Зеркало грядущего - О'Найт Натали - Страница 26

Мальчик слушал безумного ювелира вполуха, нервно оглядываясь по сторонам – не приведи Митра, кто-нибудь пройдет мимо и заметит их.

«Послушай, Валерий, – наклонился к нему старик, и юный принц приосанился: не часто взрослые величали его полным именем. – Послушай, Валерий, мне нет дела, как талисман попал к тебе и почему ты прятал его за пазухой, как ярмарочный воришка, укравший булку. Я никому не расскажу о том, что встретил тебя, но ты должен хотя бы ненадолго одолжить мне эту штуку… – Он облизнул острым языком пересохшие губы. – Клянусь Митрой, я ничего не сделаю с ней, только перенесу углем на дощечку ее божественные очертания, потому что не смогу умереть спокойно, не бросив вызов колдовскому искусству древних. Я должен доказать себе и всем остальным, но в первую очередь себе, что мой резец ничуть не хуже валузийских. Сделай это для меня, и я навек благославлю твою щедрость и великодушие, и буду перед тобой в неоплатном долгу».

Мальчик, радуясь про себя, что все обернулось так хорошо, согласно кивнул.

«Только не выдавай меня, Жамес, – срывающимся голосом сказал он. – Ты можешь до вечера держать ее при себе, но умоляю, не говори ничего Ее Величеству, и всем остальным».

«Хорошо, – серьезно ответил старик. – Я буду нем как карп, что плещется в прудах Валенза, и тотчас забуду, что встретил тебя здесь. Приходи ко мне вечером, и ты получишь Оберег Кулла целым и невредимым».

Весь день Валерий был сам не свой. Ему казалось, что все знают о том, что он выкрал амулет из кипарисового ларца, и оттого он нервничал, отвечал невпопад, а за обедом был так неловок, что пролил соус на камзол, и, вставая из-за стола, опрокинул тяжелый стул. Но вот наконец наступил долгожданный вечер, и мальчик крадучись пробрался в мастерскую художника.

Жамес работал в небольшом павильоне, находившемся в глубине парка. Когда-то это строение служило сластолюбивым предкам Валерия для тайных свиданий, но затем о нем позабыли, и так продолжалось до той поры, пока в замке не появился ювелир, который облюбовал уединенный домик и сделал из него мастерскую.

Жамес сидел за огромным дощатым столом, заваленным бесчисленными набросками. Перед старым ювелиром стоял глиняный кувшин с вином, и он не забывал подливать себе щедрой рукой драгоценную влагу. Увидев принца, он рыгнул и пошатываясь приподнялся, держась рукой за стол, чтобы не потерять равновесие.

«Приветствую тебя, мой до-дорогой Валерий. – Он скорчил потешную гримасу, отчего-то высунул язык и, дыхнув по-собачьи, пьяно захрюкал, что должно было изображать смех. – Ты не пред-д-дставляешь, как я благодарен тебе. Не подумай, что хмель ударил мне в голову. Я сов-в-вершенно трезв. А благо-го-дарен я тебе не за то, что ты одолжил мне эту безделицу, – Он кивнул в сторону талисмана, покоившегося на чистой льняной тряпице, – а за т-то, что помог понять Жамесу, что он бездарь… Да, мой юный друг, я бездарь, ничтожество, жалкий мазила, которого обошел даже кривой Илений, хоть он и кривой, да видит одним глазом лучше, чем я д-д-двумя. Потому что я не смог…»

Видя непонимание в глазах принца, он плюхнулся на стул и налил себе еще вина.

«Все это мертвечина. – Он обвел руками бесчисленные рисунки валузийского Оберега. – Ничего стоящего. Я не могу… – Он захлюпал носом, – …не могу даже приблизиться к этому совершенству. Сколько ни пытался я изобразить языки солнечного пламени, п-п-посмотри, какой божественный изгиб, у меня ничего не вышло. То, что там блестит и струится, у меня получается вислым и вялым, словно это не лучи светила, а скользкие, протухшие водоросли. Я могу сделать точную копию, но она будет также походить на оригинал, как статуя на живого человека. И я не ж-ж-желаю этого… Жамес не жалкий ремесленник, Жамес – мастер, но перед руками, лапами, щупальцами, или что там было у этих, Эрлик их разбери, безвестных мастеров, я так же ничтожен, как пылинка перед горным кряжем».

Он заплакал и уронил голову на стол.

Валерий осторожно подошел к старому художнику, стараясь не угодить сапожком в лужи олифы, и робко погладил по волосам, пахнущим льняным маслом и красками.

«Не плачь, Жамес. – Ему действительно было жаль старика. – Ты великий мастер, просто надо еще немножко постараться и не стоит отчаиваться. Хочешь, я для тебя опять возьму талисман, не сейчас, потом как-нибудь, после – и принесу тебе, чтобы ты мог еще попробовать… Хочешь?»

Жамис покачал головой, вытирая пьяные слезы, и широким движением руки смахнул со стола плоды своей работы. Сосновые дощечки застучали о пол, словно крупные градины.

«Нет, мой мальчик. Я не смогу сотворить ничего подобного, рисуй я его хоть сто зим подряд. Оставь меня, принц, не трать время на больного бездарного старика. Я лучше пропущу еще стаканчик и пойду навещу пухленькую Фильету, что служит на кухне – она уж как-нибудь сумеет утешить меня…»

Когда Валерий наконец добрался в уголок сада, где они с Нумедидесом условились о встрече, уже смеркалось. Священный оберег он повесил на шею – на тот случай, если кто-нибудь встретится ему по дороге. Кузен уже нетерпеливо переминался с ноги на ногу, начиная терять терпение. Увидев брата, он накинулся на него:

«Ну, где ты бродишь?! Видишь, солнце уже садится. Пора идти в деревню».

На Нуми были новехонькие кожаные латы: он похвастался, что их подарил ему один боссонский вельможа, приятель его отца; в руке уверенно сверкал отточенный жайбарский нож, на спине красовался ребяческий лук с натянутой тетивой, – пришлось ограничиться таким: слабым мальчишеским рукам не под силу натянуть тетиву взрослого лука или повернуть рычаг арбалета; на бедре висел мягкий колчан с острыми стрелами. Валю досталась огромная неуклюжая рогатина, второй нож, поплоше, со слегка выщербленным лезвием, – ну ладно, Нуми, ладно, потом тебе это вспомнится… – а его синий бархатный костюм годился скорее для прогулки, чем для охоты.

Нумедидес оценивающе посмотрел на Валерия и презрительно хмыкнул: «Эх ты, вояка, вырядился, как на праздник. Что ж, придется тебе быть моим оруженосцем. Договоримся так: отдашь мне амулет – эта вещь для благородного месьора! – а за это я дам тебе стрельнуть в оборотня из лука».

Мальчику очень хотелось пострелять, но он нахмурился, поджал губы и отрицательно покачал головой, – еще не хватало! Столько пережить из-за этого талисмана, чтобы теперь отдать этому выскочке, – ничего не выйдет. Пусть у него нет таких красивых кожаных лат, как у брата, зато есть кое-что получше. Недаром Нуми завидует оберегу. Завидует, завидует, только показать не хочет…

Уже смеркалось, когда они вышли на лесную поляну, неподалеку от Пайсонии. Свет в деревенских домиках был погашен, кругом царила тишина, лишь порой из овчарни Доносилось блеяние барашков, да мельничное колесо шлепало лопастями по воде. Чувствовалось, что крестьяне сидят сами не свои от испуга, замкнув ненадежные засовы и вздрагивая от каждого шороха, в котором им чудится осторожная поступь свирепого оборотня.

Мальчики остановились и положили свой охотничий скарб на траву. Становилось прохладно. Валерий поежился – охота, представлявшаяся простой и удачливой в теплых дворцовых покоях, теперь уже таковой не казалась. Мальчик задумался, а как собственно им удастся выманить волколака из чащи, и, словно в ответ на одолевавшие его сомнения, услышал под ухом горячий шепот Нумедидеса:

«Послушай, Валь. Надо сидеть здесь. Оборотень увидит нас и не захочет идти в деревню. Зачем ему туда идти, когда вот мы тут, сами просимся ему на ужин. Давай так, ты останешься на поляне и будешь приманивать волколака. Будь настороже, в случае чего, постарайся ударить его рогатиной. У тебя амулет – он не сможет укусить тебя. А я спрячусь в засаде, за деревом и буду стрелять, как только он появится. Не бойся, я метко стреляю и сразу уложу нежить наповал».

С этими словами принц деловито наложил стрелу на тетиву и скрылся в сумерках. Валерий остался один, и ему вдруг стало страшно, он почувствовал, как соленый ком слез подступает к горлу, но сжал зубы и запретил себе распускать нюни. Прошло немного времени, и мальчик начал успокаиваться. Вокруг было по-прежнему тихо, лишь комары зудели над головой, и вроде бы ничего не предвещало появление свирепой нечисти.