его объяснение, как и объяснение любого другого явления, должно было бы остановиться перед некоей не допускающей исследования силой и, наоборот, если бы мы находились в таком же внутреннем отношении, как к собственному организму, к каждому феномену природы, объяснение каждого феномена природы и всех свойств каждого тела свелось бы в конце концов также к проявляющейся в них воле. Ведь различие заключается не в предмете, а в нашем отношении к предмету. Повсюду, где объяснение физического приходит к концу, оно наталкивается на метафизическое, и повсюду, где метафизическое открыто непосредственному познанию, обнаружится, как и здесь, воля. Что движимые не посредством мозга, не мотивами, не произвольно, части организма все–таки приводятся в движение и управляются волей, доказывает также их состояние при всех необычно сильных движениях воли, т. е. при аффектах и страстях; усиленное сердцебиение при радости или страхе, краска стыда, бледность при испуге и скрытом гневе, плач при огорчении, эрекция при сладострастных представлениях, затрудненное дыхание и ускоренная деятельность кишечника при сильном страхе, слюнотечение при возбуждении аппетита, тошнота при виде отвратительных вещей, ускоренное кровообращение и даже изменение состава желчи при гневе, изменение слюны при сильном бешенстве, последнее до такой степени, что укус раздраженной собаки может вызвать гидрофобию, хотя собака и не бешена, но становится бешеной с этого момента; утверждается, что это относится также к кошкам и даже к разозленным петухам. Далее, длительно ощущаемое горе глубоко поражает организм, а страх, как и внезапная радость, могут быть смертельны. Напротив, все внутренние процессы и изменения, которые относятся только к познанию и не затрагивают волю, какими бы серьезными и важными они ни были, не действуют на состояние организма; лишь при слишком напряженной и длительной умственной деятельности может наступить переутомление мозга, постепенное его истощение и наконец гибель организма; это лишний раз подтверждает, что познание вторично по своей природе, что оно — органическая функция одной части тела, продукт жизни, а не внутреннее ядро нашего существа, не вещь в себе; познание не метафизично, не бестелесно, не вечно, как воля; воля не ведает усталости, старения, обучения, не совершенствуется упражнением, в ребенке она та же, что в старце, всегда одна и та же, и характер ее в каждом существе неизменен: в качестве сущностной воля постоянна и присуща как животному, так и нам, ибо она не зависит, как интеллект, от совершенства организации, а по своей сущности остается одной и той же во всех животных, нам столь хорошо знакомой. Поэтому животное обладает всеми аффектами человека: способностью ощущать радость, горе, страх, гнев, любовь, ненависть, тоску, зависть и т. д.; громадное различие между человеком и животным основано только на степени совершенства интеллекта. Однако это уводит нас слишком далеко; поэтому я отсылаю читателя ко второму тому «Мира как воля и представление» (глава 18, дополн. 2).

После изложенных убедительных доводов в пользу того, что начальной движущей силой во внутренней деятельности организма служит воля, та же, которая управляет и внешними действиями тела, и только потому, что здесь она нуждается в опосредствовании познанием, направленным вовне, которое в этом прохождении через сознание открывается как воля, нас не удивит, что эту истину более или менее отчетливо познал на чисто эмпирическом пути исследования не только Брандис, но и ряд других физиологов. Меккель в своем «Архиве физиологии» (т. 5, стр. 195–198) эмпирически и совершенно непредвзято приходит к выводу, что вегетативную жизнь, возникновение эмбриона, ассимиляцию пищи, жизнь растений по существу следует рассматривать как проявления воли, и даже притяжение магнита можно считать таковым. «Допущение, — говорит он, — известной свободной воли в каждом движении жизни, может быть, пожалуй, оправдано». «Растение как будто по своей воле тянется к свету» и т. д. Этот том «Архива» вышел в 1819 г., когда моя книга только что вышла, поэтому неясно, во всяком случае, оказала ли она влияние на Меккеля и была ли вообще ему известна; поэтому я отношу и эти высказывания к непредвзятым эмпирическим подтверждениям моего учения. Бурдах в своей большой Физиологии (т. 1, § 259, стр. 388) также совершенно эмпирически приходит к выводу, что «себялюбие — сила, присущая всем вещам без исключения»; ее он выявляет сначала в животных, затем в растениях и, наконец, в неодушевленных телах. Но что себялюбие, если не воля сохранить свое существование, воля к жизни? — Другое место этой книги, еще более решительно подтверждающее мое учение, я приведу в главе «Сравнительная анатомия». Что учение о воле как жизненном начале все более широко распространяется среди медиков и воспринимается также младшими представителями этой науки, я к большому своему удовольствию обнаруживаю в тезисах, представленных господином д–ром фон Сигрицом при защите своей диссертации в Мюнхене в августе 1835 г.; они начинаются следующими словами: 1) Sanguis est determinans formam organismi se evol–ventis. 2) Evolutio organica determinatur vitae intemae actione et voluntate052 .

Наконец, следует упомянуть об одном удивительном и неожиданном подтверждении той части моего учения в древней философии Индостана, которое недавно сообщил Кольбрук. В изложении философских школ индусов, помещенном в первом томе «Transactions of the Asiatic society of Great Britain», 1824 г., он на стр. 110 приводит в качестве учения ньяя053 следующее: «Воля (volition, yatna), напряжение или проявление воли есть самоопределение к действию, доставляющее удовлетворение; желание — повод к нему, восприятие — его мотив. Различают два вида воспринимающего напряжения воли: то, которое возникает из желания, ищущего приятное, и то, которое возникает из отвращения, избегающего неприятное. Третий род напряжения воли, не доступный ни ощущению, ни восприятию, к наличию которого мы заключаем по аналогии с произвольными действиями, — охватывает животные функции, причиной которых служит невидимая жизненная сила» (Another species, which escapes sensation or perception, but is inferred from analogy of spontaneous acts, comprises animal functions, having for a cause the vital unseen power).