Год любви - Томас Рози - Страница 97

– Тебе нужно обсохнуть, – это прозвучало дико неуместно, она подумала, что, наверное, больше ничего не сможет сказать вообще, и они так и будут молчать.

Лучше бы она ничего не говорила! Том сказал:

– Я не должен был позволять ему идти к реке. Это моя вина.

Казалось, эти слова вертятся у него в голове уже несколько часов. Элен крепче сжала его руки.

– Ты не должен себя винить.

Том поднял голову, и Элен внутренне сжалась – такая в них сквозила печаль.

– Разве?

– Оливера нельзя было удержать. Мы с тобой оба это знали.

Том тяжело поднялся со ступенек, они посмотрели друг на друга. Напряжение между ними все возрастало – сказывался ужас этой ночи и страх, что случившееся все изменило.

– И что теперь? – спросил Том почти шепотом. Элен понимала, что ничего другого она ответить не может, но все равно каждое ее слово прозвучало словно удар похоронного колокола.

– Я сейчас не могу оставить Дарси. Короткие, холодные, скованные фразы…

– Не сейчас. Я ведь ему нужна.

– А мне нет?

Том совершенно переменился внешне. Он ссутулился, его самоуверенность исчезла, лицо стало серым и измученным. Элен сделала шаг ему навстречу, пытаясь его утешить, но он отверг ее утешения.

– Ну, так что?

Он не принимал никаких отговорок. Это было не в стиле Тома.

– Я не думаю, что ты во мне нуждаешься так же, как он.

Эта жестокая правда разрывала ей сердце. С одной стороны, жалость, уважение и нежность, с другой – любовь. Мучительная, настоящая любовь, от которой ей никуда не деться…

Но как я могу причинить Дарси боль в такую минуту? И в то же время… если не сейчас, то когда?

Ее охватили растерянность и боль. Элен видела, что Том уходит от нее. Он направился к двери, обогнув то место, где лежали носилки, накрытые красным одеялом.

Элен охватила паника.

– Погоди! – крикнула она ему вслед. – Том, я люблю тебя!

Он не остановился и даже не оглянулся.

– Мне так не кажется.

Дверь распахнулась и резко захлопнулась, в этом была какая-то обреченность.

– Том! – закричала Элен. – Том!

Ответом ей была гробовая тишина, Элен почувствовала, что дом давит на нее, мрачный, потрясенный разыгравшейся трагедией… Где-то лежал мертвый Оливер. Он был один среди чужих людей. Он ушел, а маленькие драмы, волновавшие их мирок, продолжались. Как будто это имеет какое-то значение… Элен захлестнула волна жалости.

Она пошла вверх по лестнице, прошла по пустому коридору. Легла на кровать и уже не стала сдерживать слезы… она оплакивала своего друга, рыдания накатывались длинными волнами, потом, наконец, первый прилив горя отступил назад, и Элен погрузилась в пучину усталого забытья.

Позднее в тот же день Дарси вернулся назад. Он был спокоен и очень ласков, словно не у него, а у нее погиб брат. Она смотрела, как он стоит у окна, отодвинув занавески, чтобы можно было хорошенько разглядеть позолоченный солнцем фасад Крайст-Черч. Ослепительно-ясный день резко контрастировал с тем мраком, который был у них в душе. Занавески целый день были задернуты, в комнате стояла духота.

Они говорили очень мало. Элен даже казалось, что она не знает этого нового Дарси, бледного от потрясения, однако уже совсем не застенчивого. Заботы по устройству… ну, всего, что полагается в подобных случаях – Элен избегала страшного слова «похороны» – похоже, целиком легла на его плечи, и он достойно с этим справлялся.

Дарси сказал Элен, что еще будет произведено вскрытие тела и проведен опрос свидетелей, но он уже поговорил с коронером, и уверен, что они напишут в графе «причина смерти» – «несчастный случай». Похороны решено было не откладывать.

– Отпевание будет в церкви Мера, – сказал Дарси. – Как ты думаешь, многие из друзей Оливера захотят прийти?

– Я думаю, все, – ответила Элен.

«Мы все любили его, – вновь мелькнула у нее мысль, – каждый по-своему».

– Дарси, – отважилась спросить она, – а как твои родители?

Она позабыла про свою антипатию к лорду и леди Монткалм – настолько ей было их жалко.

– Они убиты горем. Особенно моя мать.

Элен прекрасно это понимала. Обожаемый, загадочный, своенравный Оливер, запечатленный на множестве фотографий, вставленных в серебряные рамки, покинул их. А ведь он был кумиром для родителей, несмотря на все свои недостатки. Элен посмотрела на неприметное лицо Дарси, который всегда предпочитал держаться в тени, и вспомнила, как часто ее злило то, что его родители так холодно к нему относятся.

Теперь, когда разыгралась эта трагедия, Дарси показал, что он тоже чего-то стоит. К симпатии, которую Элен всегда испытывала к нему, прибавилось еще и уважение.

Дарси подошел к Элен и, сев рядом, крепко сжал ее пальцы.

– Я его плохо знал, – с грустью сказал он. – Мы никогда не понимали друг друга. Но недавно, совсем недавно я почувствовал, что мы полюбили друг друга. Как обычно бывает между братьями, – в его улыбке сквозили тоска и желание поделиться своими переживаниями. Дарси хотел, чтобы Элен поговорила с ним об Оливере. – Пожалуй, ты знала его гораздо лучше, чем я.

– Пожалуй, – Элен не могла говорить на эту тему, не упоминая про то, что могло сегодня его ранить.

Они снова погрузились в молчание. Дарси, надежный Дарси, был так близко, но Элен никогда еще не ощущала такого неизбывного одиночества.

«Как же мы все одиноки! – подумала она. – И насколько непрочны самые, казалось бы, крепкие узы!»

Голова у нее шла кругом, Дарси вдруг стал совершеннейшим незнакомцем, а ее огромная любовь к Тому на поверку оказалась миражом… Хотя нет… Это неправда! Она любит Тома всей душой. И все же она отвергла его ради того, чтобы сидеть теперь рядом с Дарси, ибо она считает, что так надо.

Надо?

По иронии судьбы, Дарси оказался сильнее всех. Элен чувствовала, что в результате разыгравшейся трагедии она больше ни на что не способна, кроме как причинять окружающим боль. А что произошло с Томом? Элен с тоской вспомнила о нем и поняла, что сейчас уйти к нему невозможно. Может быть, он вернется сам? Даст ей еще один шанс? Вдруг у нее осталась еще какая-нибудь возможность, не только возможность сидеть тут, рядом с совершенно незнакомым человеком, по имени Дарси, и сравнивать его с Томом? Бесконечная череда невольных сравнений мелькала в ее голове. Взять хотя бы руку, державшую сейчас ее пальцы… Она такая тяжелая и грубая по сравнению с выразительными руками Тома, с его подвижными пальцами…

«Прекрати! – приказала себе Элен. – О, прекрати!»

Дарси смотрел на нее со все возрастающей решимостью.

– Хочешь я отвезу тебя куда-нибудь поесть?

– Вряд ли мне сейчас кусок полезет в горло, – безжизненно откликнулась Элен.

Дарси с душераздирающей нежностью положил руку Элен на колено ей.

– Тогда я поеду назад в Монткалм, – сказал он. – Мне надо немножко побыть с мамой.

Элен кивнула, опять отгоняя подступившие к глазам слезы. А то вдруг Дарси заметит их и останется? Ей гораздо легче, когда она одна…

Может быть, Том это понимал?

Он ни разу не пришел, хотя Элен ждала его, задыхаясь от духоты, каждый день перед похоронами. В Фоллиз-Хаусе был такой спертый воздух, что было почти нечем дышать. Элен и Хлоя ни с кем, кроме Дарси, не виделись. Если Пэнси и горевала, то горевала одна и где-то вне дома, поскольку комната ее всегда была заперта, и в ней не горел свет. Одиночество сблизило Элен и Хлою, они так подружились, что у них уже не было секретов друг от друга.

– Ты ведь не хочешь выходить за него замуж, правда? – спросила Хлоя Элен однажды в самом начале бессонной ночи. И скорее догадалась, чем увидела, что Элен кивнула. – Это из-за Тома, да?

– Неужели это так видно? – пробормотала Элен. Она сидела, уткнувшись лицом в поднятые колени. – Дарси не должен узнать… Ни в коем случае не должен!

– Ах, Элен! А ты уверена, что он не знает?

«Я была уверена, – подумала Элен. – Но теперь я уже ничего не знаю…»