Зеркало грядущего - О'Найт Натали - Страница 61

Он неожиданно успокоился и развернулся, чтобы идти. Однако юноша опять железной хваткой вцепился ему в плечо, и глаза его зло засверкали.

– Если ты, жрец, не понимаешь простых человеческих просьб, то вспомни о законах гостеприимства! Или они также ничто для тебя? И разве помощь человеку, что дал тебе кров и пищу, – не твоя святая обязанность?

Почти не слыша его, Ораст пожал плечами. Человек У него за спиной что-то говорил, бормотал, гудел… звуки сливались в неразличимый гул, бессмысленный и далекий. Он видел, как выскользнула из ворот девушка и направилась, не оглядываясь, через луг, к лесу. Не думая, он рванулся за ней. Но тут что-то острое кольнуло его под ребра, Ораст ойкнул, ощутив жгучую боль и, обернувшись, встретился взглядом с глазами Винсента Амилийского. Он чуть не зажмурился – такая ненависть пылала во взоре молодого дворянина. Ораст не выдержал и потупил взор.

– Мой отец ранен, – процедил сын Тиберия, – и ты, пес, пойдешь и поможешь ему, пусть даже мне придется волочь тебя на себе. – В подтверждение своих слов, он сильнее надавил ножом, и Ораст с ужасом увидел, как окрашивается алым его рубаха. – Ты поможешь ему, – повторил юноша, едва разжимая губы. – И горе, если наш лекарь, по возвращении, найдет, в чем тебя упрекнуть! Тогда я собственноручно вздерну тебя на твоих собственных кишках.

Ораст поднял голову. На скулах заходили желваки. В глазах была пустота отчаяния. Он ощутил, как привычное безволие, которое он неустанно выкорчевывал из своей души, вновь прорастает бурным сорняком. Последний солнечный луч исчез за горизонтом, и Ораст усмотрел в этом дурной знак – видно, Огненноликий вновь посмеялся над своим недостойным слугой…

– Я сделаю все, что ты хочешь, – прошептал он чуть слышно.

День клонился к вечеру, и в лесу становилось зябковато. Кутаясь в плащ, подбитый жестким буровато-серым мехом первого убитого им волка – ему было тогда тринадцать зим… Боги, что за охота! – Валерий с угрюмой усмешкой сказал себе, что за годы скитаний, похоже, совсем отвык от прохладного климата родных краев. Да и не только от климата…

Над тем, о чем могли болтать сейчас его кузен с лесной колдуньей, принц Шамарский предпочел не задумываться. Ему в высшей степени наплевать на все их тайны и интриги, сказал он себе, – жаль только, никого больше не удается убедить в этом…

Поразмыслив на свежую голову, он также решил выбросить из памяти все нелепицы, что наболтала ведьма ему самому. Ровно столько же мог бы напророчить любой шарлатан с рыночной площади, да еще куда цветистее и красочнее! Валерию вспомнилось, как давным-давно в их замке в Шамаре – еще мать была жива тогда – появилась старая нищенка-зингарка. Все молоденькие служанки бегали гадать к ней на суженых… и даже с матерью Валерия старуха долго шепталась о чем-то в тиши запертых покоев. Мальчику навсегда запомнилась эта атмосфера предвкушения и тайны, радостные взвизги молоденьких девиц, поджатые губки, ревнивые взгляды исподлобья… На самого мальчугана, сколько он ни крутился вокруг нее, зингарка не обратила ни малейшего внимания.

… Однако в лесу постепенно сгущался сумрак, и Валерию вновь сделалось не по себе – словно некие тайные силы пробуждались вокруг, незримые течения кружились, обволакивая путника, и он ощущал их самой кожей своей. За густыми кронами деревьев не было видно солнца, однако, по тронутой багрянцем листве с западной стороны, он сделал вывод, что время близится к закату. Следовало поспешать. Валерию отнюдь не улыбалось оказаться в незнакомом лесу посреди ночи, да еще в совершенном безлунье. Он даже пожалел, что с ним нет сейчас Нумедидеса. Как бы сильно ни раздражал его кузен в последнее время, – сейчас он был бы рад любому обществу.

Внезапно Валерий насторожился. Инстинкт бывалого воина заставил его напрячься, пристально вглядываясь в просвет между деревьями впереди, чуть левее тропы, где он ехал. Что-то светлое мелькнуло там, на прогалине. Может, дикий зверь? После встречи с Цернунносом он уже не удивился бы ничему. Эх, жаль, обронил где-то кинжал…

Но тут же он расслабился. Последний луч угасающего солнца упал на поляну, высвечивая хрупкий тоненький силуэт. Валерий узнал белое платье, в закатных лучах кажущееся оранжевым, словно языки пламени в камине, и высокую смешную прическу, какие не носили при дворе уже несколько зим, единственной дочери барона Тиберия, и неспешно подъехал ближе.

Она до сих пор не заметила его. Может быть, девица ждет кого-то? Однако удивительные места для свиданий выбирали эти амилийские простушки… Но было что-то еще, что-то неуловимо странное… Он вгляделся получше, и по спине у него невольно побежали мурашки.

Девушка не шевелилась и, кажется, даже не моргала. Она казалась неестественно застывшей, как бы неживой. Лишь чуть заметно поднималась от дыхания высокая грудь. Взгляд синих глаз казался подернутым пеленой, она словно не замечала ничего вокруг. Точно свеча, в ожидании огня…

Валерий тряхнул головой. Чего только не примерещится в лесу под вечер! Наваждение рассеялось. Это была просто юная девушка, невесть как оказавшаяся в лесу. Возможно, ей нужна помощь… Он выехал на поляну.

– Благородная госпожа? Могу ли я чем-то услужить вам?

На звук голоса девушка обернулась, сперва как-то замедленно, словно пробуждаясь от глубокого сна, и вдруг странная перемена свершилась в ней. В глазах вспыхнул огонь, она вся напряглась, точно тетива, дрожь прошла по всему ее телу. Релата – кажется, так ее звали… – преображалась на глазах. Валерию показалось, он присутствует при рождении бабочки из куколки. И он впервые сказал себе, что эта девушка прекрасна.

Глаза ее, огромные, осененные густыми длинными ресницами, – серо-синие омуты, в которых можно было утонуть. Кожа бледная, точно слоновая кость, но нежнее тончайшего кхитайского шелка. Густо-медные волосы, убранные в изысканную высокую прическу, растрепались во время прогулки по лесу, и вьющиеся пряди обрамляли точеное лицо, волнами ниспадая на плечи и приоткрытую грудь. Белое платье тончайшей тафты, отделанное черным немедийским бархатом и кружевом, подчеркивало тонкую высокую талию. Из-под подола виднелась маленькая ножка в золоченой туфельке. Валерий успел еще подумать, до чего мало подобный наряд подходит к таким прогулкам… и тут девушка шагнула к нему.

– О, мой господин! Я искала вас – и вы пришли! Принц чуть не отшатнулся, так он был изумлен этой страстной горячностью в ее голосе, этой радостью. Она подошла совсем близко. И, впервые за долгое время, в присутствии женщины Валерий ощутил смущение. Чтобы скрыть неловкость, он брякнул первое, что пришло в голову:

– Вы заблудились?

И покраснел. Слишком сухо и отрывисто это прозвучало. Зря он так, ведь прелестная дочка хозяина и так, как видно, не в себе. Но, вопреки его ожиданиям, глаза девушки распахнулись в радостном удивлении, и алые губки дрогнули.

– Заблудилась? О, нет. Я ждала вас!

Что-то странное было во всем этом – в этой встрече, в самой девушке, в словах ее, внешне вполне связных, но лишенных какой бы то ни было внутренней логики и смысла… точно она отзывалась не на его речи, но отвечала кому-то внутри себя. И этот взгляд ее… Она смотрела на него, как мог бы смотреть утопающий на единственного своего спасителя. Раньше она была совсем иной. Ни на пиру накануне, ни когда они виделись перед охотой, за завтраком, она почти не обращала на него внимания. Однако кто может понять, что на уме у юной девицы. Они непредсказуемы, точно погода весной, и речи их бессмысленны, как журчание ручейка. Валерию вспомнилось учение жрецов Асуры. Те утверждали, что женщина, не познавшая мужчины, лишена собственной души, – и лишь первый ее возлюбленный, словно на девственном воске, оставляет отпечаток своей. Почему-то эта мысль привела Валерия в странное возбуждение.

Он так давно не знал женщины…

Под копытом коня что-то хрустнуло. Валерий спешился и увидел валяющуюся на палой листве статуэтку – миниатюрное изображение той девушки, которая стояла перед ним. Он с недоумением взглянул на Релату – зачем ей понадобилось таскать в лес, в вечерний час, свои изображения, даже столь искусные. Но девушка, казалось, не замечала ничего вокруг, а смотрела, не отрываясь, на принца.