Пурпурные реки (Багровые реки) - Гранже Жан-Кристоф - Страница 36

Ньеман исследовал целиком уже две стены, как вдруг в одном месте, на высоте примерно двух метров, нащупал прямоугольное углубление высотой чуть меньше двух метров. Надорвав картон, он обнаружил небольшую нишу. Пустые полки. Пыль. Плесень.

Комиссар пошарил по полкам, и его рука наткнулась на плоский, липкий от плесени предмет. Он схватил его; это оказалась тоненькая тетрадь на спиральке.

Ньеману стало жарко. Он торопливо пролистал тетрадь. Она была сплошь заполнена колонками мелких неразборчивых цифр. Но на одной странице сверху комиссар увидел надпись, сделанную размашистым почерком, вероятнее всего кровью. Писавший так яростно нажимал на перо, что оно в нескольких местах прорвало бумагу. Ньеман представил себе человека, обуянного неистовым гневом, бьющую фонтаном багровую жидкость. Как будто автор торопился выплеснуть свое безумие, начертав эти ярко-красные строки. Ньеман прочел:

МЫ ГОСПОДА, И МЫ РАБЫ.

МЫ ВЕЗДЕ, И МЫ НИГДЕ.

МЫ ХОЗЯЕВА ЗЕМЛИ.

МЫ ПОВЕЛИТЕЛИ ПУРПУРНЫХ РЕК.

Полицейский прислонился к стене, среди клочьев сорванного картона и утеплителя. Он погасил фонарик, но его сознание было ослеплено светом открытия. Он не нашел связи между Реми Кайлуа и Филиппом Серти. Он обнаружил нечто большее: темную тайну второго, скрытого существования молодого санитара. Что означали цифры и загадочные сентенции в этой тоненькой тетрадке? И какими играми занимался Серти на этом складе, за бронированной дверью?

Ньеман быстро подвел итоги своего расследования – так на холодном ветру торопливо сгребают в середину костра разгоревшиеся веточки. Ре-ми Кайлуа был болен острой формой шизофрении, отличался жестокостью и, вполне вероятно, совершил в прошлом какое-нибудь преступное деяние. Филипп Серти занимался в этом мрачном бараке тайными делами, следы которых пытался уничтожить за несколько дней до смерти.

Комиссар не располагал никакими явными уликами, никакими точными доказательствами, но ему было совершенно ясно, что жизнь Кайлуа и Серти имела оборотную сторону и о ней никто ничего не знал.

И оба они, и санитар и библиотекарь, не были невинными жертвами.

VI

30

Вот уже два часа Карим гнал машину, и у него все горело внутри от нетерпения.

Он неотступно думал о лице. О лице ребенка. Временами оно представлялось ему каким-то нечеловечески страшным. Абсолютно плоским, без носа и скул, с одними только белыми сверкающими глазами. Или же, наоборот, ему виделся совершенно нормальный мальчик с мягкими, невзрачными чертами, такими обычными, что они ни у кого не задерживались в памяти. А то он воображал какой-то совсем уж фантастический лик – зыбкий, текучий, в точности воспроизводящий лицо того, кто на него смотрел. Светящиеся, мерцающие, как зеркало, черты, отражающие не только внешность другого человека, но и его тайные помыслы, лицемерно скрываемые улыбками. При этих мыслях сыщика охватила дрожь. Его терзала неотвратимая уверенность в том, что ключ к истине – именно это лицо. Оно, и только оно.

В Ажане он выехал на автостраду и направился в сторону Тулузы. Миновал Южный канал, Каркассон и Нарбон. Машина была проклятием его жизни. Жестянка с кашляющим двигателем и разболтанными узлами – непонятно, как она еще не развалилась. Теперь он ехал вдоль берега моря, приближаясь к Сету и монастырю Сен-Жан-де-ла-Круа. Мягкий серенький пейзаж побережья слегка успокоил его. Теперь он мог хладнокровно осмыслить собранные факты.

Посещения фотографа и кюре перевернули вверх дном все его планы. Карим вдруг понял, что документы, хранившиеся в школе Жана Жореса, могли быть похищены задолго до вчерашнего взлома. Он позвонил с дороги директрисе. На вопрос: «Мог ли кто-нибудь украсть документы много лет назад и могла ли эта пропажа остаться незамеченной?» – директриса ответила: «Да». На вопрос: «Слышали ли вы о монахине, разыскивающей фотографии тех лет?» – она ответила: «Нет».

И тем не менее перед отъездом из Сарзака Карим обзвонил бывших учеников обоих пресловутых классов 1981 и 1982 годов. Выяснилось, что ни у кого из них не осталось школьных снимков тех лет. У одних случился пожар в комнате, где они хранились. У других в дом забрались воры, не похитившие ничего, кроме этих фотографий. К некоторым – но таких было меньшинство – явилась монахиня с просьбой отдать ей снимки. Она приходила, как правило, поздно вечером, и никто не брался опознать ее. Все эти события произошли в один и тот же короткий период – в июле 1982 года. За месяц до смерти маленького Жюда.

Около половины седьмого Карим заметил на обочине телефонную будку и позвонил Крозье. Он уже опоздал к назначенному часу, и его мучили угрызения совести, однако он решил плюнуть на все и довести дело до конца. Услышав его голос, комиссар взревел:

– Надеюсь, ты уже едешь сюда, Карим! Я ведь назначил тебе срок – восемнадцать часов.

– Комиссар, я иду по следу.

– По какому еще следу?

– Дайте мне немного времени. Я с каждым шагом убеждаюсь, что моя догадка верна. Вы что-нибудь разыскали на кладбище?

– Ага, ты, значит, работаешь сам по себе, а я должен тебе докладываться?

– Ответьте мне, прошу вас. Машину нашли?

Крозье вздохнул.

– Мы проверили владельцев семи «Лад», двух «Трабантов» и одной «Шкоды» в департаментах Ло, Ло-и-Гаронна, Дордонь, Аверон и Воклюз. Ни одна из них нам не подходит.

– А вы узнали, чем занимались в ту ночь хозяева машин?

– Нет. Но мы собрали возле кладбища частицы резины с покрышек. Это заводские покрышки самого что ни на есть поганого качества. И все, кого мы проверили, давным-давно сменили их на «Мишлен» или «Гудьер». Это первое, что делают обычно покупатели таких колымаг. Теперь мы ведем поиски в других департаментах.

– Это все?

– Пока все. Тебе слово. Я слушаю.

– Комиссар, я иду от противного.

– То есть?

– Чем меньше я нахожу, тем яснее вижу, что взял верный след. Под этими ночными взломами скрывается гораздо более серьезное дело.

– Какого рода?

– Не знаю. Дело, касающееся одного ребенка. Его похищения или убийства. Пока ничего не могу сказать. Я еще позвоню.

И Карим повесил трубку, не дав комиссару времени ответить.

В окрестностях Сета он пересек какую-то приморскую деревушку. Здесь воды Лионского залива проникали в глубь суши, образуя бескрайние, заросшие тростником болота. Полицейский притормозил, разглядывая этот странный порт, где не было видно ни одного суденышка – одни только темные рыбачьи сети висели на кольях между домами с плотно закрытыми ставнями.

Кругом царила мертвая тишь.

Карим приближался к цели своей поездки: дорожные знаки указывали путь к монастырю.

Заходящее солнце высвечивало на поверхности болот соляные наносы, блестевшие в мутной зеленой ряске, как начищенное серебро. Через пять километров новый указатель направил сыщика к повороту на узкую асфальтовую дорогу, извивавшуюся среди зарослей тростника и осоки.

Наконец Карим завидел вдали монастырь и удивленно воззрился на две монументальные церкви, которые высились над темными, заросшими чертополохом дюнами. Одну из них венчали стройные башни с нарядными куполами, походившими на гигантские кремовые пирожные. Вторая, более массивная, заканчивалась круглым приземистым донжоном с плоской кровлей. Эти величественные базилики здесь, у самого морского берега, напоминали полузатонувшие корабли. Молодой араб никак не мог уразуметь, кому понадобилось возводить их в этих безлюдных унылых местах.

Приблизившись, он обнаружил между двумя храмами длинное одноэтажное строение с чередой узеньких окошечек по фасаду. Вероятно, оно-то и было собственно монастырем, смиренно, как бедный родственник, притулившимся к своим роскошным соседкам.

Карим поставил машину, думая о том, что никогда еще ему не доводилось вступать в контакт с религией так часто и напрямую, как за один сегодняшний день. Эта мысль напомнила ему об одном любопытном рассуждении, услышанном в полицейской школе Канн-Эклюза, где бывалые инспектора полиции иногда делились опытом с новичками. Один из них произвел на Карима незабываемое впечатление. Высокий тип со стрижкой ежиком, носивший маленькие очочки в железной оправе. Он сказал, что преступление всегда оставляет следы в подсознании свидетелей и близких жертвы, отражается в них, как в зеркалах, нужно только суметь найти убийцу в уголке такого зеркального лабиринта.