Полет аистов - Гранже Жан-Кристоф - Страница 54

— В вашей истории много неправдоподобного, но все равно я вас слушаю. Какие у вас ко мне вопросы?

— Что вам известно об обстоятельствах смерти Гомун и видели ли вы ее тело?

— Нет. Оно похоронено за много километров отсюда. Гомун принадлежала к семье кочевников, которые путешествовали гораздо южнее этих мест.

— Вам рассказывали, в каком состоянии было найдено тело?

— Так уж обязательно об этом говорить?

— Это очень важно.

— У Гомун были оторваны одна рука и одна нога. Все туловище в ранах и разрывах. Грудная клетка вскрыта, ребра раздроблены. Звери уже начали пожирать ее внутренности.

— Какие звери?

— Дикие свиньи или какие-нибудь хищники. Кто знает? Ака мне говорили о следах когтей на шее, груди и руках. Пигмеи закопали бедную малышку на территории своего поселения, а затем покинули его навсегда, как велит обычай.

— Не было ли на теле других повреждений?

Сестра Паскаль все еще держала чашку в руке. Некоторое время она молчала, потом опустила на стол тяжелый фаянсовый сосуд. Ее руки дрожали. Она понизила голос.

— Были. — Она заколебалась. — Ее половые органы были неестественно вывернуты наружу.

— Вы имеете в виду, что ее изнасиловали?

— Нет. Я говорю о ране. Края влагалища, видимо, были разодраны когтями. И губы тоже были все в разрывах.

— А внутри тела все осталось целым? Я хочу сказать: никакие внутренние органы не исчезли?

— Я вам уже говорила: большую часть внутренних органов сожрали звери. Это все, что мне известно. Бедной девочке не было и пятнадцати. Прими, Господи, ее душу.

Монахиня замолчала. Я продолжал:

— Какой она была, маленькая Гомун?

— Очень прилежной. Внимательно слушала на всех уроках. Эта девочка не хотела подчиняться обычаям племени ака. Она хотела продолжать учиться, потом уехать в город и работать вместе с «большими черными». Не так давно она даже отказалась выйти замуж. Пигмеи считают, что духи леса отомстили Гомун. Поэтому они вчера вечером так долго танцевали. Они хотели помириться с лесом. Я сама тоже не могу здесь больше оставаться. Мне придется вернуться в поселок ЦААК. Поговаривают, что именно я виновна в смерти Гомун.

— Похоже, вы не очень сильно расстроены.

— Вы не знаете леса. Мы здесь живем бок о бок со смертью. Она постоянно наносит удары вслепую. Пять лет назад я учительствовала в другом поселении, неподалеку отсюда, в Багу. В течение двух месяцев шестьдесят пять из ста жителей деревни умерли. Эпидемия туберкулеза. Болезнь принесли «большие черные». Прежде зеленый купол непроходимых джунглей защищал пигмеев от всех микробов. Сейчас их косят болезни, завезенные извне. Они стали нуждаться в таких людях, как я, в лечении, в медикаментах. Я делаю свою работу и стараюсь больше ни о чем не думать.

— Гомун часто гуляла в лесу одна? Она уходила далеко от селения?

— Эта девушка вообще любила одиночество. Ей нравилось бродить с книжкой в руках по отдаленным тропинкам. Гомун обожала лес, его запахи, звуки, животных. В этом смысле она была настоящая ака.

— Доводилось ли ей ходить в сторону алмазных приисков?

— Не знаю. К чему такие вопросы? Опять вы со своей идеей убийства! Это смешно. Кому могла помешать малышка ака, никогда не выходившая за пределы джунглей?

— Сестра, пора рассказать вам еще кое-что. Помните, я говорил об убийстве Райко, в Болгарии. И об убийстве Филиппа Бёма, случившемся здесь в семьдесят седьмом году. Оба преступления имели один характерный признак.

— Какой?

— В обоих случаях убийцы изъяли сердце жертвы, в точности придерживаясь методики, разработанной для подобных операций.

— Полная чепуха. Такая операция неосуществима в природной среде.

Сестра Паскаль сохраняла хладнокровие. Ее глаза по-прежнему излучали холодное сияние, но моргали гораздо чаще.

— Между тем это правда. В Болгарии я встречался с врачом, делавшим вскрытие тела цыгана. Имело место хирургическое вмешательство, в этом нет никаких сомнений. Убийцы располагают колоссальными возможностями, позволяющими им оперировать там, где они сочтут нужным, и создавать при этом оптимальные условия.

— Вы представляете себе, что это означает?

— Да. Вертолет, электрогенераторы, герметичная палатка, наверное, еще какое-то оборудование. Во всяком случае, ничего невозможного.

— И что? — резко оборвала меня миссионерка. — Вы считаете, что маленькую Гомун…

— Я в этом почти уверен.

Монахиня отрицательно замотала головой, не в такт с ритмично барабанившим по крыше дождем. Я отвел глаза и принялся рассматривать растительность, видневшуюся в оконном проеме. Казалось, лес захмелел от дождя.

— Я еще не закончил, сестра. Я вам уже говорил о «несчастном случае», произошедшем в центральноафриканских джунглях в семьдесят седьмом году. Вы в то время уже были в ЦАР?

— Нет, я находилась в Камеруне.

— В тот год, в августе, Филиппа Бёма нашли мертвым в лесу, в Конго, недалеко от границы. Тогда имело место такое же насилие, такая же жестокость, и сердце тоже исчезло.

— Кто он был? Француз?

— Филипп был сыном Макса Бёма, швейцарца, работавшего неподалеку отсюда, на алмазных приисках: вы наверняка о нем слышали. Тело мальчика даже ухитрились отвезти в Мбаики. В больнице произвели вскрытие. Заключение гласило: «Нападение гориллы». Однако я получил доказательство, что свидетельство о смерти было составлено под диктовку. Таким образом, удалось скрыть признаки того, что юношу умертвили люди.

— Почему вы так уверены в этом?

— Я отыскал врача, делавшего вскрытие. Чернокожего доктора по фамилии Мдиае.

— Но Мдиае же пьяница! — воскликнула монахиня, рассмеявшись.

— Тогда он еще не пил.

— К чему вы клоните? Что вам сказал Мдиае по поводу хирургического вмешательства? Каковы признаки того, что убийство совершил человек?

Я склонил голову и разом выпалил:

— Вскрытие грудной клетки. Разрез хирургическим инструментом. Идеально проделанное иссечение артерий.

Я сделал паузу и посмотрел на сестру Паскаль. Ее сероватая кожа пульсировала на виске. Она поднесла к нему руку.

— Господи! Для чего понадобились все эти ужасы?

— Для того, сестра, чтобы спасти жизнь одному человеку. Сердце Филиппа Бёма пересадили его собственному отцу. Макс незадолго до этого перенес жуткий инфаркт.

— Это чудовищно… просто невозможно…

— Сестра, поверьте мне. Я недавно получил свидетельские показания Мдиае. Они во многом совпадают с тем, что я слышал в Софии по поводу Райко Николича. Эти два установленных факта говорят о том, что мы имеем дело с безумными убийцами, с отъявленными садистами. Их садизм довольно странен, потому что он — я совершенно в этом уверен — позволяет спасать человеческие жизни. Гомун стала жертвой именно таких убийц.

Сестра Паскаль покачала головой, приложив ладонь ко лбу:

— Вы безумец… вы безумец… По поводу малышки Гомун у вас нет никаких доказательств.

— Вот именно, сестра. Поэтому-то вы мне так нужны.

Миссионерка уставилась на меня. Я торопливо спросил:

— У вас есть какие-нибудь познания в хирургии?

Сестра все смотрела на меня, не понимая. Наконец она произнесла:

— Я работала в военных госпиталях, во Вьетнаме и в Камбодже. Что у вас на уме?

— Нужно извлечь тело и произвести вскрытие.

— Вы что, с ума сошли?

— Сестра, совершенно необходимо проверить мои подозрения. Только вы можете мне помочь, только вы можете мне сказать, подвергалось ли тело Гомун хирургическому вмешательству или на девушку действительно напал зверь.

Миссионерка сжала кулаки. Ее глаза отливали металлом: стальные шарики под живыми веками.

— Селение Гомун очень далеко. До него не добраться.

— Нас могут проводить.

— Никто с вами туда не пойдет. И никто не позволит осквернять могилу.

— Мы сделаем все вдвоем, сестра. Только вы и я.

— Это бесполезно. В джунглях процесс разложения идет очень быстро. Гомун похоронили около трех суток назад. К нынешнему моменту ее тело уже не что иное, как отвратительное скопление червей.