Пурпурные реки (Багровые реки) - Гранже Жан-Кристоф - Страница 20

– Попутчики у него были?

– Никогда. Даже его жена не ходила с ним. Кайлуа был, что называется, одинокий волк. На грани аутизма.

Ньеман, в свою очередь, поделился с Жуано информацией:

– Я опять ходил к реке. И обнаружил следы ледовых крюков в скале. Думаю, убийца прибег к технике скалолазания, чтобы поднять тело.

Жуано потемнел от огорчения.

– Черт, я же туда лазил и не...

– Отверстия находятся внутри впадины. Убийца закрепил в ней блок и спустился вниз, создав противовес трупу.

– Черт возьми!

Жуано колебался между разочарованием и восхищением. Ньеман улыбнулся.

– Это не моя заслуга, мне помог мой свидетель, Фанни Ферейра. Настоящая «профи». – И он подмигнул Жуано. – Классная девка!.. Жуано, я хочу, чтобы ты порасспросил людей в этом направлении. Составь полный список известных альпинистов и всех, кто имеет доступ к спортивному снаряжению.

– Да у нас таких здесь тысячи!

– Расспроси своих коллег. Барна, к примеру. Кто знает, может, здесь нам повезет больше. И вот еще что: займись-ка глазами.

– Глазами?

– Ты слышал, что сказал док? Убийца вынул у Кайлуа глаз, и проделал это очень аккуратно. Я понятия не имею, что за этим кроется. Может, это фетишизм. Может, патологическое стремление к чистоте. Может, эти глаза напоминали убийце сцену, увиденную когда-нибудь жертвой. А может, он боялся, что взгляд жертвы будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. Черт его знает! Все это крайне сложно, а я терпеть не могу эту психологическую хренотень. Но я хочу, чтобы ты прочесал город и собрал все, имеющее отношение к глазам.

– Например?

– Например, поинтересуйся, не было ли в этом городе или в самом университете каких-либо событий, связанных с органами зрения. Проверь все происшествия последних лет, зафиксированные в полиции и описанные в местных газетах. Драки, в которых кто-нибудь был ранен. Или, может, кто-то измывался над животными. Я не знаю точно, ищи сам. Не забудь еще разведать, нет ли в вашем районе случаев слепоты или других глазных болезней.

– И вы думаете, это даст результаты?

– Ничего я не думаю, – вздохнул Ньеман. – Надо искать!

Полицейский в конце прохода изредка кидал на них боязливые взгляды. Наконец он бросил книги и скрылся. Ньеман тихо продолжал:

– Еще мне нужно точно знать, как Кайлуа провел свои последние недели. С кем встречался, с кем говорил. Составь список его телефонных разговоров в библиотеке и дома. И всех писем, которые он получал. Не исключено, что Кайлуа знал своего убийцу. Может, даже назначил ему встречу там, наверху.

– А разговор с его женой ничего не дал?

Ньеман не ответил. Жуано поспешно добавил:

– Она не очень-то любезна.

И он спрятал свой блокнот. Лицо его снова порозовело.

– Даже не знаю, как вам сказать... Это изуродованное тело, этот психованный убийца, который бродит где-то тут...

– Ну и что?

– Похоже, за то время, что я работаю с вами, я узнал много нового.

Ньеман листал книгу, взятую с полки, – «Топография и рельеф департамента Изер». Он сунул ее в руки лейтенанту и сказал:

– Ладно, а теперь моли Бога, чтобы Он помог тебе так же много узнать об убийце.

13

«Вид сверху. Тело лежит на боку в скрюченной позе. Мускулы, резко выступающие под кожей, напоминают туго натянутые веревки. Раны имеют черный или темно-фиолетовый цвет, мягкие ткани – белесый или голубоватый оттенок».

Вернувшись на свое рабочее место, в университетскую аудиторию, Ньеман разглядывал снимки тела Реми Кайлуа.

«Лицо в фас. Веки слегка приподняты над пустыми черными глазницами».

Не снимая плаща, он сидел и думал о мучениях убитого. Об ужасе, так нежданно поселившемся в этом безмятежном крае. Полицейский боялся признаться себе самому, что ожидает и худшего. Может быть, других убийств. Или того, что это преступление останется безнаказанным, а время и страх сотрут его из памяти людей.

Лучше забыть, чем помнить такое.

«Руки жертвы, вид сверху и снизу. Красивые тонкие пальцы со стертыми кончиками, не оставляющими никаких отпечатков. Следы веревок на запястьях. Рисунок следов зернистый. Цвет темный».

Ньеман резко встал, опрокинув стул, и прислонился к стене. Сплетя пальцы на затылке, он вспоминал собственную сентенцию: "Каждый элемент расследования есть зеркало. А убийца скрывается где-нибудь в «мертвой зоне». Комиссара не покидала мысль о том, что Кайлуа выбрали не случайно. Его смерть была связана с его прошлым. С кем-то, кого он знал. С каким-то совершенным им проступком. С чужой тайной, которую он узнал. Что же это все-таки было? Кайлуа с детства проводил жизнь в библиотеке. А по выходным дням он скрывался в горных высях, среди скал, окружавших долину. Что же такое он мог сделать или обнаружить, чтобы заслужить такую зверскую казнь?

Ньеман решил собрать сведения о прошлом жертвы. То ли интуитивно, то ли памятуя о собственных проблемах с психикой, он начал с одного эпизода, поразившего его во время встречи с Софи Кайлуа.

Сделав несколько телефонных звонков, он соединился наконец с 14-м пехотным полком, расквартированным в окрестностях Лиона, – там проходили положенное трехдневное обследование все молодые призывники департамента Изер. Назвав несколько раз свою фамилию и причину звонка, он добрался до архивного отдела и попросил ознакомить его с досье Реми Кайлуа, признанного негодным для военной службы в девяностых годах.

Из трубки до Ньемана донеслось пощелкивание клавиш компьютера, удаляющиеся шаги, а затем шелест бумаг. Он сказал архивисту:

– Прочтите мне заключение.

– Право, не знаю, могу ли я... Кто мне докажет, что вы на самом деле инспектор полиции?

Ньеман устало вздохнул:

– Ну, позвоните в жандармерию Гернона и спросите у капитана Барна.

– Ладно, так и быть. Сейчас прочту. – Он перелистал еще несколько страниц. – Результаты тестов и другие подробности я опускаю. А заключение гласит, что вашего парня забраковали по разделу «П-четыре» – острая шизофрения. Психиатр приписал от руки на полях: «Рекомендовано терапевтическое лечение», и подчеркнул эти слова. И еще добавил: «Связаться с клиническим центром Гернона». Парень, наверное, был совсем плох – обычно врачи так не...

– А фамилию врача можете назвать?

– Конечно. Майор медслужбы Ивенс.

– Он еще работает в вашем гарнизоне?

– Да. Он сейчас наверху.

– Свяжите меня с ним.

– Но... Ладно, не кладите трубку.

Несколько секунд Ньеман слушал мелодию электронных фанфар, затем раздался мужской голос – солидный, низкий, где-то на басовом «фа». Ньеман представился, извинился за беспокойство. Доктор Ивенс отвечал не очень-то охотно. Наконец он спросил:

– Как фамилия призывника?

– Кайлуа Реми. Лет пять назад он был комиссован по поводу острой шизофрении. Может, вы его помните? Если да, то я хотел бы знать, симулировал он свою болезнь или нет.

Врач возразил:

– Эти сведения не подлежат разглашению.

– Слушайте, доктор, Кайлуа найден в горах убитым. Он задушен. У него вырваны глаза. На теле следы пыток. Следователь Бернар Терпант вызвал меня из Парижа вести это дело. Он, конечно, может связаться с вами сам, но на это уйдет масса времени. Поэтому я и прошу вас вспомнить...

– Я помню, – отрезал Ивенс. – Он был тяжело болен. Безумен. Вне всякого сомнения.

В глубине души Ньеман ожидал чего-то подобного. И все же слова врача удивили его. Он переспросил:

– Значит, Кайлуа не был симулянтом?

– Конечно нет. Я постоянно имею дело с симулянтами. Эти дурачки проявляют куда более богатую фантазию, чем настоящие сумасшедшие. Болтают невесть что, измышляют самые невероятные бредовые истории. А больные, наоборот, всегда повторяются, они зациклены на какой-нибудь одной идее. Она их грызет, точит. Ведь даже безумие имеет определенную логику, свое рациональное зерно. Реми Кайлуа был действительно болен. Классический случай.

– Какие признаки безумия он проявлял?