Отдать душу - Гравицкий Алексей Андреевич - Страница 42

— Ты… волшебник?..

— Да! Я волшебник!!! — провозгласил он.

Я все еще волшебник, кричало внутри, но он сдержался.

— Я добрый волшебник, а зовут меня…

— Ты что, с ума сошел? — гневно кричал Олег Дмитриевич. — Через пятнадцать минут начало. Твой выход, а ты!…

— Я не пойду, Олег, — пробормотал Женя. — Не хочу больше. Не могу…

— Совсем п…нулся? Припирается с опозданием, не брит, не загримирован, не одет и еще сообщает, что не может. Я тебя уволю!

Женя тяжело вздохнул:

— Увольняй. Я не могу. Я больше не люблю детей… ненавижу… Не могу им улыбаться. Мне все надоело.

Олег гневно стрельнул глазами, подскочил как ошпаренный и побежал к двери.

— Одевайся! — рявкнул, не оборачиваясь.

— А ты куда? — тусклым голосом спросил Евгений.

— Бритву тебе искать, мать твою! — хлопнул дверью Олег.

Сноп искр взлетел к потолку, осыпался мелкими блестящими осколочками. Опять паршиво вышло, руку задержал. В зале тишина, обычного вопроса не последовало.

— Здравствуйте, ребятишки! — зычно прогрохотал он. — А вы знаете, кто я?

— Волшебник? — робко предположил кто-то.

Внутри что-то болезненно дернулось. Сохранить улыбку на лице стоило невероятных усилий.

— Правильно, — чуть хрипло выдохнул он. — Я добрый волшебник, а зовут меня… Ребята, а вы знаете, как меня зовут?

Уборщица, недовольно морщась, сметала со сцены блестки. Щетка загребала сверкающие искорки, но те прилипали, цеплялись за дощатый пол, от чего щетка в руках уборщицы двигалась все более резко и нервно.

— Вот ведь, намусорят, — не выдержала она наконец, — а ты убирай. Вот бы самого разок подмести заставить.

За сценой хлопнула дверь, послышались шаги, и вскоре в проходе между рядами появилась сутулая фигура.

— Добрый вечер, Евгений Петрович, — суетливо поздоровалась уборщица.

— Добрый, — мертвым эхом отозвался Евгений Петрович, не оборачиваясь.

Прошаркали усталые шаги, фигура растворилась в темноте зала, потом тьму разрезал прямоугольник света, хлопнула дверь, и все стихло.

— Ну и как это называется? — снова завелась уборщица. — Будто нельзя без блесток этих обойтись. И нет бы только сцену посыпал, а то ведь еще и в зал швыряет. Детям опять же раздает, а они потом по всему театру разносят.

— Он волшебник, — безразлично отозвался сидящий рядом мужчина. Грим растекся, в руке его болтался рыжий клоунский парик. — Ему волшебство по статусу положено.

— Безобразие это, а не волшебство, — уборщица гневно сплюнула, но опомнилась и принялась судорожно затирать плевок.

Опять заел замок. Женя долго возился, гремел ключами, наконец сумел войти. Свет включать не стал вовсе. Да и вообще ничего не стал. Молча, скрежеща зубами, опустился на пол и откинулся к стене. Любимая работа начала раздражать. Может быть, Маша была права? Может, ему действительно пора было остепениться, заняться серьезным делом? Впрочем, теперь уже поздно. Она не вернется. Никогда не вернется. И он ее не вернет. Он ведь только играл в волшебника, а на самом деле он не волшебник.

И работать он больше, наверное, не сможет. Теперь не сможет…

А что теперь?..

Милый мой, дорогой. Любимый, единственный! Почему? Почему?! Почему ты ушел? Почему так случилось, ведь все было хорошо? И вот ты ушел. Оставил. Бросил. Не взял с собой. Почему не взял? Разве я тебе чем-то помешала? Ведь ты мог, мог… но не захотел. Отчего так? Почему не иначе?

За окном дождь. Я одна. Одна! Одна в пустой квартире. Хочется кидаться на стены, выть, плакать. Мне больно, горько, одиноко. Мне плохо без тебя. С тобой хорошо, а без тебя плохо. Бывает так?

За окном дождь. Говорят, что он идет. Ерунда! Дождь не ходит, он ползает, тащится. Так же, как время не бежит, не течет, а ползет, словно сонная осенняя муха по стеклу. Каждая минута с тобой — счастье. Каждый миг без тебя — море боли, горечи, безысходности. Отчаяние! Бывает так?

Ты уходишь. Ты все время уходишь. Почему? Или я обидела тебя чем-то? Ведь я старалась быть с тобой ласковой, любящей, преданной. Что старалась — была такой для тебя. Была, есть и буду. Так отчего ты ушел? Отчего встал, собрался и сбежал, оставив незастеленную постель, кофе на плите и меня в гордом одиночестве?

Говорят, что одиночество гордое. Ерунда! Нет тут никакой гордости. Нет и быть не может. Одиночество — страшная штука. Даже на мгновение ощутить его страшно, не то что жить с ним. От него плохо.

Боль, тоска, щем в сердце. Я бы ударилась в истерику, да не знаю как. Где ты? С кем ты? Почему не со мной? Разве со мной тебе плохо? Так почему уходишь? Чего ищешь там, среди дождя?

Больно. Больно внутри. Я сейчас заплачу. Окна, двери, замки, решетки. Преграды! Почему между нами столько преград? Почему все так сложно? Почему не бывает простых отношений? Я люблю тебя, ты любишь меня — это ведь так просто. Зачем же сложности? Зачем преграды? Зачем боль?

Мне больно без тебя. Я физически ощущаю разделяющее нас пространство. Оно жжется, оно ноет, оно дергает, как больной зуб. Да, как зуб, только сильнее и не проходит. Бывает так?

Так бывает. Бывает, когда уходит любимый человек. Бывает, когда уходит смысл жизни, рушится Вселенная. Вот так и сейчас.

Милый мой! Дорогой! Хороший! Ну, услышь! Пойми, что мне плохо. Приди! Приди!!! ПРИДИ!!! Если ты не вернешься, я ведь умру без тебя.

Ключ шевельнулся в замке. Он распахнул дверь, вошел. Собака бросилась к нему, с радостным лаем кинулась на грудь.

— Ё-мое! — только и выдавил он, отстраняя и поглаживая животное.

Собака скулила, лезла лизаться, вертелась у ног.

— Ну все, все. С ума сошла животинка. Ну, успокойся, я тебя тоже люблю. Ну все, все. Все…

— Милый мой! Любимый! Хороший! Я знала, знала, что ты не оставишь меня! Я знала, что ты любишь меня. Любишь так, как люблю тебя я. Навсегда, навсегда! Бывает так?

P. S. Спасибо одной собаке и одной женщине, которые натолкнули на идею, и еще одной женщине, без которой я себя ощущаю как та собака.

АВТОР О СЕБЕ

9 декабря 1978 года в одной счастливой (чего по молодости не случается?) московской семье уродилось чадо. По первичным половым признакам акушерка определила, что это мальчик. Мальчика назвали Алексеем по папе Андреевичем, правда, последнего папа уже не помнил, так как, по традиции, устраивал распитие чего-то сорокаградусного в честь сына и за честь семьи. Когда папа пришел в себя, было утро, а часы неумолимо оттикивали начавшееся мальчишечье детство. Дальше все — как по ГОСТу. Мальчик подрос, пошел в детский сад, закончил его с красным дипломом, с последующим переводом в одну из московских школ. Школу он закончил уже с зеленым аттестатом. К тому времени мальчик Леша проявил нехилое количество талантов, кои были нечаянно зарыты так глубоко, что отрыть их обратно теперь не хватит ни сил, ни времени.

После школы мальчик… Хотя, пожалуй, что уже и не мальчик направил свои стопы в педагогический университет с желанием стать ни больше ни меньше психологом. В результате этого нехитрого желания на текущий момент описываемый субъект имеет полтора высших образования общей психолого-педагогической направленности и твердую уверенность в том, что и психология, и педагогика, которые так усиленно вбивали в голову, представляют собой псевдонауки.

После университета молодой специалист отправился работать (что с ним в общем-то и до того случалось). Отработав несколько лет на государство в роли педагога дополнительного образования и педагога-психолога (почти Янус, един в двух лицах), описываемый товарищ направился в частный сектор. Там он некоторое время проработал на частный детский сад в роли воспитателя-психолога, некоторое время проторчал в одной веселой лавочке, забыв про специальность. В довершение этой сюжетной линии можно сказать, что в настоящий момент товарищ про специальность вспомнил и работает на частную школу в роли наставника-психолога.