Год любви - Томас Рози - Страница 87

«Надо же! Лорд Оливер Мортимор выглядит как небритый архангел», – подумала она и легонько вздохнула.

– Можете начинать. У вас в запасе три часа.

Экзаменатором был пожилой профессор, семенящую походку которого Оливер когда-то с удовольствием передразнивал. Теперь Оливер перевернул листок, не глядя на преподавателя, и просмотрел список вопросов.

Все они были для него пустым звуком. Оливер снял с ручки колпачок и написал в нужном месте «Оливер Мортимор (лорд)». Его собственное имя и титул, казалось, насмехались над Оливером. Он уставился на пустой белый лист, неприятное чувство отчуждения от мира медленно сменилось нахлынувшим сожалением, таким сильным, что Оливер чуть было не замахал руками, пытаясь его стряхнуть.

Дело было не в экзаменах. Его отец вел себя точно так же, но к нему всегда относились одобрительно, чуть ли не аплодировали, считая его забавным шалопаем. Нет, все было серьезнее… Оливер чувствовал, что его затягивает, засасывает бесплодная морская пучина, а он не в силах с этим бороться. Его душила бессмысленность жизни.

Он подвинул поближе предусмотрительно оставленный на столе кусок промокашки и написал черными чернилами, жирно выводя каждую букву:

– Какого черта я с этим связался? Потом приписал внизу:

– Все, хватит.

Потом надел на ручку колпачок, скомкал бумагу и вышел из аудитории. Вышел, не обращая внимания на ухмыляющегося преподавателя.

Тихая девушка провожала его глазами, в которых виноватое восхищение сочеталось с благоговейным трепетом.

13

Это было похоже на марафонский бег.

Элен чувствовала себя как атлет, который не щадит себя, рассчитывая на то, что вот-вот у него откроется второе дыхание. Как только очередной экзамен оказывался позади, она тут же нацеливалась на предстоящий. Элен находилась в приподнятом состоянии, уровень адреналина в ее крови был постоянно повышен. И хотя она почти не отваживалась себе в этом признаться, все у нее шло чудесно. Каждый ответ, казалось, брался из воздуха и был сжатым, но исчерпывающим. Сколько у нее было идей и озарений, какие длинные цитаты она приводила, даже не подозревая, что она все это помнит! Целую неделю она бежала по этому черно-белому экзаменационному туннелю. Это был мир, в котором лишь сухо шелестели экзаменационные листки и ее ручка скользила по бумаге, исписывая страницу за страницей. Элен оживала в тишине аудиторий, не слышала кашля соседей, их сосредоточенного сопения и бодрых инструкций преподавателей.

Между экзаменами она спала, забывалась благодатным сном без сновидений, ела одна, стараясь держаться подальше от людей, и гуляла вдоль берега реки, думая о следующем экзамене.

Это была самая длинная и самая короткая неделя в ее жизни. Ей казалось, что она уже бог знает сколько времени живет так, и при этом она сожалела, что это заканчивается, не успев толком начаться. И вот настал последний день, и Элен прошла по черно-белому кафелю к длинному ряду столов в последний раз… Она была слегка удивлена, увидев вокруг серые, измученные лица. Не может быть, чтобы она тоже так выглядела! Перед ней лежал текстом вниз знакомый продолговатый листок с вопросами и пустая тетрадь для ответа. Вот оно… вот он, конец!

Мимо нее прошелестела черная мантия экзаменатора, и что-то заставило Элен поднять глаза. Перед ней стоял Стефан. При виде него в душе Элен всколыхнулись вытесненные воспоминания о том, что происходило там, за стенами аудитории, но она усилием воли отогнала их. Нет, пока не время. Сперва покончи с этим.

– Можете начинать…

Стефан вынул большие пальцы рук из складок мантии и пошел к своему столу, стоявшему на помосте. Усевшись, он развернул «Таймс» и лениво принялся за кроссворд. Обычно он любил следить за студентами на экзамене. Его забавлял контраст между тем, что он целых три часа бьет баклуши, а студенты буквально выбиваются из сил. Но сейчас пустые клетки кроссворда расплывались перед глазами, а в голове опять зазвучал монотонный мотив.

Пэнси. Пэнси… Где она? Что сейчас делает? Пэнси ускользала от него, а он ничего не мог с этим поделать и был в ярости. Стефан чувствовал себя пожилым, нездоровым человеком, и вдобавок его мучило сознание собственной вины. Контрапунктом основному мотиву всегда звучала тема Беатрис. Дом, дети, семья… Затем опять Пэнси, ее шелковистая кожа, маленькие твердые груди и дразнящий призыв в ее глазах. Стефан снова скорчился, почувствовав, что в него вонзили острый нож. Пытаясь развеяться, он пошарил глазами по рядам, глядя на склоненные над столами головы. Ни одной такой же ослепительно-светловолосой головки, как у Пэнси! Никто не умеет вести себя с таким игривым изяществом… Стефан подошел к Элен и немного понаблюдал за ней. Она писала, не налегая яростно на перо, как другие, а плавно, уверенно водя ручкой по бумаге. Стефан представлял себе ее рассудительные, уравновешенные высказывания. Для него она, конечно, недостаточно темпераментна и слишком правильна, но вообще-то она умная девушка. Странная подобралась в Фоллиз-Хаусе троица. Пэнси и ее друзья. Пэнси…

Для Стефана эти три часа тянулись целую вечность.

И вот наконец:

– Все, заканчивайте.

Элен дописала последнее предложение и откинулась на спинку стула. Внезапно ее пальцы, руки и все тело словно налились свинцом. Она поднялась на ноги и, словно робот, пошла к столу экзаменатора, чтобы сдать работу. Поглядела на Стефана – и с трудом его узнала. Его лицо избороздили морщины, на плечах белела перхоть. Постепенно Элен начала осознавать, на каком она свете.

«Люди… Снова эта кошмарная реальная жизнь», – вздохнула она.

Толпа вынесла ее из экзаменационного зала и понесла по коридорам на улицу. Было пять часов дня, июнь подходил к концу. Солнце припекало голову, все вокруг поздравляли друг друга, толкались и подносили ко рту зеленые бутылки шампанского с золотыми этикетками. Мир Элен снова расцветился красками, словно старое, очаровательное, черно-белое кино подошло к концу. Она пошла вперед, сперва неуверенно, а потом резко побежала вниз по ступенькам. Элен вертела головой, прекрасно понимая, что ей хочется увидеть одного-единственного человека.

Том схватил ее и привлек к себе.

Том был в джинсах и белой рубашке; загорелый и улыбающийся, он ждал ее. Она увидела пуговку на его воротнике, знакомую линию подбородка, руку, протянутую к ней… Он развязал черную ленточку шейного воротничка и взял из одеревеневших пальцев Элен черный академический головной убор.

– Ну, все позади, – ласково сказал он. – Теперь пошли со мной.

Элен двинулась вслед за Томом, не отрывая от него глаз, словно боялась, что он исчезнет. Его машина стояла совсем рядом – на булыжной мостовой Мертон-Лейн. Они быстро проехали по улочкам, на которых царила духота, и выбрались за город. Том вел машину по дорожкам, обсаженным кустами боярышника, которые почти сплетались ветвями у них над головой, а затем поехал по склону большого холма. Наконец он остановился у ворот, в которые упиралась вязовая аллея. Том откинул крючок на воротах и впустил Элен внутрь. Касаясь друг друга плечами, они вышли на пологий склон, поросший травой. Внизу протекала Темза, на влажных голубовато-зеленых берегах желтели пятна цветов, а посередине тянулась река, похожая на тускло-серебристую ленту. В отдалении виднелся Оксфорд – серый массив, в центре которого немыслимо ярко блестело золото.

– Ну, как тебе такая перспектива? – спросил Том, и в его голосе звучал затаенный смех.

Элен восхищенно вздохнула.

– Потрясающе. Очень красиво и далеко отсюда. Том захватил с собой корзину. Теперь он вынул ее содержимое: бокалы для шампанского, такие хрупкие и элегантные, забавно смотрелись в густой траве; еще Том достал малину, лежавшую в гнездышке из листьев, горшочек густой желтоватой сметаны и бутылку шампанского, покрытую бусинками холодных капель. Когда он наполнил бокал Элен, она обратила внимание на то, что шампанское розовое и пахнет цветами и фруктами, как и сам этот чудесный летний день.