Братство камня - Гранже Жан-Кристоф - Страница 24

– Зачем вы хотели встретиться? – спросила она.

В руках сыщика как по волшебству появилась его знаменитая папка.

– Чтобы сообщить вам новости. Поделиться предположениями.

Ланглуа начал перебирать карточки. Он явно принадлежал к новой школе госслужащих, снобов и умников, отказывающихся признавать господство высоких технологий в повседневной жизни. Из тех, кто превозносит отрывной блокнот или не желает пользоваться мобильником.

– Это дело, – начал он, – средоточие странностей. Во-первых, зверский характер убийства. Невероятная сила киллера при предполагаемом росте около метра шестидесяти. И еще одна загадка. Сугубо анатомического характера.

Ланглуа замолчал, вслушиваясь в пляску дождевых капель на крыше. Диана кивком попросила его продолжать.

– Мы не знаем, как убийца сумел на ощупь найти аорту. Наши эксперты категоричны; даже опытный хирург на такое не способен… – Он снова сделал паузу. – Слишком много «не»… Я решил взглянуть на дело под другим углом и спросил себя: а что, если это какой-то ритуал, техника жертвоприношения, практикуемая, например, во Вьетнаме?

– И что вы обнаружили?

– Сначала ничего существенного. Во всяком случае, в Юго-Западной Азии. Но потом один этнолог из Музея человека переориентировал меня на Центральную Азию – Сибирь, Монголию, Тибет и северо-восток Китая… Я встретился с другими специалистами и узнал, что есть техника, соответствующая методу убийства.

– Что вы имеете в виду? Способ жертвоприношения?

– Нет. Нечто гораздо более прозаичное. Способ забоя скота. Мясник делает разрез под грудной клеткой, запускает туда руку и скручивает аорту.

В голове у Дианы щелкнуло. Рассказ лейтенанта смутно ей напомнил о чем-то.

– По словам консультировавшего меня этнолога, – продолжил Ланглуа, – этот способ повсеместно распространен в Монголии. Он практически бескровный, а в странах с холодным климатом люди бережливы. Кроме того, кровь для них – табу.

– Значит, вы считаете, что убийца родом из Центральной Азии? – В голосе Дианы прозвучали скептические нотки.

– Вполне вероятно. Он мог там бывать, знает обычаи. По словам нашего судмедэксперта, человеческая анатомия не так уж сильно отличается от бараньей.

– Все это кажется мне более чем туманным.

– Мне тоже, – кивнул Ланглуа, – все, за исключением одной детали.

Она повернулась к сыщику. Он протянул ей ксерокопию бланка на немецком языке с логотипом турагентства.

– Рольф фон Кейн собирался в Монголию.

– Что вы такое говорите?

– Берлинский уголовный розыск продолжает расследование в Германии. Они проверили все телефонные звонки доктора. Фон Кейн интересовался рейсами на Улан-Батор, столицу…

– Монгольской Народной Республики.

Полицейский удивленно взглянул на Диану:

– Вы там бывали?

– Нет, знаю только по названию.

– Иглоукалыватель наводил справки о внутренних рейсах в городок на самом севере страны… – Сыщик справился с записями. – Цаган-Нур. Он не успел выбрать только дату отъезда. Вот почему способ убийства может быть ниточкой. Тонкой, но все же…

Ланглуа помолчал, потом спросил мягко, как бы невзначай:

– А вы ничего не хотите мне рассказать? Диана пожала плечами. Дождь слюдяными волнами растекался по ветровому стеклу.

– Нет. Я звонила в приют. Они ничего не знают.

– Это все?

– Я отдала специалистам кассету, где записано пение Люсьена на родном языке. Есть надежда, что они сумеют опознать диалект.

– Отлично. И это все?

Диана вспомнила свою гипотезу о подстроенной аварии и убийце-камикадзе, пробравшемся в ее машину.

– Все, – ответила она.

– Зачем вам понадобились координаты водителя грузовика?

Диана постаралась не выдать своих чувств:

– Хотела с ним поговорить. Рассказать новости о Люсьене.

Сыщик вздохнул. Металлическое потрескивание дождя нарушало установившуюся в машине тишину.

– Людям свойственно игнорировать наш опыт.

На лице Дианы отразилось изумление:

– К чему вы это говорите?

– А вот к чему: думаю, вы ведете собственное расследование.

– Но вы же сами меня попросили, разве не так?

– Не прикидывайтесь идиоткой. Я говорю о расследовании убийства фон Кейна.

– Зачем бы я стала этим заниматься?

– Я начинаю понимать вас, Диана, и, честно говоря, удивлюсь, если такая мысль не придет вам в голову…

Она промолчала.

– Будьте осторожны, Диана, – очень серьезно сказал Ланглуа. – Мы не понимаем и десятой доли этого дела. Сидим на пороховой бочке, которая того и гляди взорвется. Так что не играйте в детектива.

Она кивнула, как послушная девочка. Ланглуа открыл дверцу, и в машину ворвался дождь.

– Следующий обед – за мной, – пообещал он, выходя из машины, и добавил: – Легавые знают лучшие парижские забегаловки. Между прочим, у всех молочных коктейлей разный вкус. Это настоящая школа оттенков.

Диана изобразила веселье:

– Постараюсь быть на высоте.

Ланглуа наклонился:

– Помните: никаких резких движений, никакого детского героизма. Если что-то пойдет не так, сразу звоните. Ясно?

Диана снова улыбнулась, но, когда Патрик хлопнул дверцей, ей показалось, что она осталась одна не в машине, а в гробу.

24

Она смотрела на сына из клубившейся вокруг нее тьмы, и он был для нее светом.

Его перевязали иначе, чем раньше. Слой бинтов был тугим, но не толстым: простая марлевая повязка вокруг головы. Дренажные трубки вынули, очевидно, сегодня же утром. Это означало решающий сдвиг в состоянии ребенка – кровотечение ему больше не угрожало.

Она подвинула кресло ближе к кровати и кончиком указательного пальца погладила лоб сына, крылья носа, контур нежных губ. Диана вспоминала первые вечера, которые они провеливместе: тихим голосом она рассказывала мальчику истории, ласкала его умиротворенное лицо, слушала спокойное дыхание. Она была готова к новым путешествиям по крошечным вершинам и таинственным долам тела Люсьена, с восторгом ощущая биение жизни под бинтами.

Но за одной болью скрывалась другая. Смертельная опасность отступила, и Диану настигли новые терзания. Когда заживает самая опасная рана, у человека начинает болеть все тело. Диану обуревала бес сильная ярость, все ушибы, царапины и гематомы своего ребенка она ощущала на физическом уровне, впервые переживая чужую боль как свою собственную.

Она не могла отделаться от ощущения, что над ней и Люсьеном нависла угроза. Это стало ее навязчивой идеей. Она не сможет уверенно смотреть в будущее, если ей не удастся прояснить эти загадки, потому и договорилась с гипнологом Полем Саше о встрече сегодня, в шесть вечера.

Ее взгляд упал на висевшую на спинке кровати табличку с указаниями о приеме лекарств и температурной кривой Люсьена. Диана оторвала листок миллиметровки с диаграммой и обнаружила, что между одиннадцатью вечера прошедшего дня и десятью утра сегодняшнего температура у ее сына три раза поднималась выше 40 градусов.

Диана схватила трубку настенного телефона и набрала номер Эрика Дагера. Хирург оперировал, и она вызвала сестру Феррер. Через минуту за стеклом показалась ее седая голова. Войдя, она с порога пустилась в объяснения:

– Доктор Дагер попросил меня не говорить вам. Не считал нужным беспокоить.

– Неужели?! – взорвалась Диана.

– Каждый раз температура держалась несколько минут и сразу падала. Это доброкачественная реакция.

– Доброкачественная? Сорок и одна десятая?

– Доктор Дагер считает, что температурные скачки связаны с перенесенным шоком. Косвенное свидетельство того, что метаболизм нормализуется.

Диана наклонилась к Люсьену и нервным движением оправила постель.

– В ваших интересах предупреждать меня о малейших изменениях в состоянии Люсьена. Ясно?

– Конечно. Но поверьте: опасности нет. Диана разглаживала простыни, поправила на себе бумажный халат, потом вдруг разразилась истерическим хохотом.

– Значит, опасности нет? Но доктор Дагер, надеюсь, все-таки со мной поговорит?