Империя волков - Гранже Жан-Кристоф - Страница 31

Валери Раннан хмыкнула.

– Дальше всех ушли канадцы – они начали уже в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом, в одной из клиник Монреаля. Сначала психиатры допрашивали пациентов, страдающих депрессией, заставляя их признаваться в совершенных ошибках и постыдных желаниях. Потом этих людей запирали в полностью изолированной от света комнате, где невозможно было различить ни пола, ни потолка, ни стен. На следующем этапе на «подопытную крысу» надевали шлем наподобие футбольного с вмонтированным микрофоном, через который им в уши передавали обрывки их собственных признаний. Женщины постоянно слышали одни и те же слова, одни и те же – самые мучительные – признания. В перерывах проводились сеансы электрошока и искусственного сна.

Матильда бросила взгляд на спавшую на диване Анну. Молодая женщина дышала неслышно, грудь ее тихонько вздымалась. Валери продолжала:

– Когда пациентка уже не помнила ни своего имени, ни своего прошлого и полностью утрачивала волю, начиналась настоящая обработка. Через микрофон в шлеме передавались приказы и установки, формировавшие новую личность.

Как все психиатры, Матильда, конечно, слышала о подобных злоупотреблениях, но не могла поверить ни в то, что они действительно имеют место, ни – главное – в их действенность.

– Какие результаты были получены? – спросила она бесцветным голосом.

– Американцы сумели сотворить только зомби, русские и китайцы – они использовали примерно те же методики – преуспели больше. После окончания Корейской войны семь тысяч американских военнопленных вернулись домой полностью распропагандированными. Личность этих людей была перепрограммирована.

Матильда потерла ладонями плечи – ей вдруг показалось, что по телу расползается могильный холод.

– Полагаете, исследовательские лаборатории продолжали работать в этом направлении?

– Конечно.

– Какие именно?

Валери насмешливо расхохоталась.

– Да вы и вправду словно с Луны свалились! Мы говорим о военных исследовательских центрах. Армия всего мира работает над проблемами манипулирования сознанием.

– Во Франции тоже этим занимаются?

– И во Франции, и в Германии, и в Японии, и в Америке. Повсюду, где существуют соответствующие технологии. На рынке все время появляются новые продукты. Сейчас, например, много говорят о некоей химической субстанции под названием GHB, стирающей память о двенадцати последних прожитых часах. Вещество называют «наркотиком насильника» – жертва, которую им накачали, ничего не помнит. Я уверена, что военные работают именно в этом направлении. Мозг остается самым опасным оружием в мире.

– Спасибо, Валери.

Собеседница Матильды удивилась:

– Вам не нужны уточнения, список книг?

– Благодарю вас. Я позвоню, если мне что-нибудь понадобится.

29

Матильда подошла к спящей Анне. Осмотрела ее руки, ища следы уколов, но ничего не обнаружила. Взглянула на кожу под волосами – неумеренное употребление болеутоляющих и седативных препаратов вызывает электростатическое воспаление. Никаких признаков.

Она выпрямилась, поражаясь в глубине души, что поверила истории, рассказанной этой женщиной. Черт, да она сама, похоже, сходит с ума… В этот момент она снова увидела шрамы на лбу – три едва различимые черточки на расстоянии нескольких сантиметров друг от друга. Она ощупала виски и челюсти Анны, почувствовав движение протезов под кожей.

Кто это сделал? Как Анна могла забыть о подобной операции?

В первый свой визит молодая женщина упомянула институт, где ей проводили томографическое обследование. Это в Орсэ. В больнице было полно солдат. Матильда помнила, что где-то записала название.

Перелистав страницы блокнота, она нашла нацарапанные в правом углу на одном из листков слова: «Анри-Бекерель».

Матильда схватила бутылку воды из ящика, стоявшего рядом со столом, сделала несколько глотков и, сняв трубку, набрала знакомый номер.

– Рене? Это Матильда. Матильда Вилькро.

Пауза. Неурочный час. Сколько лет прошло.

Удивление… Наконец он отвечает красивым низким голосом:

– Как поживаешь?

– Я не помешала?

– Прекрати, я всегда рад тебя слышать.

Рене Легарек был ее начальником и наставником по интернатуре в больнице в Валь-де-Грас. Армейский психиатр, специалист по поствоенным синдромам, он создавал первые пункты неотложной помощи жертвам насилия и природных катастроф и доказал Матильде, что не всякий человек в погонах – кретин.

– Я позвонила, потому что мне нужна небольшая справка. Тебе знаком Институт Анри-Бекереля?

Легарек ответил не сразу, и Матильда поняла, что он колеблется.

– Да, это военный госпиталь.

– Над чем они работают?

– Изначально – занимались ядерными методиками лечения.

– А сейчас?

Снова секундная пауза. Матильда больше не сомневалась: она влезла туда, куда соваться не следовало.

– Точно не знаю, – ответил врач. – Кажется некоторыми видами повреждений.

– Связанными с боевыми действиями?

– Думаю, да, но я должен уточнить.

Матильда три года работала с Легареком. Он никогда не упоминал при ней этот институт. Поняв, что его поймали на лжи, Легарек перешел в наступление:

– К чему все эти вопросы, Матильда?

Она не стала уклоняться:

– Одна из моих пациенток проходила там обследование.

– Какого рода обследование?

– Томографическое.

– Я не знал, что у них есть «Petscan».

– Томографию делал Акерманн.

– Картограф?

Эрик Акерманн написал когда-то работу о техниках изучения мозга, объединив в ней результаты исследований научных коллективов из разных стран. Книга почти сразу стала универсальным справочником, а сам невропатолог приобрел репутацию одного из крупнейших топографов человеческого мозга. Акерманн путешествовал по этой анатомической области, как по шестому континенту Земли…

Матильда подтвердила. Легарек заметил:

– Странно, что он с нами работает.

Это «с нами» насмешило Матильду. Да уж, армия – это даже не корпорация: семья!

– Ты прав. Я помню Акерманна по факультету. Настоящий бунтарь. Дозорный человеческого сознания, под завязку загруженный наркотиками. Мне трудно представить его сотрудничающим с военными. Кажется, его даже осуждали за «незаконное изготовление».

Легарек хохотнул.

– Может, потому он и сотрудничает! Хочешь, чтобы я с ними связался?

– Пожалуй, нет, но все равно спасибо. Мне было просто интересно, знаешь ли ты об этой работе.

– Как зовут твою пациентку?

В это самое мгновение Матильда поняла, что зашла слишком далеко. Легарек может затеять собственное расследование или – того хуже! – «доложит» вышестоящему начальству. Внезапно мир, описанный Валери Раннан, показался ей более чем реальным. Вселенная, где во имя высших интересов проводятся тайные исследования с непредсказуемыми последствиями.

Она попыталась ослабить напряжение.

– Не бери в голову. Это не так уж и важно.

– Но кто она? – настаивал ее военный коллега.

По телу Матильды пробежал противный холодок страха.

– Я очень тебе благодарна, – ответила она. – Я… Я сама позвоню Акерманну.

– Конечно…

Легарек отступил, и они вернулись к привычным ролям, к небрежному тону, хотя оба понимали, что этот короткий разговор был опаснее минного поля. Она повесила трубку, на прощание пообещав перезвонить и договориться об обеде.

Итак, сомнений быть не может: у Института Бекереля есть тайна, а присутствие в деле Эрика Акерманна только усугубляет глубину загадки. «Бред» Анны Геймз казался Матильде все менее психопатическим…

Она отправилась на личную половину квартиры. Походка – плечи развернуты, руки, сжатые в кулаки, опущены вдоль тела, бедра слегка колышутся, – которую она так долго отрабатывала в молодости, желая подчеркнуть достоинства фигуры, стала теперь второй натурой.

Войдя в спальню, она открыла полированный секретер, украшенный накладками в виде пальмовых листьев и пучков тростника. Работа Мессонье, 1740 год. Отперла ящик ключиком, который всегда держала при себе.